— Свободное падение, — сказал он вместо этого, чем слегка удивил себя. Так говорил Адальбрект. «Они в свободном падении, и им нечего терять». Тей сначала не придал этой фразе большого значения, но запись всей беседы уже мариновалась в его параллельных процессорах, и когда он снова вывел ее на передний план сознания, воспоминания вдруг вспыхнули так же ярко, как если бы он только что вышел из комнаты проповедника — и эта фраза была в центре информационной сети.

На Адджи это не произвело впечатления. Она бросила в него маленьким кусочком кода — самым простым протокольным обозначением «ожидание статуса данных».

— Это ремарка местного проповедника из Миссионарии Галаксиа, которая отвечает на ваше высказывание касательно порядка и контроля, — сказал он. — Он описывает ашекийцев как находящихся в свободном падении. Они отбросили любые рациональные рамки мышления или поведения, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы повлиять на них. Администратум и Муниторум пока не допустили того, чтобы их одолели превосходящей огневой мощью и численностью, но проповедник Адальбрект считает, что ситуация может только ухудшиться. По его мнени, это место превратилось в позорное недоразумение. Он намекнул, что власти, ответственные за восстановление планеты, просто не будут оказывать нам поддержку живой силой и припасами. Кладбище и его рабочий лагерь нельзя назвать самодостаточными. Месяц без поставок, и все будет кончено, так мне кажется.

— У них нет дисциплины и хотя бы представления о высшей цели, — сказала Адджи. В ее голосе послышалось нечто похожее на удовлетворение. — Адептус Механикус требовали рабочую силу, состоящую полностью из слуг нашего культа. Если бы мы настояли на этом, все было бы иначе.

— Если бы мы настаивали, то объединили бы всех прочих Адептус против себя, вообще бы ничего не добились, и кладбище перешло бы под полный контроль Администратума. Кто знает, что бы сделали друг с другом бюрократы и «машины скорби»?

— Ничего такого, чего обе стороны не заслуживают! — резко ответила Адджи. Она подошла ближе, встала рядом с Теем и уставилась вверх, на Короля. — Толпа невежественных, не понимающих машины бурдюков и куча праведно разломанного еретеха. Во всем этом нет ни йоты благодати Омниссии. Оставьте их в покое, пусть грызут друг друга, пока не останется только мусор, и пусть все это послужит им наглядным уроком. Именно так, как послужила война, скажу я вам. Эта планета была потеряна для Света, пока мы не решили вмешаться.

Одна аугметическая рука с вывернутыми пальцами сложилась в определенный жест при слове «Свет» — стилизованная смесь шестеренки и солнца, которая была символом одного из тысяч трансмеханических субкультов северо-востока галактики. Тей скопировал жест, и его инфопотоки унесли изображение к архивам технотеологии сегментума Пацификус, чтобы проиндексировать. Субпроцессы связали его с внутренним досье на Адджи. Менее чем через секунду корона из аннотаций, которая венчала ее в глазах Тея, задвигалась и изменилась, и он почувствовал, как его знания и догадки о ней изменяют свой порядок в его разуме. Как будто он внезапно вспомнил что-то, выученное много лет назад, однако он знал, что это знание получено недавно.

Тей сделал паузу, чтобы насладиться этим ощущением — восторг от того, как новое знание связывается со старым, был одним из ключевых шаманских переживаний его ордена — и когда оно отошло на задний план, он осознал, что Адджи пристально смотрит на него. Она выдвинула охряно-желтый светящийся глаз на тонком серебряном отростке и осматривала им магоса сверху донизу.

— Вы чувствуете удовлетворение от своей работы по надзору за кладбищем, трансмеханик?

Ответ Адджи прозвучал как еще один резкий вопросительный поток машинного кода, но потом она вспомнила о манерах и вокализировала его.

— Могу ли я узнать, в чем польза от передачи вам этой информации, магос?

— Умозрительная ценность, — через миг ответил Тей. — Мой оптимальный подход к выполнению миссии — это широкий сбор фактов обо всех касательных, векторах, горизонтальных и вертикальных оттенках.

