Аныка.

Почему-то это имя не подходило призраку, которого я видела подле Девлина и позже во дворе.

Я начала произносить имя вслух, а потом задумалась.

Правило номер четыре: никогда не искушай судьбу.

Я захлопнула ноутбук и отложила его в сторону. Достаточно поисков на один вечер.

Перекатившись на бок, я положила щёку на сложенные ладони и закрыла глаза. Сколько мыслей и образов крутилось в моей голове! Так много вопросов без ответа...

Я продолжала видеть, как запертые в машине Мариама и Аныка начинают задыхаться от нехватки кислорода, а вода смыкается над их головами...

Я представила, что почувствовал Девлин, когда услышал об этой новости... как устремился на место трагедии, надеясь на лучшее, но опасаясь самого худшего. И как долго ехал обратно домой, зная, что его встретит опустевший дом. Зная, что никогда больше не обнимет дочь…

Я представила изуродованное тело Эфтон Делакур в мавзолее, где Руперт Шоу якобы проводил спиритические сеансы, и задумалась над его теорией, что в момент смерти отворяется дверь, позволяющая перейти на другую сторону и вернуться обратно. Что если кто-то пересёк границу миров во время смерти Ханны Фишер? А если этот человек принёс с собой что-то с той стороны завесы? Нечто тёмное, зловонное и холодное, подобно той сущности, что кружила на краю леса...

Я подумала об обвинении Камиллы Эшби, которая стояла над кроватью Темпл с ножницами в руках, и предположении, что Даниэль Микин пытался совершить самоубийство, судя по шраму, который Темпл заметила на его запястье. И потом, возле ресторана, она не захотела говорить об убийстве Эфтон и «Ордене гроба и когтя». Возможно ли, что она каким-то образом связана с этим обществом? Или Итан?

Вопросы кружились в голове бесконечной вереницей лиц. Камилла Эшби. Итан и Руперт Шоу. Темпл. Том Геррити. Даниэль Микин. Обезображенные тела Эфтон Делакур и Ханны Фишер. Эфирные лики Мариамы и Аныки.

И Девлин. Всё всегда возвращалось к Девлину.

В конце концов я начала проваливаться в сон, но сил встать и пойти в спальню не осталось.

Снаружи мягкий ветерок колыхал пальметто. Мышцы расслабились под успокаивающий шорох листьев.

Сначала я долго плавала в нежной туманной пустоте полудрёмы до полного изнеможения. А затем сумбурные мысли перешли во сны, создав странные несвязные образы.

Я вернулась на «Дубовую рощу», на нижнюю ступеньку мавзолея Бедфордов. Темпл тоже была во сне. Она стояла на самой вершине, вглядываясь в полуоткрытые двери.

— Что ты делаешь? — спросила я.

На ней была белая туника, как и на ужине, но теперь наряд смотрелся более экзотично. Я различала гранатовый отблеск в замысловатом узоре на её декольте.

— Я никогда не считала себя вуайеристкой, но я просто не могу перестать смотреть на них, — ответила она.

— На кого?

Её лукавая улыбка наводила на непристойные мысли.

— Подойди и посмотри. Тебе будет полезно.

Я медленно поднялась по ступеням и встала возле неё в дверях. Зала словно просвечивалась. Будто смотришь сквозь вуаль.

И затем я увидела их.

Девлина и Мариаму.

Как прекрасно смотрелась их контрастирующая кожа в отблесках свечей, как греховно эротично длинные волосы Мариамы рассыпались по её обнажённой спине, а упругие груди легли в ладони Девлина, а они сами двигались в неком первобытном ритме.

Мы стояли и подсматривали, и вдруг Мариама оглянулась через плечо. Ресницы полуопущены, губы лукаво изогнуты, искусительное приглашение одновременно возбуждало и нервировало.

— Мы не должны здесь находиться, — попятилась я от двери.

— Не будь такой ванилькой. Тебе нравится наблюдать за ним.

Ядовитый смех Мариамы преследовал меня весь обратный путь вниз по ступеням.

По спине пробежали мурашки, и я обернулась. Сбоку мелькнуло что-то тёмное. Я развернулась бежать, но дорогу преградил призрак девочки. Ноздри защекотал аромат жасмина.

