— В каком месте? Очень важно, чтоб я наверное знал, где оно будет находиться.

— Мы встретимся, милый сеньор, около небольшой горы, называемой Зимний Костер; запомните хорошенько это название.

— Будьте покойны, у меня хорошая память.

— Теперь желаю удачи! Еще раз благодарю за драгоценную новость, которую вы мне сообщили. Как можно скорее возвратитесь в лагерь, который еще далеко; мне же только несколько шагов пройти. Через два дня, в этот же час, мы встретимся. Прощайте!

Они пожали друг другу руки, вышли из пещеры и пошли по разным направлениям.

Когда Валентин вернулся в свой стан, дон Пабло все еще спал, и, понятно, никто и не подумал сменить его, он все еще считался на часах.

Валентин тихонько ударил по плечу.

Молодой человек вздрогнул, приподнялся и, протирая глаза, вскрикнул:

— Что такое? Что случилось?

— Ничего, — сказал ему Валентин. — Только вам очень нехорошо тут спать, вы замерзли. Пойдите лягте к огню.

— Я действительно заснул, — сказал молодой человек, — я так устал, что не мог побороть сна. Простите, мой господин!

— Да, вы в слишком трудной школе; пойдите отдохните, дон Пабло, и позвольте мне стать за вас на караул.

— О, теперь я уже проснулся и больше не засну.

— Очень может быть; но завтра, если не отдохнете эту ночь, вы не будете в состоянии следовать за нами, а я должен вас предупредить, что путь не близок.

Молодой человек охотно последовал совету охотника; он настаивал только потому, что ему было неловко, что застали его спящим. Но недолго колебался и через пять минут уже спал крепким сном.

Конец ночи прошел спокойно.

За час до восхода солнца раздался крик совы, повторенный три раза.

Валентин ответил таким же криком.

Если бы кто-нибудь из охотников проснулся в эту минуту, он очень бы удивился странному разговору, который завязался между Валентином и невидимым собеседником его.

Самые разнообразные крики птиц, смешанные с лаем степных собак, завыванием рыжего волка, мяуканьем ягуара и ревом серого медведя, повторялись беспрерывно.

Можно было подумать, что все дикие и все лесные птицы участвуют в этом дьявольском концерте.

Но каков бы ни был настоящий смысл этого разговора, в котором Валентин так горячо участвовал, он, казалось, его удовлетворил, потому что, когда он кончился, Валентин пошел разбудить Бальюмера, чтобы тот в свою очередь стал на караул, и сказал ему:

— Ему удалось! Все идет хорошо! С восходом солнца охотники пустились в путь.

Курумилла еще не показывался; но Валентин, казалось, так же как и накануне, не беспокоился об его отсутствии.

Глава V. Курумилла дает о себе знать

Обыкновенно в сентябре начинаются самые большие охоты у индейцев в тех местностях, где происходит наш рассказ.

Эти охоты особенно важны, потому что в это время года меха зверей лучше и индейцы выгоднее сбывают их в американские и английские конторы. Эти охоты соединяют в больших северных степях этих уединенных местностей лучшие отряды всех индейских племен, которые живут в окружности трехсот лье от этого места.

Самые именитые нации, которые собираются на эти охоты, это сиу, кайены, или блад, кроу. Пикано и другие менее значительные, которые не стоит называть.

Индейцы вообще враги друг с другом, но тут, на время больших зимних охот, постоянно заключается перемирие.

Они обезоружены по взаимному соглашению и, исключая какие-либо особенные обстоятельства, никогда не нападают; личный интерес, единственная связь, удерживающая их, обязывает к непривычной сдержанности.

Кроме мехов, назначаемых в продажу, индейцы оставляют еще некоторые из них себе на платье; потом мясо убитых животных, соленое или копченое, помогает им провести без особых лишений тяжелую зимнюю пору, которая ужасна для недальновидных племен.

