Макс Реаль выбрал довольно представительную с виду гостиницу, в которой великолепно проспал всю ночь после двадцатичетырехчасового пребывания в вагоне и четырнадцатичасового — на пароходе.

Следующий день был посвящен осмотру города, или, вернее, двух городов, так как на правом берегу реки Миссури, образующей в этом месте затянутую петлю, находятся два Канзаса, разделенные один от другого рекой; один из них принадлежит штату Канзас, а другой — штату Миссури. Второй играет более важную роль, в нем сто тридцать тысяч жителей, тогда как в первом всего только тридцать восемь тысяч. Разумеется, если бы они находились в одном штате, то составили бы один общий город.

Но Макс Реаль не имел ни малейшего желания оставаться более суток ни в одном из этих двух Канзасов. Они были так похожи один на другой, как две шахматные доски, и достаточно было видеть один, чтобы составить себе полное представление о другом. Вот почему утром 4 мая он отправился в дальнейший путь, который должен был привести его в Форт Рилей, решив на этот раз путешествовать исключительно как художник. Разумеется, он опять воспользовался железной дорогой, твердо решив выходить на всех станциях, которые ему понравятся, в поисках за интересными пейзажами.

Эта дорога не походила более на «американскую пустыню» прежних времен. Обширная равнина постепенно поднимается по направлению к западу и на границе штата Колорадо достигает высоты пятисот туазов[14]. Ее волнообразную поверхность пересекают широкие, покрытые лесом долины, отделенные одна от другой степями, теряющимися в далекой линии горизонта, теми степями, по которым за сто лет до того двигались индейские племена: канзас, нэ-персэ отеас и другие, известные под общим именем краснокожих.

Но что в корне изменило внешний вид страны, так это исчезновение сосновых и кипарисовых рощ, которые заменили миллионы фруктовых деревьев и многочисленные парники, где выращиваются ягоды и виноград. Громадные пространства, занятые культурой сорго, играющего теперь важную роль на сахарных заводах, чередуются с полями ячменя, пшеницы, гречихи, овса и ржи, которые делают из Канзаса одну из самых богатых территорий Союза.

Что касается цветов, то они были здесь в изобилии и каких разнообразных сортов! По берегам реки Канзаса встречается особенно много видов белой полыни с пушистыми листьями, причем некоторые травоподобные, другие кустарникообразные, издающие запах скипидара.

Таким образом, переходя от одной станции к другой, удаляясь на четыре или пять миль в глубь страны, останавливаясь то там, то тут, чтобы нарисовать несколько полотен, Макс Реаль употребил целую неделю на то, чтобы добраться до Топики, куда он и прибыл после полудня 13 мая.

Топика — столица Канзаса. Своим названием она обязана зарослям дикого картофеля, которым покрыты все склоны долины. Тород расположен на южном берегу реки, а его предместье — на противоположном.

Полдня ушло на отдых, необходимый как самому Максу Реалю, так и молодому негру, а следующее утро было посвящено осмотру столицы. Тридцать две тысячи жителей ее не имели никакого понятия о том, что среди них находится один из участников знаменитой партии, имя которого встречалось постоянно во всех газетах. Все знали, что он должен проехать через этот город, для того чтобы добраться до Форта Рилей, и никому не приходило в голову, что он мог избрать для этого какой-нибудь другой путь, не воспользовавшись самым кратчайшим — железнодорожной линией, которая идет по берегу реки. Но население напрасно его ждало: Макс Реаль на рассвете 14 мая выехал из города, сохранив до конца свое строгое инкогнито.

Форт Рилей, лежащий на слиянии двух рек, Смоки-Хилл и Рипабликен, был теперь всего в каких-нибудь шестидесяти милях. Макс Реаль мог приехать туда в тот же вечер или же наутро следующего дня, если бы ему не пришла фантазия снова побродить по окрестностям. Он так и сделал, выйдя из вагона на станции Манхаттан. В результате он едва не закончил свое путешествие в самом его начале и не потерял права продолжать партию!

Но что поделаешь! Художник не желал больше считаться с «шахматной доской», в которую судьба превратила этот район.

