– Ты когда-нибудь слышал о такой писательнице – Ребекке Стэнфорд? – спросил он Мартинссона, забравшегося на стул и рывшегося на верхней полке в платяном шкафу.

Тот слез со стула, поглядел на книгу и покачал головой.

– Какая-то молодежная литература, – предположил он, – спроси у Линды.

Валландер кивнул. Конечно, Мартинссон прав – Линда очень много читает. Летом на Готланде он как-то в ее отсутствие заглянул в ее книжки – ни один из авторов ему не был знаком…

Мартинссон снова занялся шкафом. Валландер вернулся к книжным полкам. Там еще стояло несколько фотоальбомов. Он перелистал их. Фотографии Исы и ее брата. Цвета уже начали блекнуть. Снимки на природе, дома… А вот они стоят рядом со снеговикам, по обе стороны. Застывшие лица, ни радости, ни гордости. Потом несколько страниц занимают фото одной Исы. Школьные снимки. Иса с друзьями в Копенгагене. Потом вновь появляется Йорген. Он стал старше. Ему уже пятнадцать, и он почему-то мрачен. Трудно определить, естественна эта мрачность или наигранна. В этом снимке уже ощущается будущее самоубийство, подумал он, вздрогнув. Но Йорген об этом еще не знает. Иса улыбается, Йорген мрачен. Потом снимки на берегу – море и скалы. Валландер вновь достал акварель – похоже, то же самое место. На одной из страниц – подпись и дата «Бернсё, 1989». Он начал листать дальше – ни одного снимка родителей. Только Иса и Йорген. И пейзажи. Море, архипелаг… Но родителей на фотографиях нет.

– Где это – Бернсё? – спросил он.

– Это остров, его постоянно упоминают в прогнозах погоды для моряков.

Мартинссон тоже не знал, где этот остров. Он взял следующий альбом. Фотографий родителей по-прежнему нет. Вообще ни одного взрослого. За одним, правда, исключением – один из снимков изображает Лундберга с женой на фоне их дома. На заднем плане трактор. Они смеются. Валландер почему-то решил, что снимала Иса. Потом снова море и скалы. На одном из снимков Иса стоит на камне, которого почти не видно на поверхности воды.

Он долго рассматривал фотографию. Как будто она идет по воде. Интересно, кто снимал?

Мартинссон вдруг присвистнул.

– Думаю, тебе стоит на это посмотреть, – сказал он.

Валландер быстро встал.

У Мартинссона в руке был парик. Очень похожий на те, что были на Буте, Норман и Хильстрём. К одному из локонов аптечной резинкой была прикреплена бумажка. Валландер осторожно высвободил ее.

– «Хольмстед. Прокат маскарадных костюмов», – прочитал он. – Копенгаген. Адрес и номер телефона.

Он посмотрел с обратной стороны – парик был взят девятнадцатого июня и должен был быть возвращен двадцать восьмого июня.

– Позвоним, не откладывая? – поинтересовался Мартинссон.

– Лучше бы съездить, – сказал Валландер. – Ладно, начнем со звонка.

– Звонить надо тебе, – решительно сказал Мартинссон. – Датчане меня не понимают.

– Это ты их не понимаешь, – дружелюбно заметил Валландер. – Поскольку не умеешь слушать как следует.

– Я лучше узнаю, где находится Бернсё, – сказал Мартинссон, – кстати, почему это так важно?

– Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. – Валландер уже набирал номер на своем мобильнике.

Ответила женщина. Валландер представился и объяснил, почему он звонит. Парик, взятый напрокат девятнадцатого июня и не возвращенный вовремя.

– Парик взяла Иса Эденгрен. Из Скорбю в Швеции.

– Минуточку, я посмотрю, – сказала женщина.

Он ждал. Мартинссон вышел из комнаты. Он тоже говорил с кем-то по телефону – по-видимому, со службой спасения на водах. Наконец на том конце послышался голос.

– Иса Эденгрен не брала у нас никакого парика, – сказала женщина. – Ни в этот день, ни раньше.

– Может быть, на другое имя?

– Я одна в магазине, и у меня много клиентов. Это не может подождать?

– Нет. Иначе я буду вынужден обратиться к датской полиции.

Она не протестовала. Он назвал остальных – Мартин Буге, Лена Норман, Астрид Хильстрём. Пока он ждал, появился раздраженный Мартинссон, посетовал, что его все время отсылают от одного к другому, и снова исчез. Наконец женщина ответила.