Она подняла руку и поманила меня за собой. Я попыталась вспомнить правила папа́, но не смогла. Так же как и противиться безмолвной команде духа.

Она повела меня прочь от мавзолея, в район кладбища, где я прежде никогда не бывала. В стороне я заметила скопление народа возле надгробного камня. Все обернулись, когда услышали мои шаги, и я узнала их по лицам — Камилла, Темпл, Итан, Даниэль Микин. Даже доктор Шоу. Загадочно улыбаясь, он отошёл в сторону, приглашая меня встать в круг.

Заняв своё место среди них, я уставилась на землю, пытаясь увидеть, что же такое привлекло их внимание.

Перед моим взором предстала пустая могила.

А затем я вдруг почувствовала давление в спину и полетела в тёмную бездонную яму.

Мою могилу...

Я резко подскочила на кушетке, судорожно ловя ртом воздух.

Потребовалась минута, чтобы понять, где я нахожусь, и вторая — чтобы успокоиться. За то время, пока я спала, в кабинете похолодало. Я отключила подачу энергии, когда вернулась из ресторана, так как в доме было жарко и душно, и не подумала отрегулировать термостат, пока проваливалась в сон. Теперь в комнате стало так холодно, что запотели окна.

Я потянулась за шерстенным пледом, наброшенным на изножье кушетки, и резко замерла. Втянула воздух носом. В комнате ощущался аромат жасмина, такой слабый и нежный, что казался остатком сна.

Но я знала, что он настоящий. Она была здесь.

Укрывшись пледом, я задрожала в темноте. Я не могла различить сад сквозь матовые стёкла, но я знала, что она там.

Свет из кухни просачивался в кабинет, делая заметными капли конденсата, бежавшие по стеклу.

Я задержала дыхание и стала ждать...

На инее возник рисунок, как будто его выводили невидимым пальцем с другой стороны.

Сердце.

Такое же я сложила в саду из галек и ракушек.

Этот образ появился всего на одну секунду и исчез в другую, уплывая в ручейке конденсата. Жасминовый аромат исчез.

Девочка тоже исчезла в тумане, но я знала: она вернётся. Она не оставит меня в покое, пока я не пойму, что ей нужно.

Ночью морось перешла в ливень. Эксгумацию пришлось отложить из-за непогоды, так как сырую землю было невозможно просеять через сито.

И раз я не могла работать на улице, то провела остаток утра в Эмерсоне. Ряд безымянных могил возле северной стены оставался не идентифицированным, и, как ни странно, я не могла найти захоронения двух человек, про которых вычитала в старинной фамильной Библии.

Создание карты для такого старого кладбища, как «Дубовая роща», всегда вызов — словно собираешь воедино мозаику. Недостающие надгробия, утраченные записи, неразборчивые надписи, заросшие могилы — время беспощадно не только к живым, но и к мёртвым.

Я настолько увлеклась своим занятием, что сначала не обратила внимания на скрежет.

А затем подняла голову и села очень тихо, спрашивая себя, не мышь ли это прогрызает себе путь в одной из коробок.

Архив, расположенный в подвале эмерсонской библиотеки, представлял собой тесное помещение с мрачными альковами и полутёмными коридорами, вдоль которых выстроились бесконечные стеллажи с записями.

Обычно я не возражаю против тёмных замкнутых пространств, но непонятный звук порождал слегка панические чувство изолированности. Я была одна. Стол, за которым я работала, стоял фасадом к широкой лестнице, ведущей на первый этаж. За всё это время в подвал никто не спускался.

«У тебя просто разыгралось воображение», — убеждала я себя. Это старое жуткое место, полное звуков и запахов прошлого. Такое же, как и десятки других подвальных архивов, где я провела множество счастливых часов, уйдя с головой в биографии давно умерших людей.

Сбросив наваждение, я вернулась к работе.

И вот снова — свирепое царапание, сопровождаемое оглушительным грохотом.

Должно быть, коробка упала на пол. Тогда это точно не мышь.

По спине побежали мурашки. Я наклонила голову и прислушалась.

В конце одного из коридоров мелькнула тень. Я ахнула, прежде чем сообразила, что это человек, а не пугающий силуэт, с которым я столкнулась на тропинке к «Дубовой роще».