Раздался крик, и толпа отхлынула. Полицейский выстрелил еще раз. Манифестанты стали разбегаться, унося раненого.

Полицейский с винтовкой лежал на тротуаре, но винтовки у него уже не было, лицо его было неузнаваемо, хотя он еще слабо шевелился.

Внезапно глухой удар сотряс кузов, и камень отскочил рикошетом на землю. Полицейский выстрелил наугад в сторону, откуда был брошен камень. На углу дома Малко заметил тень. Оглушенный, он пытался выкарабкаться из машины. В этот момент другой камень вдребезги разбил ветровое стекло. Возле почтового ящика на корточках сидели два молодых человека. Один из полицейских выстрелил, и парни скрылись.

— Нужно попросить помощи, — сказал водитель. Он постучал по рации, и она заработала. Полицейский взял микрофон: — Всем машинам. Трое полицейских оказались в засаде на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Просим безотлагательной помощи...

Он повторил обращение дважды. Малко казалось, что время тянется бесконечно. Если эти молодчики вернутся, то их поджарят как цыплят.

В подтверждение его слов из-за перекрестка выскочил на полной скорости автомобиль и поравнялся с ними. Малко заметил вытянутую руку, бросающую что-то в их сторону. Это была бутылка из-под пива, из ее горлышка вырывалось пламя. Когда она упала на землю, раздался взрыв: в ней была зажигательная смесь.

— Всем машинам! Срочно окажите помощь машине на углу Ист-Джефферсон и 103-й улицы. Повторяю...

В следующие десять минут все было тихо. Манифестанты не возвращались.

В глубине Джефферсон-стрит послышались быстро приближающиеся сирены. Четыре полицейских машины остановились возле перевернутого «плимута». Вооруженные карабинами, они заняли позицию на перекрестке. У многих полицейских лица почернели от дыма, были в ссадинах и царапинах.

Малко вылез из машины, за ним оба полицейских.

Сильная рука помогла ему подняться. Сержант полиции с обгоревшими бровями и шрамом на щеке подозрительно рассматривал его.

— А вы что там делали? — резко спросил он.

— С ним все о'кей, — прервал толстый полицейский. — Он отведал сполна.

На перекрестке столпились полицейские. Из «форда» с торчащими антеннами раздавал команды капитан с огромными усами, голубыми глазами навыкат, в золотом шлеме и с пистолетом в руке. Малко подошел к нему в сопровождении своего телохранителя.

— Где я могу найти Ричарда Худа? — спросил он. Капитан пожал плечами.

— Последний раз я видел его в саду женского колледжа, на Сивин Сенте, он устанавливал личности задержанных. Наверное, он еще там, если ничего не случилось... Мы направляемся туда, если хотите, поехали с нами.

Малко сел в машину, где было уже четверо полицейских. Из дверей торчали карабины.

Внезапно машина резко затормозила. Посередине дороги, поддерживаемый камнем, стоял деревянный щит, на котором было написано черной краской: «Сыщики, поворачивайте налево, или мы вас пристрелим!» Полицейские переглянулись и повернули налево. Зачем рисковать?

— Эти люди свихнулись, — сказал водитель.

Изгородь из полицейских машин блокировала Сивин Сенте и профильтровывала всех подъезжающих. Около тридцати человек лежали на земле лицом вниз, как трупы. Их нужно было обыскать и допросить. В углу два трупа были завернуты в покрывало рядом с опрокинутой и изрешеченной пулями цистерной.

Сопровождаемый полицейским-мастодонтом, Малко в конце концов нашел Ричарда Худа. С сигарой в зубах, брюшком, круглыми большими очками в металлической оправе, безукоризненно чистой сорочке и суровым видом, он казался воплощением привычного порядка. Сидя за столом, он задавал лаконичные вопросы задержанным. Малко представился. Ричард Худ процедил:

— Садитесь рядом со мной. Вы увидите, в каком мы оказались дерьме.

Он протянул ему лист бумаги:

— Полюбуйтесь, что натворили эти мерзавцы. Шестнадцать полицейских ранены, причем двое в тяжелом состоянии. Трое убитых среди манифестантов, количество раненых неизвестно. Больше двадцати домов сгорело, так как в этом квартале постройки почти все деревянные.

— Ради чего все это?