– Все правильно, – сказала она. – Лена Норман взяла напрокат четыре парика девятнадцатого июня. И костюмы. Все это она должна была вернуть двадцать восьмого июня. Но пока не вернула. Мы как раз собирались послать напоминание.

– Вы ее помните? Она была одна?

– Ее обслуживал мой коллега, господин Сёренсен.

– Могу я с ним поговорить?

– Он в отпуске. Вернется в конце августа.

– А где он?

– В Антарктиде.

– Где?!

– В Антарктиде. Направляется к Южному полюсу. К тому же он собирался посетить старые китобойный станции. Отец господина Сёренсена был китобоем. Кажется, даже гарпунером.

– То есть опознать Лену Норман некому? Или хотя бы сказать, одна она была или нет?

– Очень сожалею. Но нам бы хотелось получить все это назад. Конечно, мы потребуем возмещения.

– Боюсь, что сразу это не получится. Сейчас этим занимается полиция.

– Что-нибудь случилось?

– Можно сказать и так, – буркнул Валландер. – Позвольте вернуться к этому разговору позже. И пусть Сёренсен сразу позвонит в Истадскую полицию, когда вернется.

– Я передам. Как вы сказали, ваша фамилия – Валландер?

– Курт Валландер.

Он положил телефон на стол. Значит, Лена Норман была в Копенгагене. Одна или с кем-то?

Вернулся Мартинссон.

– Бернсё находится в Эстергётланде, – сказал он. – Еще точнее – в Грютских шхерах. А еще один остров с таким же названием есть у берега Норрланда. Но это скорее не остров, а отмель.

Валландер рассказал о разговоре с прокатной фирмой.

– Значит, надо поговорить с родителями Лены Норман.

– Лучше бы выждать несколько дней, – задумчиво сказал Валландер, – но, боюсь, мы не можем себе это позволить.

Они замолчали. Оба понимали, насколько жестоко тревожить убитых горем родителей.

Снизу послышался звук открываемой двери. Они переглянулись – не Иса ли? – и бросились к лестнице. Но это был Лундгрен, он стоял у дверей в своем комбинезоне. Увидев их, он сбросил сапоги и стал подниматься по лестнице.

– Иса? – спросил Валландер. – Она позвонила?

– Нет, – сказал Лундберг, – не позвонила. Я вообще-то не хотел вам мешать. Только вы говорили там что-то… там, у дома. Насчет того, что я звонил и спрашивал, как Иса себя чувствует.

Валландер решил, что Лундберг почему-то стесняется своего звонка в больницу. Или возможно, считает, что он не должен был этого делать.

– Да нет, это совершенно естественно, что вы позвонили.

Лундберг глядел на него с видимым беспокойством:

– Но я никуда не звонил! Ни я, ни жена. Ни в какую больницу мы не звонили и ничего не спрашивали. Хотя, конечно, следовало бы позвонить.

Валландер и Мартинссон уставились друг на друга.

– Не звонили?

– Нет.

– И жена не звонила?

– Нет. Ни я, ни она.

– Может быть, есть еще какой-нибудь Лундберг?

– Кто бы это мог быть?

Валландер внимательно смотрел на стоявшего перед ним крестьянина. Зачем ему врать? Значит, был кто-то еще, кто знает, что Иса поддерживает связь с Лундбергами. Знает, что она в больнице. И что этот неведомый персонаж хотел выяснить? Выздоравливает ли Иса? Или может быть, уже умерла?

– Ничего не понимаю, – сказал Лундберг. – Кто мог позвонить и сказать, что он – это я?

– А вы, наверное, смогли бы сами ответить на этот вопрос, – сказал Валландер. – Кто знал, что Иса к вам заходит, когда у нее трения с родителями?

– Считайте, все в поселке знали, – сказал Лундберг. – Но вот кто мог воспользоваться моим именем… ума не приложу.

– Наверное, многие видели «скорую помощь», – заметил Мартинссон. – Вам никто не звонил и не спрашивал, что случилось?

– Карин Перссон, – вспомнил Лундберг, – вот кто звонил – Карин Перссон. У нее хутор подальше, в логу у шоссе. Любопытная, как муха. Всюду нос сунет. Но позвонить в больницу, словно это я… да у нее и голос тонкий. За мужика не сойдет.