Нужно было выворачивать себе шею, чтобы из-за бетонной стены увидеть авеню Тонг-нут, шириной в тридцать метров.

– Посмотрите...

Малко посмотрел поверх его плеча.

Сначала он не заметил ничего особенного. Несколько машин быстро проехали по авеню. Моряки дремали, охраняя дверь и сонными глазами посматривая на асфальт.

Напротив посольства находился склад строительного леса. Двор склада казался пустынным, но перед небольшим штабелем дров трое мужчин, одетых в серое, окружили предмет, который из окна нельзя было различить.

– Это бонзы, – прокомментировал Цански. – Хотел бы я знать, что они затевают? Это пахнет провокацией. Они все провьетконговцы.

Он отошел от окна и, бросившись к столу, нажал на кнопку интеркома.

– Немедленно известите вьетнамскую полицию, – сказал он. – Бонзы готовят манифестацию напротив посольства.

Малко не спускал глаз с бонз. Внезапно они отодвинулись от предмета, находившегося на земле, и Малко различил человеческую фигуру, сидящую в позе логоса. Один из бонз нагнулся к поленнице и достал оттуда металлический предмет.

– Боже мой!

Малко не верил своим глазам. Бонза держал в руках канистру. Остальное произошло очень быстро. Бонза облил человека жидкостью, которая была в канистре, и быстро отошел. Другой человек чиркнул горстью спичек и бросил их на человека, сидящего на земле. На крик Малко к окну подбежал Цански и стал страшно ругаться. Трое бонз скрылись за складом.

Оледенев от ужаса, Малко смотрел на пылающий огонь, над которым стлался черный дым. Как в замедленном кино человек падал на бок, продолжая гореть... За все время он не сделал ни одного движения. Происходящее казалось нереальным...

Моряки, охраняющие вход, вскочили на ноги, сжимая свои М-16, беспомощные и потрясенные. У них были точные инструкции на случай нападения вьетконговцев, но о самоубийствах там не было ни слова.

Внезапно, чисто рефлекторно, один из охранников выпустил очередь по убегающим бонзам. Бежавший последним повалился на землю и застыл.

Со стороны кафедрала послышался вой приближающейся сирены. Ричард Цански бросился к столу и отчаянно закричал в интерком:

– Немедленно закройте двери, это провокация!

Солдаты военной полиции побежали к блокгаузам на углах. Никогда не знаешь, откуда может произойти нападение. Моряк у двери нерешительно поднял свой М-16. Несмотря на кондиционер, Малко чувствовал, как пот стекает по шее. А внизу несчастный человек продолжал гореть. Около него затормозила машина.

Дверь кабинета Цански резко распахнулась, и штатский в рубашке с засученными рукавами и с биноклем в руках ворвался в помещение. Его лицо искажала гримаса ужаса.

– Это Митчел горит там, – дрожащим голосом пробормотал он.

Даже мертвая часть лица Цански вздрогнула. Ни слова не говоря, он вырвал из рук вбежавшего бинокль и бросился к окну. Но лица горевшего уже нельзя было различить, потому что он упал на бок. Огонь погас, и человек теперь был всего лишь черной, неподвижно лежащей массой.

– Вы сошли с ума, это же бонза, – сказал шеф отдела ЦРУ.

Два джипа появились в поле их зрения – патруль вьетнамский и американский. Люди попрыгали с машин и окружили сгоревшего человека. Двое из прибывших побежали к бонзе, раненному американским солдатом.

– А я вам говорю, что это Митчел! – исторически закричал штатский. – Я его видел до того, как он начал гореть!

Цански выбежал из кабинета вместе с Малко и штатским.

– Идите с нами! – приказал он двум охранникам в коридоре.

У одного из них через плечо висел радиоприемник. Это был сотрудник секретной службы.

Лифт опустил пятерых мужчин на нижний этаж за несколько секунд. Сумрачный холл, обе бронированные двери которого были закрыты, наполнился возбужденными и кричащими сотрудниками посольства. Большинство из них не знало, что произошло.

– Откройте! – приказал Цански сержанту охраны. – Потом закройте за нами!

Тот молча подчинился. Американец даже не стал дожидаться, пока дверь полностью поднимется, и скользнул под нее.

