– Ребятки, вареные яйца устроят?

– Давай десяток. И колбасы два кольца. Пива, конечно, тоже нет?

– Днем все выпили.

– Чтоб они подавились, ваши алкоголики!

Парни в тельняшках вели себя странно.

На «дембелей» не походили, чувствовалось, люди выпили, но не с радости, а с горя, потому как хмель их не брал. Буфетчица, зная, что поезд стоит пять минут, работала быстро и расторопно, пакуя снедь и не забывая при этом на старомодных счетах подбивать костяшки. Калькулятору она не доверяла, хотя тот и стоял возле кассового аппарата.

– Куда путь держите, ребята?

– В Ельск.

– Домой.

– Чего такие невеселые? – бросила им вслед буфетчица.

Уже в дверях один из сержантов обернулся и недовольно бросил через плечо:

– Груз двести везем.

Поезд уже тронулся, ОМОНовцы побежали вдоль состава и ловко, даже не хватаясь за поручни, вскочили на высокую подножку почтового вагона. Напоследок они остужали лица, высунувшись из двери и продолжая прерванный походом в буфет разговор:

– ..и мужчины и женщины у них некрасивые, а дети словно звереныши. Ничего у них своего нет, оружием, и то нашим воюют, они всему от русских научились, сдохли бы без нас.

Второй сержант, словно не слышал приятеля, как случается у выпивших, говорил о своем:

– Помнишь, полковник наше отделение послал боевиков из могилы выкопать, чтобы их телевизионщики снять могли, да заодно и посчитать, сколько их наши уложили. Женщины-чеченки нас не пускали, дорогу загородили. Я поверх голов очередь пустил – разбежались.

А собака на могиле уже неделю сидела – кавказская овчарка, хозяина мертвого стерегла. Никого не подпускала. У меня рука не поднялась ее пристрелить. Полковник приказывает: «Стреляй». Я только автомат подниму, а она на меня в упор посмотрит – и не могу на спуск нажать. Худая, обозленная, но глаза огнем горят, любого, кто на могилу посягнет, готова на части разорвать.

В воздух стреляли – не ушла.

– Гришка ее из снайперской винтовки пристрелил. Потом, рассказывал, она ему каждую ночь сниться стала. Смотрит на него не мигая и клыки скалит, а глаза у нее человечьи. Говорили ему, чтобы не подбирал снайперскую винтовку возле мертвого боевика, а он ее взял.

– Кавказские овчарки – они верные.

Поезд медленно прополз мимо перрона, застучал колесами, а потом еще несколько минут звучал из темноты, скрывшись за поворотом.

– И они в Ельск направляются. Возможно, с ними я еще встречусь, – тихо произнес мужчина в черном, сделав последний глоток остывшего кофе.

Он вернулся в зал ожидания и бесшумно поставил блюдце с чашкой на стеклянный прилавок витрины.

– Спасибо, – сказал он.

Буфетчице хотелось спросить, что такое «груз двести». Ей казалось, мужчина с умными, проницательными глазами знает все на свете. Но язык снова прилип к небу, сухой и шершавый, словно специально, чтобы буфетчица не смогла произнести ни звука.

Вновь бомжу, выглядывающему из-под телогрейки, показалось, что перед ним видение. «Буфетчица – реальная, знакомая, может послать, у нее можно попросить использованный стаканчик, а вот мужик какой-то ненастоящий».

Вернее, он был слишком настоящим, пугающим своей реальностью.

Вновь за окном что-то сверкнуло. Мужчина прошел мимо бомжа, даже не взглянув на него.

Большая вокзальная дверь закрылась.

Возле «Жигулей» орудовали двое молодых парней, третий стоял, выглядывая из-за хлебного фургона. Он следил за привокзальной площадью.

Парням уже удалось открыть дверцу, один из них пытался выкрутить магнитолу, не повредив ее, второй же рассматривал кассеты, которые извлек из перчаточного ящичка.

– Хрень какая-то, – бурчал он. – Какой-то Себастьян Бах.

– Я такого певца не слышал.

Мужчина в черном появился возле них неожиданно, словно привокзальная темнота площади внезапно уплотнилась и образовала у машины человеческую фигуру с длинной-длинной тенью.

– Положите назад все, что взяли, – прозвучал бархатистый мягкий голос, в котором не слышалось угрозы, а лишь настоятельная просьба.

Парень, не знавший, кто такой Бах, пугливо оглянулся и выронил кассеты на сиденье машины. Затем, когда понял, что мужчина один и рядом с ним никого больше нет, его губы расплылись в мерзкой улыбке.

– Топай, мужик, отсюда подобру-поздорову, пока цел. Возьмем, что надо, и уйдем. И язык за зубами держи, а то мы тебе его быстро отчикаем.

– И бороденку проредим, – отозвался второй, продолжая дергать магнитолу.

– Пошли вон! – мужчина шагнул к своей машине и положил руку на плечо парню, до половины залезшему в салон.

Он секунду выждал, словно давал время грабителю одуматься и самому выбраться из «Жигулей», а затем потащил его на себя. Здоровенный парень почувствовал, что, если не разожмет сейчас пальцы, или руль оторвется, или руки, Со стороны казалось, что мужчина просто выпроваживает парня, а тот повинуется словам, а не невероятной силе. Любитель кассет, не понимая, что происходит, и думая, что его приятель просто испугался, схватил мужчину в черном за руку и попытался выкрутить запястье. С таким же успехом он мог бы попытаться закрутить штопором ветку дуба.

Еще секунда – и двое парней оказались сидящими на мокром асфальте, с ужасом взирая на спокойного мужчину, который чувствовал себя настолько уверенно, что даже не стал бить их ногами. Третий грабитель, прятавшийся за хлебным фургоном, пока еще раздумывал, броситься бежать или прийти на выручку приятелям. Легкость, с которой мужчина обезвредил его друзей, ввела его в заблуждение. Ему показалось, что приятели позорно испугались. Себя же он трусом не считал. Он запустил руку в карман и вытащил нож с выкидным лезвием. Пружина мягко сработала, беззвучно выдвинув длинное, узкое, обоюдоострое лезвие.

Пригнувшись, грабитель сделал два прыжка и, прежде чем мужчина успел обернуться, всадил ему нож в бок, под ребра, целясь в сердце.

Лезвие уперлось во что-то упругое, затем пробило его, уйдя в сторону. Нож торчал, вогнанный по самую рукоятку. Выдернуть его парень уже не смог. Мгновенно вспотевшие пальцы соскользнули с костяной накладки. Он отступил на шаг и замер, глядя на черную рукоятку. Мужчина медленно обернулся, затем, как тигр бьет лапой, мягко и стремительно толкнул убийцу ладонью в грудь. Тот пролетел те два шага, которые отделяли его от фургона, глухо ударился в жестяной борт спиной и сполз на асфальт, прямо под заднее колесо.