— Это может и не произойти, — сказал я, чтобы подбодрить его, потому что я пил виски.

Тогда он посмотрел на меня. Показалось, что в его глазах на мгновение мелькнула надежда, потом она исчезла.

— Тебя это волнует? — спросил он.

— Волнует. Это и мой мир тоже. Теперь.

Он отвернулся.

— Не понимаю я тебя, — выговорил он наконец. — Да и остальных, коли на то пошло…

Мне думалось, что я понимал, хотя вряд ли кому от этого было легче. Все мои эмоции в эту минуту заключались в их отсутствии.

Я ждал. Я не знал его настолько хорошо, чтобы понять, почему он должен реагировать иначе, чем все остальные, и это для меня осталось невыясненным. Однако, он сказал еще одну вещь, которая мне запомнилась.

— …Но, по-моему, всех надо бы упрятать куда-нибудь, пока они не научатся вести себя, как следует.

Банально, смехотворно и абсолютно невозможно, разумеется. Пока, во всяком случае.

Разлив остатки спиртного на две неразбавленные порции, я поторопил его на его пути к забвению, немного сожалея, что больше совсем ничего не осталось, и я не мог последовать за ним.

Вот, вот, и потом: Там…

(Звезды). (Из туннеля под небесами и вниз).

(Вход). (Сливающиеся огни и гром).

(Облака). (Песнь воздуха). (Незримые щупальца материи).

(Облака облака) (Вспышка N1/N2/N3). Привлекать озна спер— анца гол ч'

за— ваться?

…были вспышки, разрезающие небо, словно ножницами молний. Несмотря на защиту и мою отдаленность от взрывов, меня швыряло, как волан. Я подался вперед в своем боевом скафандре, оставив компьютеру разбираться со всеми помехами, но сохраняя готовность перейти на ручную работу, если возникнет необходимость. Алво вспыхивала подо мной слишком быстро изменяющимся зелено-коричнево-серо-голубым узором, чтобы я мог различить подробности до тех пор, вероятно, пока у меня не будет времени просто сидеть и разглядывать ее. Но я не ощущал особого напряжения, наматывая мили внутри себя, уничтожая расстояние, продираясь сквозь его грохот. Чтобы сделать дело так быстро, как это теперь казалось необходимым, не следовало терять время на тонкости восприятия. Система внутренней охраны Доксфорда была слишком надежной и требовала не менее, чем многолетней военной кампании по проникновению внутрь. У Стайлера была превосходная защита, но мы ничего другого и не ожидали. Поэтому было решено, что наибольшие шансы на успех имеет внезапный выпад, стремительная атака, сметающая все на своем пути.

Он должно быть засек меня почти сразу после моего появления в окрестностях Алво. Я недолго дивился техническому чуду, обнаружившему меня, пока мчался, теперь уже низко, устремляясь к служебному комплексу, где размещалась его штаб-квартира, но меня интересовало, о чем думал и что чувствовал Стайлер, когда он впервые заметил меня. Как долго ждал он этой атаки? Что может знать о ней?

До сих пор я уворачивался или выдерживал все, что он швырял в меня, мои собственные боевые системы готовы были вступить в игру в любую секунду. Я рассчитывал по крайней мере начать свою атаку с воздуха.

Треск, свисток, звуки тяжелого дыхания. Ожило мое радио. Этого я не ожидал. На данном этапе чья-либо попытка угрожать мне или обхаживать меня, представлялась чем-то вроде упражнения в тщетности.

Однако «Неопознанный корабль и т.д., вы проходите над запретной тем-то и тем-то. Приказываю вам…» не последовало.

Вместо этого я услышал:

— Энджи Ангел, добро пожаловать на Алво. Находите ли вы познавательным свой краткий визит?

Итак, он знал, кто я. И это говорил сам Стайлер. В ходе своей подготовки я много раз слышал его голос и видел его изображения. Мне пришлось заставить своих учителей убрать программное сопровождение, заключающееся в поношении этого человека, что являлось частью ознакомительных занятий, потому что это отвлекало меня. Им оказалось трудно поверить, что я не чувствую необходимости ненавидеть этого маленького, бледноглазого человечка с пухлыми щечками и в чалме, прикрывающей выводы вживленных навечно имплантов. «Конечно, это пропаганда, — говорили они, — но это поможет вам, когда придет время». Я медленно покачал головой. «Мне не нужны чувства, которые помогали бы мне убивать, — сказал я им. — Они даже могут помешать». Им пришлось смириться с этим, но было ясно, что они не поняли.

