— Повторите же мне, о чем говорится на этом исписанном клочке бумаги.

Молодой ученый, обладающий непоколебимым терпением, в двадцатый раз начал пересказывать содержание письма своему другу-охотнику.

В последних числах прошлого года Вильям Эмери получил послание, извещавшее его о скором прибытии в Южную Африку полковника Эвереста с международной научной комиссией. Каковы были планы этой комиссии, почему она отправилась на оконечность Африканского континента? Эмери не мог этого сказать, поскольку в письме господина Эри об этом умалчивалось. Он же, следуя полученным наставлениям, поспешил в Латтаку, одно из самых южных селений Готтентотии, чтобы приготовить там повозки, продовольствие — словом, все, что необходимо для бушменского каравана. Затем, зная о хорошей репутации туземца-охотника Мокума, сопровождавшего Андерсона[18] во время его охоты в Западной Африке и бесстрашного Дэвида Ливингстона[19] во время его первой исследовательской экспедиции к озеру Нгами[20] и к порогам Замбези, Эмери предложил ему взять под свое начало этот караван.

Далее было договорено, что бушмен, великолепно знавший местность, сопроводит Вильяма Эмери до берега реки Оранжевой, к Моргедским порогам, в условленное место. Именно здесь к ним должны будут присоединиться члены научной комиссии. Но прежде им предстояло совершить большое плавание на фрегате[21] британского флота «Августа» вдоль западного побережья Африки и на широте мыса Вольпас войти в устье реки Оранжевой, а затем подняться вверх по ее течению до водопадов. Итак, Вильям Эмери и Мокум прибыли сюда с фурой[22], оставленной сейчас в долине и предназначенной для того, чтобы переправить в Латтаку иностранцев и их багаж, если они не предпочтут отправиться туда по Оранжевой реке и ее притокам. Но тогда им придется сделать переход в несколько миль[23] по суше, чтобы обойти Моргедские пороги.

Когда рассказ был окончен и на этот раз хорошо усвоен бушменом, тот прошел к краю обрыва, в который с грохотом устремлялась пенящаяся река. Астроном последовал за ним. Отсюда, с выступающего вперед утеса, русло Оранжевой можно было видеть на расстоянии многих миль.

Несколько минут Мокум и его компаньон внимательно обозревали поверхность реки, воды которой вновь обретали свою первоначальную плавность четвертью мили ниже водопадов. Никакого предмета — ни парохода, ни пироги[24] — не было видно на всем ее протяжении. Стрелки циферблата показывали три часа. Январь здесь, на двадцать девятой параллели[25] Южного полушария, соответствует июлю в северных странах, и солнечные лучи, падающие почти отвесно, прогревают воздух до ста пятидесяти градусов в тени по Фаренгейту[26]. Без западного бриза[27], который немного умерял эту температуру, она была бы непереносима для всех, кроме бушмена. Тем не менее, молодой ученый, будучи худощавым, состоящим, как говорится, из костей и нервов, не слишком страдал от жары. Впрочем, густая листва деревьев, нависавших над обрывом, защищала его от солнечных лучей. Ни одна птица не нарушала тишины в эти жаркие часы суток. Ни одно четвероногое не покидало прохладного убежища в чаще кустарника и не выбегало на полянку. Не было слышно ни звука в этом безлюдном месте, и только один водопад наполнял воздух своим ревом и гулом.

Понаблюдав минут десять за рекой, Мокум обернулся к Вильяму Эмери, в нетерпении постукивая своей широкой ступней по земле. Его глаза, отличавшиеся необыкновенной зоркостью, ничего не обнаружили.

— А если ваши люди не явятся? — спросил он астронома.

— Они прибудут, мой храбрый охотник, — ответил Вильям Эмери. — Это люди слова, и они будут точны, как подобает астрономам. Кстати, что вы можете поставить им в упрек? В письме сообщалось об их прибытии в конце января месяца. Сегодня у нас двадцать седьмое число, и эти господа имеют в своем распоряжении еще четыре дня, чтобы добраться до Моргедских порогов.