— Они ратуют за мир. Когда мы решили им помешать, они стали все поджигать, стрелять в нас и в пожарных. Все это во имя свободы выражения. Взгляните на человека в сорочке с короткими рукавами, там, на стуле.

Он вынул сигару изо рта и рявкнул:

— Сэм!

Высокий полицейский с каской на голове растолкал толпу и предстал перед шефом полиции.

— Сэм, — сказал Худ, — проводи этого джентльмена к тому типу, которого мы заперли в комнате.

Сэм сделал знак Малко чтобы тот следовал за ним. Они пересекли двор и оказались перед дверью, охраняемой двумя полицейскими, вооруженными карабинами.

— Хотим взглянуть на вашего подопечного, — сказал с мрачным видом Сэм.

— Что он натворил? — спросил Малко. Сэм сплюнул.

— Он дефилировал с вьетнамским флагом. Когда мы попытались вырвать его у него, он стал стрелять и ранил двух полицейских.

Сэм отпер дверь. Малко вошел первым, за ним Сэм с пистолетом в руке. Они увидели сидящего на скамейке человека. Его правый висок был разбит, а руки слегка дрожали.

— Месье хочет поговорить с тобой, — сказал Сэм, ткнув ему в ребра пистолетом. — Советую ему отвечать, иначе я за себя не ручаюсь.

Мужчина взглянул на Малко и апатично спросил:

— Вы кто?

— Я веду расследование по распоряжению правительства. Мне хотелось бы кое-что у вас спросить, — ответил Малко.

— Пожалуйста.

— Как вас зовут?

— Лестер Уайт.

Полицейский сел на скамью и, играя барабаном пистолета, следил за беседой. Малко взял стул и поставил его напротив задержанного.

— Чем вы занимаетесь, господин Уайт? — спросил он.

— Я отвечаю за производство в «Электроникс оф Калифорния», в Окленде.

— Вас что-нибудь не устраивает в вашей работе?

— Напротив, я доволен работой. Я хорошо зарабатываю. У меня были худшие времена.

Лестер Уайт отвечал спокойно, без напряжения. Малко прокашлялся.

— Вернемся к сегодняшнему дню. Вы обвиняетесь в том, что стреляли в полицейских и двоих ранили. Это очень серьезно. Вы рискуете оказаться в газовой камере. Почему вы это сделали?

Лестер Уайт заерзал на скамейке и неожиданно отсутствующим голосом ответил:

— Что будет со мной — не важно, так как наши идеи торжествуют.

— Какие идеи?

— Нужно победить капитализм, дать возможность выразиться демократическим силам. Нужно прекратить войну во Вьетнаме и принять в ООН демократический Китай.

Глаза Малко внимательно следили за ним. Он был поражен преображением этого человека. Его глаза были теперь лишены всякого выражения, казалось, что он рассказывает заученный урок.

— Вы коммунист? — спросил Малко.

— Разумеется, — спокойно ответил тот.

Полицейский подпрыгнул на скамейке.

— Вы слышите этого мерзавца?

— Спокойно, — сказал Малко. — Вы состоите в партии, господин Уайт?

— Вы прекрасно знаете, в каком положении сейчас компартия в Соединенных Штатах. Чтобы заставить торжествовать истину, не обязательно быть членом партии.

— Вы всегда так думали?

— Нет. Я многое обдумал и раскаиваюсь.

— В чем?

— Я был соучастником империалистов и поджигателей войны. Я даже голосовал за Президента...

— За кого бы вы стали голосовать сейчас?

— За демократического кандидата, который будет проводить просоциалистическую политику.

У полицейского перехватило дыхание. Он изрыгал ругательства, глядя на Уайта с гадливостью.

Малко продолжил допрос.

— Вы имеете контакты с другими сочувствующими... социализму? — спросил он.

Уайт ухмыльнулся.

— Разумеется, — ответил он. — Я сам организовал первую коммунистическую ячейку на юге Сан-Франциско. Она не последняя. Постепенно американцы поймут, что разделять наши взгляды — это единственно правильное решение.

Малко вздрогнул от «правильного решения». Типичное выражение коммунистической диалектики. Откуда Уайт его взял?

— Впрочем, — продолжал задержанный, — вы сами, работающий на империалистическое правительство Соединенных Штатов, в конце концов начнете мыслить правильно... Рано или поздно все честные люди будут возмущены обманом руководителей страны.