Он сделал паузу, чтобы подумать над иной формулировкой, хотя Адджи ничего не сказала. Он знал, что его слова малопонятны для любого, кто не имеет доступа к головокружительным многомерным идеограммам, которые создавались и переделывались инфопотоками в его мозгу. Тей попытался снова.

— История моих миссий предоставляет повторяющиеся и убедительные доказательства тому, что широкомасштабныый сбор данных значительно увеличивает оперативную эффективность. На поздних стадиях миссии зачастую возникают эффективные догадки и планы действий, построенные по закономерностям, которые не были очевидны на момент их наблюдения.

— Вы не знаете, почему вы спрашиваете.

— Но эти вопросы могут оказаться полезны, хотя каким образом, я пойму гораздо позже. Любые данные могут показаться бессмысленными, когда я только получаю их, но лишь потому, что информация, которая придаст им смысл, пока что мне неведома. Попытки создать априорный критерий того, что осмысленно и полезно, вредят этому процессу и снижают эффективность моей работы. Говорю по опыту.

— Вы не знаете, почему вы спрашиваете, вы просто спрашиваете, потому что таков ваш принцип, и вы уверены, что мой ответ когда-нибудь где-нибудь вам пригодится.

— Вера, любознательность, анализ. Три основных ценности нашего жречества, хоть это и нескромно с моей стороны указывать на этот факт.

Они некоторое время помолчали. Поднялся ветер, и вздутая его порывами мелкая каменная пыль с тоскливым подвыванием налетала на изогнутые корпуса «Гробовых червей», что валялись по сторонам от тропы, по которой они пришли. Адджи убрала свой светящийся глаз, и они оба смотрели на носовой шпиль Наследного Короля и далекий потолок «Могильного камня», поднимающийся над ним.

— Значит, вы не одобряете мои методы? — наконец спросил Тей.

— Какие методы? — парировала Адджи. Ее ноэтическая связь запищала от дюжины одновременных пингбэков, жест, аналогичный вскидыванию рук от досады. — Я едва понимаю ваши методы. Вы не провели брифинг, вы ничего нам не объяснили. До вашего прибытия прислали депешу, что мы должны оказать всяческую поддержку магосу, который приедет на борту «Рамош Инкалькулят», пока тот будет готовиться к выполнению своей работы, но выглядит так, будто вы хотите от нас только ответов на необъяснимые вопросы. Каковы ваши методы? Что у вас за тезисы? Что вы вообще здесь делаете, магос Тей? Почему «Могильный камень» просто висит над кладбищем вместо того, чтобы поднять Наследного Короля и увезти его, как положено? Я сижу и изучаю манифольд, я смотрю, как скитарии охотятся на этих ублюдков еретиков, которые по-прежнему умудряются пробираться сюда — я до сих пор не знаю, каким образом, я сижу и смотрю, как наши попытки продолжать работу кладбища постепенно погружаются в беспорядок, а я ненавижу беспорядок, магос, он оскорбляет как мою личность, так и мою философию. И посреди всего этого — вы. Вы бродите где попало, ходите болтать с этими некомпетентными глупцами в рабочем лагере и спрашиваете меня, нравится ли мне здесь.

Она остановилась и взяла себя в руки. Огонь в ее словах прокрался в язык тела и ноосферу: ее крупная, широкая фигура слегка сгорбилась, одна рука сжалась в кулак, а ноэтическая связь с сервитором гудела от сообщений о состоянии повышенной готовности.

— Думаю, я дала вам ответ, — вокализировала она. Похоже, она была немного удивлена самой себе.

— Думаю, да. Спасибо, трансмеханик. Чего бы это ни стоило, но я сожалею о… расстройстве, которое причиняет вам моя работа. Я и сам не рад этому. Но параметры моей миссии нерушимы, и мои методы, смею заверить вас, работают. Вам придется пока что потерпеть мою деятельность и счесть ее частью обычного беспорядка, связанного с управлением подобным комплексом во время войны.

Он не смог удержаться от этого последнего укола — несмотря на стычки с партизанами, Ашек не был военной зоной. И хотя Тей пожалел об этом позже, именно на этой ноте он оставил ее в тот день и ушел прочь, к огромному зазубренному тарану Наследного Короля. Она же осталась стоять, безмолвная и возмущенная, на пыльном ветру.