Вскоре после полудня Макс Реаль и Томми вышли из вагона на предпоследней станции, находившейся в трех или четырех милях от Форта Рилей, и направились к левому берегу реки Канзаса. Полдня было более чем достаточно, чтобы пройти это расстояние, и они были вполне уверены, что придут вовремя в назначенный пункт.

Макс Реаль не мог отказать себе в удовольствии сделать остановку на берегу реки, так пленил его очаровательный пейзаж, внезапно открывшийся его взорам.

В загибе реки, где свет капризно переплетался с тенью, росло одно из уцелевших деревьев прежней кипарисовой рощи. Его длинные пышные ветви простирались далеко над водой. Внизу виднелись развалины нескольких хижин из необожженного кирпича, а за ними красиво раскинулась обширная долина, пестреющая цветами, среди которых было очень много горевших золотом подсолнечников. За рекой зеленели деревья, и их густую листву местами прорезывали яркие солнечные лучи. Общий вид не оставлял желать ничего лучшего.

«Какое прелестное место! — мысленно сказал Макс Реаль. — В какие-нибудь два часа я, наверное, успею покончить с этим эскизом».

А между тем, как вы сейчас увидите, с ним самим едва не было здесь «покончено».

Молодой художник уселся на берегу, держа перед собой натянутый на крышку ящика с красками холст. Он работал минут сорок, ничем не развлекаясь, когда внезапно какой-то отдаленный шум, quadrupedante sonitu[15] Вергилия, раздался где-то в западном направлении. Казалось, что по равнине на левом берегу реки несется несметный табун лошадей.

Этот все увеличивающийся шум разбудил Томми, который сладко дремал, лежа под деревом.

Его хозяин не поворачивал головы, углубленный в свою работу, и ничего, видимо, не слышал. Томми встал и пошел к крутому берегу, чтобы окинуть взглядом окрестность.

Шум все время усиливался, и далеко на горизонте поднимались целые облака пыли, гонимые ветром.

Быстрыми шагами Томми вернулся обратно, не на шутку напуганный.

— Хозяин! — вскричал он.

Но художник был так углублен в свою работу, что ничего ему не ответил.

— Хозяин! — повторил Томми таким же испуганным голосом, кладя руку ему на плечо.

— Да что с тобой, Томми? Что случилось? — спросил Макс Реаль, продолжая озабоченно смешивать краски кончиком кисти.

— Хозяин… Но разве вы и сейчас ничего не слышите? — вскричал Томми.

Нужно было быть глухим, чтобы не услышать в эту минуту все приближающегося гула.

Макс Реаль вскочил и, положив палитру на траву, побежал к самому берегу реки. На расстоянии всего каких-нибудь пятисот шагов мчалось что-то колоссальное, подымая целые тучи пыли, какая-то лавина, катившаяся по равнине и издававшая ужасающие звуки — дикий топот и ржанье. Еще несколько минут, и эта лавина докатится до самого берега реки!

Спасаться бегством можно было, только повернув на север, и, схватив все принадлежности рисования, Макс Реаль, сопровождаемый, или, правильнее, предшествуемый, Томми, кинулся бежать со всех ног в этом направлении.

Страшная лавина, приближавшаяся с такой быстротой, состояла из нескольких тысяч лошадей и мулов, которых этот штат развел когда-то в лесных заповедниках на берегу Миссури. Но с тех пор как вошли в моду автомобили и велосипеды, эти «четвероногие моторы», как их здесь называют, предоставленные самим себе, блуждают на свободе, перекочевывая из одного конца штата в другой. На этот раз, видимо чем-то страшно перепуганные, они галопировали уже в течение нескольких часов. Никакие препятствия не могли их остановить. Хлебные поля, опытные станции — все было ими растоптано и разрушено, и если река не явится для них непреодолимой преградой, то где остановятся они в своей бешеной скачке?

Макс Реаль и Томми бежали теперь уже из последних сил и скоро очутились бы, без сомнения, под ногами этой грозной орды, близость которой они теперь ясно ощущали, если бы им не удалось в мгновение вскарабкаться на нижние ветви орешника. Это было единственное дерево, возвышавшееся на всем пространстве этой равнины.