На далеком севере дичь в изобилии; встречается несметное количество диких волов, лосей, бобров, выдры, лани, серых медведей, мускатных быков, рыжих волков, простых лисиц и темно-бурых лисиц, мускат, род куницы, енотов, горностаев; из пернатой дичи: серые и белые куропатки, драхва, орел серый с черной головой, все это можно найти в изобилии; наконец, озера и реки, которые вообще очень глубоки, доставляют рыбу, как-то: семгу, карпа, стерлядь и т. д., не считая Тисерманг, или белой рыбы, которая иногда весит до шестнадцати ливров.

Читатель поймет, какой интерес для этих несчастных кочующих людей наблюдать за своей охотой: только некоторые племена краснокожих обрабатывают землю, они сеют маис или индейскую рожь; другие считают бесчестием дотронуться до сохи; итак, если недостаток в дичи, то страшная бедность появляется в этих племенах и голод уничтожает их.

Ненависть, которую индейцы питают к белым, неумолимая ненависть, которую ничто никогда не может погасить, происходит в большинстве случаев за отбирание от них мест для охоты.

Охотники смешанной крови, метисы, светлые или белые, всегда прекрасно вооружены и, главное, замечательно ловки.

Индейцы в крайнем случае согласились бы поделиться с ними своей охотой; нередко эти изгнанники цивилизации соединяются с ними и сходятся часто даже в мыслях; но они смертельно ненавидят пионеров или скваттеров, которые появляются большими отрядами в степи, устраиваются на выгодных местах, рубят лес, разрабатывают равнины и, построя жилища, навсегда изгоняют дичь.

Индейцы не хотят допустить, что белые имеют право поселяться на ненаселенных землях, которые в сущности никому не принадлежат.

Но спор об этом предмете здесь был бы не к месту; мы предпочитаем скорее его кончить и продолжать наш рассказ.

Различные племена, собранные на зимнюю охоту на далеком севере, смотрели с тайным гневом на поселение капитана Грифитса на их земле; еще более ожесточил их приход капитана Кильда и его отряда.

Неожиданное покушение против эмигрантов было следствием этого гнева.

Несколько дней после этого набега один индейский лагерь стал на берегу маленькой речки, погибшего притока Красной реки, которую на местном наречии называют рекою Медведя, по случаю множества серых медведей, которые когда-то жили на берегу этой реки.

Лагерь состоял из тридцати кожаных хижин, обложенных внизу дерном, чтобы холод не мог проникать, и принадлежал главному племени кайены или блад.

Эти индейцы были из большой нации черноногих, они и теперь еще составляют самое опасное и воинственное племя Северной Америки.

Черноногие охотятся на громадном пространстве земли; они воруют лошадей почти на самой мексиканской границе.

Те, о которых мы теперь будем говорить, составляли отряд около двухсот человек, все избранные воины и большие храбрецы, собранные под начальством нескольких вождей, но все покорные главному сахему племени, названному Красный Нож; это название он храбро заслужил многочисленными подвигами, и его воины с восторгом называли его так, что доказывало жестокую, но большую известность их начальника.

Красный Нож был человек лет тридцати, ростом в шесть английских футов, т. е. пять футов и восемь с половиною вершков французских; он был хорошо сложен, силы необыкновенной, ловкости замечательной во всех упражнениях с оружием; черты лица его носили выражение царственного величия; небольшие глаза, углубленные, блестели хитростью, коварством и злостью.

Воины, бывшие под его начальством, обожали его, хотя положение сахема всегда затруднительно, и ему часто приходится уступать, но Красный Нож никогда не слыхал спора относительно своих приказаний; он царствовал над своим племенем, как азиатский король над своими народами.

Обыкновенно, когда индейские воины находятся на охотничьей земле, они приводят с собою жен, детей и собак, — собак в особенности; они запрягают их в род саней и перевозят на них свои пожитки; кроме того они уничтожают все воинственные знаки и цвета и заменяют их мирными.

На этот раз кайены поступали не так. Вождь привел с собою только избранных воинов, которые все сохранили свою воинственную татуировку. Не видно было в лагере ни женщин, ни детей, ни собак; это все доказывало, что охота была только предлогом для черноногих, а на самом деле они считали себя в боевом положении.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: