В следующей, отделанной кафелем, брали кровь – несколько кушеток, аппараты для забора крови, простейшие инструменты, шприцы...

Им, охранникам-славянам, никогда толком не доверяли, и в помещении лаборатории Бондарович оказался впервые. Обычно кто-нибудь из таджиков вытаскивал контейнеры на крыльцо, и работа русских заключалась лишь в том, чтобы отнести "бидоны" в вертолет. Теперь Бондарович с содроганием осматривался на этой "фабрике крови". Только сейчас он понял, что именно было второй статьей доходов Ахмета...

В третьей комнате все еще стояло несколько контейнеров, и Банда догадался, что это помещение служило таджикам чем-то вроде кладовки.

Врач мог оказаться только за последней, закрытой дверью.

Сашка вытер вмиг вспотевший лоб тыльной стороной ладони, глубоко вздохнул и решительно мощнейшим ударом подкованного сапога вышиб дверь.

Врач, тщедушный старый таджик, сидел на полу в самом дальнем углу, в диком ужасе закрыв лицо руками.

Бондарович вспомнил, как лечился пару месяцев назад у этого старикашки. Тогда он растянул руку, выбивая зубы кому-то из слишком блатных подопечных, и старик пытался наложить ему на запястье тугую повязку, дрожащими от вечного сосания анаши руками закручивая узел. Парень вспомнил эти дрожащие руки, представил себе иглу в этих руках, которая нащупывает вену на руке очередного "донора", и ярость с новой силой нахлынула на него, застилая глаза страшной кровавой пеленой.

– Встать, сука! – заорал он, зачем-то снова передергивая затвор автомата, из которого вылетел еще не отстрелянный патрон. – Встать!

Стараясь угодить, старик торопливо поднялся, и Бондарович с силой ткнул ему в живот стволом автомата.

– Что тут было? Ты чем тут занимался?.. Отвечай!

Врач не мог вымолвить от ужаса ни слова, и Банда пятерней левой руки двинул ему в нос, заставляя мысли старика двигаться быстрее.

– Что здесь было, я спрашиваю? Ну!

– Донорский пункт...

– Вы брали кровь у "зэков"?

– Да...

– Зачем?

Казалось, старик не ожидал более глупого вопроса и недоуменно взглянул на своего неожиданного судью.

– Зачем, я спрашиваю?

– За кровь платят хорошие деньги!

– Кто платит?

– Купцы...

– Кто они?

– Я не знаю, я правда ничего не знаю, – вдруг заторопился старик, желая рассказать все и надеясь вымолить себе за это пощаду. – Это все Ахмет-бей.

Он знает таких людей в городе, которые платят хорошо "зелеными". Говорят, потом эта кровь идет то ли в Пакистан, то ли в Ирак. Куда-то туда на лекарственные препараты.

– Поскольку же ты брал у каждого человека?

– Я правда ни в чем не виноват...

– Сука! – снова взорвался Бондарович, поддав как следует стволом автомата старику в живот. – Говори, старый козел, иначе проверю, сколько в тебе крови булькает!

– Я брал по-разному, смотря кто как себя чувствует... У кого двести граммов...

– Не трынди, гад!

– Больше литра, клянусь Аллахом, зараз не брал! Они бы сдохли сразу, – старик вдруг упал на колени, целуя сапоги Бондаровича.

– То-то я думаю, чего они мерли как мухи после твоих "банных дней"! – Сашка почувствовал, что у него, привыкшего ко всему, волосы встают дыбом.

Он больше не мог находиться в этом страшном, пропитанном, казалось, ужасом помещении. – Ты же кровосос, вампир! Падла!

Бондарович со всего размаха заехал доктору ногой в лицо. Старика отбросило к стене, головой он больно ударился о бетонную поверхность, а из носа хлынула кровь.

– Ты зальешься, падла узкоглазая, своей собственной кровью! – Бондарович теперь кричал что-то, сам не осознавая, что кричит. Бешенство и ужас пронизывали его мозг, его нервы. Он с пояса, не целясь, дал очередь, и только чудом пули чиркнули по бетону в считанных сантиметрах от чалмы врача, отбивая куски штукатурки и разлетаясь, отрикошетив от стены. – Падла! Сука! Убью!..

Но он так и не смог пристрелить безоружного старика и, в ярости пробив ногой деревянную дверцу шкафа в комнате, повернулся к выходу. Он уже сделал шаг к двери, когда интуиция в очередной раз безошибочно скомандовала: "Сзади!"

Банда мгновенно вскинул автомат и резко обернулся. В сотую долю секунды глаза парня отметили, как поднимает старик невесть откуда взявшийся пистолет, нащупывая пустой черной глазницей ствола грудь Бондаровича. Это было почти как на ковбойской дуэли – кто быстрее.

У врача с вечно дрожащими от наркотиков руками не оказалось шансов – очередь Сашки вспорола ему халат на груди, и кровь яркими алыми пятнами тут же проступила на нижней рубашке старика.

Он упал, и Бондарович не сдержался – плюнул на мертвое уже тело:

– У, мразь! Тьфу!

Бондарович вышел из лаборатории и уселся в тени здания, устало привалившись к стене.

После подобных передряг, которые требовали мобилизации всех сил – и физических, и духовных, – он всегда чувствовал себя опустошенным, неспособным на какие-то бурные эмоции.

Теперь работал только его мозг.

"Посчитаем еще раз. Женька – раз, я – два, Ахмет – три. В вертолете был летчик и Махмуд, брат Ахмета, – всего пять... Кстати, надо проверить, вдруг кто из вертолета живой... Так, охранник на вышке, Абдулла, – шесть. Двое из лаборатории и врач – итого девять..."

Он встал и, закинув на плечо автомат, побрел к горящему вертолету – убедиться, что дело сделано.

"В поле, как обычно, пятеро. Можно было бы, конечно, дождаться их и тоже положить, но... Глядишь, вертолета хватятся, проверить решат... Да и с этими пятерыми, пока перестреляешь – можно половину "зэков" уложить".

Он подошел к обломкам вертолета. После взрыва баков с керосином кабину разнесло вдребезги, отдельно валялся покореженный винт и отвалившийся хвост. Керосин уже выгорел, пламя успокоилось, но в огне и дыму разглядеть трупы было невозможно.

"А, черт с ними! Если и уцелел кто, то драпанул в горы с перепугу... Пусть катится!"

Он осмотрелся.

Отсюда, с вертолетной "площадки" – более-менее ровного участка в ложбине гор, – лагерь был как на ладони. Не зря здесь же поставили и вышку охранника. Метрах в ста располагалась лаборатория, чуть пониже – домик охраны и своеобразный штаб братьев Абдурахмановых, Ахмета и Махмуда.