Жара сразу накрыла их, как тяжелое и мокрое покрывало. Пока они пересекли улицу, все стали мокрыми от пота. Подъехало еще несколько джипов, и авеню Тонг-нут запестрела американскими и вьетнамскими униформами.

Сгоревший лежал на боку, превратившись в ужасную черноватую массу. Огонь уничтожил его волосы и серую одежду, от которой остались лишь отдельные лоскутья, сжег кожу на оголенных ногах. Лицо стало неузнаваемым.

– Посмотрите на его рост, – прошептал штатский.

Сгоревший казался таким же высоким, как и Цански. Ни у одного вьетнамца не могло быть такой фигуры.

– Черт возьми! – закричал Ричард Цански. – Неужели нет санитарной кареты? Это американец!

– Мы уже вызвали ее, – ответил лейтенант.

В этот момент быстро подлетели две санитарные машины с включенными сиренами. Одна из них была американской. Цански бросился к двум санитарам, выходящим из машины.

– Быстро, отвезите его в Фельд-госпиталь.

Вьетнамский капитан подошел к нему.

– Гарл находится ближе.

Цански уничтожающе посмотрел на него своим голубым глазом.

– Это американец, и он не поедет в Гарл.

Вьетнамец отступил, испуганно посмотрев на тело. Если американцы начнут кончать жизнь самоубийством, как бонзы...

Ричард Цански поймал за рукав санитара.

– Есть надежда спасти его?

Тот покачал головой.

– У него очень плохой вид... Его, вероятно, напичкали наркотиками, поэтому он даже не стонет. Мы постараемся сделать все возможное...

Малко сразу вспомнил о неподвижности человека в тот момент, когда его обливали жидкостью из канистры. Бонзы, которые таким образом кончали с собой, тоже наглатывались наркотиков. Это помогало им выдерживать превращение в горящий факел.

Когда обгоревшего клали на носилки, штатский с биноклем нагнулся и взял его за руку.

– Посмотрите, – указал он.

На мизинце не хватало одной фаланги. Во время войны японская пуля оторвала ее у полковника Митчела.

Ричард Цански ничего не ответил, смотря отсутствующим взглядом, как тело вносили в машину. Потом подошел ко вторым носилкам, на которые санитары положили раненого бонзу. На его одежде около бедра расплылось большое пятно крови. Глаза его были закрыты, но дышал он ровно.

– Этого мы спасем, – сказал вьетнамский капитан. – А потом мы его допросим.

– А остальные?

Офицер огорченно развел руками.

– Они убежали через склад на улице Нгуен-Ду. Мы приехали слишком поздно.

Он был прав – в той толпе, которая заполнила квартал кафедрала, найти кого-нибудь было так же легко, как иголку в стоге сена.

– Колеридж, – приказал Цански штатскому с биноклем, – сходите за моей машиной.

Штатский убежал. Движение на авеню Тонг-нут постепенно возобновилось. Один из мотоциклистов, проезжая мимо, выплюнул свою жвачку к самым ногам Цански, который, казалось, и не заметил этого.

Большой «форд» с бронированными стеклами и телефонной антенной сзади, выехал из двора посольства. Колеридж за рулем машины пересек авеню. Цански сел впереди, Малко – сзади.

Когда «форд» делал разворот, Малко заметил, что вьетнамские солдаты посмеивались. Они считали чувствительность белых глупостью. Ведь это была всего лишь смерть, и больше ничего! Одной смертью больше, одной меньше... Их было столько за эти двадцать пять лет... Равнодушие этих солдат было вполне оправданно...

«Форд» пробивал себе дорогу по улице Пастера сквозь толпу велосипедистов, мотоциклов, вело-рикш, такси, в которые втискивалось по восемь человек и которые так дымили, что листья опадали с деревьев. Малко был оглушен, ошарашен... Ведь он находился в Сайгоне лишь несколько часов! Никогда еще он не видел такого грязного, сверкающего, архаичного города. Смешение высотных зданий, облупившихся и некрасивых жалких домишек с волнистыми крышами и домов колониальной эпохи, старых и полуразвалившихся...

Казалось, что весь город медленно разрушается сыростью и жарой.