— А если они не появятся тут и через четыре дня? — спросил бушмен.

— Что ж, тогда представится случай испытать наше терпение, ибо мы будем ждать их здесь до того момента, пока я не смогу окончательно убедиться, что они уже не прибудут!

— Клянусь нашим богом Ко! — громко воскликнул бушмен. — Вы человек, способный дождаться даже того, что Гарьеп перестанет сбрасывать свои темные воды в эту бездну!

— О нет, охотник, нет! — ответил Вильям Эмери как всегда невозмутимым тоном. — Надо, чтобы всеми нашими действиями руководил рассудок. А что нам говорит рассудок? Он говорит, что если полковник Эверест и его спутники, измученные трудным путешествием, нуждающиеся, быть может, в самом необходимом, плутающие сейчас в этой пустынной местности, не найдут нас на месте назначенной встречи, мы будем заслуживать порицания во всех отношениях. Если с ними случится какое-нибудь несчастье, ответственность за это падет непосредственно на нас. Так что мы должны оставаться на своем посту, пока долг будет обязывать нас к этому. Впрочем, здесь мы ни в чем не нуждаемся. Наша фура ждет нас в долине и дает нам надежное убежище на ночь. Провизии предостаточно. Природа в этом месте великолепна и достойна всяческого восхищения! Для меня — большое счастье провести несколько дней под сенью превосходного леса, на берегу этой несравненной реки! Что же касается вас, Мокум, то чего вам еще желать? Четвероногой и пернатой дичи в лесу сколько угодно, и ваше ружье неизменно поставляет нам мясо к ежедневному рациону. Охотьтесь, мой бравый охотник, убивайте время, стреляя в ланей и буйволов. Идите, бравый бушмен. А я тем временем буду караулить наших припозднившихся друзей — по крайней мере, вы избегнете риска пустить здесь корчи!

Охотник понял, что совету астронома стоит последовать. Он решил пойти побродить несколько часов по близлежащим кустарникам и зарослям. Львы, гиены и леопарды были не страшны такому Немвроду[28], как он, привыкшему к африканским лесам. Он свистнул свою собаку Топа, похожую на «гиену» Калахарской пустыни[29], происходившую из той породы, из которой вывели некогда гончих псов. Это умное животное, которое, казалось, испытывало то же нетерпение, что и хозяин, вскочило рывком и радостным лаем выразило свое одобрение намерениям бушмена. Вскоре охотник и собака исчезли под сенью леса, плотная масса которого возвышалась позади водопада.

Оставшись один, Вильям Эмери лег у подножия ивы и, пока его из-за сильной жары не сморил сон, стал размышлять о сложившейся ситуации. Он находился здесь вдалеке от обитаемых мест, возле еще мало изученной реки Оранжевой. Он ждал европейцев соотечественников, покинувших свою страну, чтобы испытать все превратности дальней экспедиции. Но какова цель этой экспедиции? Какую научную проблему она должна была решить в пустынных местах Южной Африки? Какие наблюдения собиралась осуществлять на тридцатой параллели южной широты? Об этом-то как раз ничего не говорилось в письме почтенного господина Эри, директора Гринвичской обсерватории. От него, Эмери, требовалась помощь, как от человека, знакомого с климатом южных широт, и как от ученого, содействие и помощь которого были весьма необходимы коллегам из Соединенного Королевства[30].

Пока молодой астроном размышлял надо всем этим, задавая себе множество вопросов и не находя на них ответа, сон смежил его веки, и он крепко заснул. Когда же он проснулся, солнце уже скрылось на западе за живописными холмами, которые четко вырисовывались на багряном горизонте. У Вильяма Эмери засосало под ложечкой, и он понял, что близится час ужина. И действительно, было уже шесть часов, наступало время возвращаться к фуре, оставленной в долине.