Итак, он знал, кто я. Удивительно, но едва ли унизительно. Огромные объемы текущей информации систематически загружались в его компьютерный придаток, а сам он был предположительно наделен глубоким, до известной степени ошеломляющим умом, дополняемым творческим воображением. Итак, хотя я чувствовал, что он строит догадки, это была, без сомнения, очень обоснованная догадка, и конечно, точная. Впрочем, я не видел основания для беседы с ним, или, в данном случае, чтобы не беседовать с ним. Для меня это не составляло никакой разницы. Слова ничего не могли изменить.

Тем не менее:

— Это будет краткий визит, — настаивал он. — Вы здесь не задержитесь.

Какая-то вспышка, подобно молнии, прорвала темное облако впереди (мимо) позади меня. Корабль тряхнуло, затрещали какие-то схемы, волна помех поглотила несколько слов Стайлера.

— …не первый, — сказал он. — Очевидно, никто из других…

Другие? Он мог подбрасывать это, просто надеясь вывести меня из душевного равновесия. Но именно об этом я не думал. Пол никогда не говорил мне, что я первым совершаю эту попытку. В общем, если подумать, вероятно, что я не первый. Хотя это не беспокоило меня, меня действительно заинтересовало, сколько могло быть этих других.

Неважно. Современная молодежь. Они, может быть, нуждались в этом самом «промывании мозгов», им требовалось развивать в себе ненависть, чтобы облегчить задачу. Их дело. Их похороны. Не мой вариант.

— Ты все еще можешь прекратить это, Ангел, — сказал он. — Приземляй свой аппарат и оставайся при нем. Я пошлю кого-нибудь забрать тебя. Ты будешь жить. Что скажешь?

Я хмыкнул. Он, должно быть, расслышал это, потому что сказал:

— По крайней мере, я знаю, что ты там. Твое нападение тщетно не по одной причине, по многим. Кроме того обстоятельства, что у тебя нет шанса преуспеть, что ты безусловно погибнешь и очень скоро, устранены основания для того, чтобы ты вообще совершал эту попытку.

Потом он замолчал, словно ожидая, чтобы я сказал что-нибудь. Напрасно.

— Не интересно, а? — сказал он тогда. — Теперь в любой момент моя атака прорвет твой защитный экран. КОЗА никак не может знать, чем я усовершенствовал оборонительную систему со времени их предыдущей попытки.

Последовала серия оглушительных взрывов. Однако, и из этого я вышел без потерь.

— Все еще там, — отметил он. — Хорошо. У тебя по-прежнему остается шанс передумать. Я бы хотел, чтобы ты выжил, мне очень интересно побеседовать с человеком, вроде тебя, из другого времени, с твоим прошлым. Как я уже сказал, есть и другие причины, кроме непреодолимых препятствий, чтобы бросить все это. Я не знаю, что ты мог, или не мог слышать, — насколько мне известно, некоторое время ты был оторван от мира, но истина заключается в том, что была война, и я полагаю, с технической точки зрения, она все еще продолжается. По полученным мной сообщениям Земля сейчас находится в очень плачевном состоянии. Наши с тобой работодатели понесли очень тяжелый урон. В общем и целом, я полагаю, в настоящий момент оттуда нами командовать некому. Руководствуясь этим мне видится более необходимым спасение оставшегося от наших организаций, чем продолжение нашего конфликта. Что ты скажешь?

Конечно, я ничего не сказал. Я не имел возможности проверить сказанное им, а он не имел возможности доказать мне ничего, пока я не пожелаю приземлиться и взглянуть на то, что он смог бы предложить мне в качестве доказательства, но об этом, естественно, не могло быть и речи. Итак, оснований для беседы на этот счет не было.

Я расслышал его вздох сквозь журчание помех.

— Ты полон решимости убивать, — сказал он потом. — Ты думаешь, что все, мной тебе сказанное, носит, по существу, исключительно эгоистический характер…