Судя по всему, Тей вел коммуникацию лишь с сервитором, этим постоянно сгорбленным маленьким созданием, которое все время таскало инфокатушку по пятам за хозяином. Адджи не пыталась подсоединиться к линии, идущей между ними — частично потому, что сами их трансляции были шедевром тонкого сигнального мастерства и глубокой шифрации, с которыми, как она подозревала, не сравнились бы даже ее внушительные таланты — но в основном потому, что хоть ее уважение к магосу-параллакту и упало до нуля, все равно оставалась черта, которую она не была готова переступить.

Вне зависимости от содержания, сам факт сигналов выдавал магоса. Адджи была хороша в своем деле. Она умело использовала техники, хорошо знала таинства, набожно соблюдала религиозные обряды. Она отследила тонкую ниточку, соединявшую Тея с его «Бочонком», перенастроила свои первичные чувства в режим пассивного ауспика, наблюдала за ним и размышляла.

Шли часы, заканчивались смены, выходили дозоры. Магос Тей не уходил с мостика Короля. Он не нарушил безмолвие, даже чтобы произвести рутинные процедуры регистрации или обряды в честь храма, не подключал кору мозга к храмовым иконам.

Была уже глухая ночь, когда Адджи решила, что Тей в спячке, или медитирует, или, как бы то ни было, не собирается пока что покидать Наследного Короля. Вслед за этим выводом она сразу, пока ее не успели подвести нервы, вызвала техновидца Дапрокка и начала строить планы.

В высших слоях сознания Галхолина Тея шли перестановки. Вместо трехмерных башен его аналитические процессы теперь приняли форму гигантских, стянутых сетями глыб из фактов, предположений и связей, подобных туго скрученным клубкам виртуальной пряжи. Каждая из них висела в его мыслепространстве в точно определенном и несущем смысл месте относительно других, и поверхность каждой сферы искрила и блистала в тех местах, где гармония данных соединяла ее с другими.

Словно шелковая нить, пронизывающая жемчужины, сквозь них проходил поток стрекочущего кода, который Тей похитил из несформированного, беспокойного мозга Наследного Короля. Стрекот, что проскользнул в его чувства в ночь самоубийственного рейда партизан. Стрекот, что шептался сам с собой в темноте под пустым троном Наследника Асфоделя. Стрекот, что…

Взаимное расположение инфосфер менялось со спокойной неотвратимостью, как надвигающийся парад планет, что случается раз в тысячелетие. Тей чувствовал, как равновесие его мыслей покачивается то в одну, то в другую сторону из-за перемен в их гравитации. Нити его ума проскальзывали через каждую из сфер, находя связи и закономерности внутри и между ними, мелькали туда-сюда, сплетаясь друг с другом, выстраивали картину, чтобы представить ее первичному сознанию. Но само это первичное сознание стояло в стороне от процесса, наблюдая, как он мыслит, передавая новые идеи и данные в круговорот и глядя, как с ними разбираются его собственные мысли.

Если аналитические группы, которые он созерцал, были планетами, движущимися по ярким и упорядоченным путям, то эти новые идеи были бродячими телами, темными гравитационными аномалиями из глубин ментального облака Оорта, что вылетали в свет, изгибая орбиты системы вокруг себя.

(И в его тайном разуме по-прежнему шипел этот жаркий красный зуд).

Он сконцентрировал внимание на первой из темных мыслесфер и почувствовал, как остальные процессы тоже собираются и нацеливаются на нее. Через миг под давлением разума она вспыхнула ярким роем инфометок, которые засияли вокруг нее и начали более агрессивно интегрироваться в иные части матрицы Тея.

Эти мыслесферы были мусорным кодом, были еретехом, были Де Умбра Ксана и многим иным, поэтому Тею понадобилось сознательно напрячь волю и дать самому себе разрешение для того, чтобы извлечь их из запертых хранилищ собственного разума. Он вывел их в поток мыслей с большим вниманием и осторожностью, окутав их священными кодовыми проповедями и предостерегающими исчислениями, принципы которых были заложены еще в те дни, когда сам Марс пылал в агонии Ереси.

Новопосвященные в жречество Механикус вскоре начинали слышать смутные намеки на кривые отражения прекрасных логических форм, создаваемых самими Механикус, искаженные варпом в нечто, чем мог пользоваться только насквозь прогнивший разум. К тому времени, как они продвигались на хоть сколько-то более высокую ступень в сложном зиккурате святых чинов, они знали о существовании подобного как факте. К тому времени, как их посвящали в высшие таинства их конкретного ордена, они знали, как воспользовался этими тайнами Архивраг, какие злодеяния совершил с их помощью. А самые могущественные магосы, которым больше всего доверяли, могли даже приступить к тренировкам на случай, если они с этим столкнутся, чтобы уметь ему противостоять.

Тея иногда вызывали, чтобы помочь в этих тренировках. Он обладал интуицией и опытом, с которыми, как он знал — и это был простой и нескромный факт — могли сравниться немногие из его коллег.

И ничего из этого здесь не помогало.

Тей наблюдал, как запечатанные инфопроцессы, которые обрабатывали записи стрекота, выбрасывали свои заключения в космос его разума, а там их подхватывали передвигающиеся скопления мыслей и направляли в самую гущу бешеной вьюги перекрестных ссылок и совпадений. Но этот ураган долго не просуществовал. После того, что было лишь несколькими секундами промедления (хотя для переднего сознания Тея, ушедшего из конкретной реальности в глубокое мыслящее сновидение, они показались часами), процессы замедлились и расплылись в стороны, неспособные найти свою цель. Совпадения были слабыми, параллелей почти не нашлось. Те немногие сходства, которые ему удалось отыскать, были даже не результатом конвергенции дизайна — почти все они были аномалиями, статистическим шумом.

Нижние мысли Тея ощутили вкус разочарования, и это чувство быстро просочилось сквозь разум наверх и отравило его настроение. С каждой вылазкой на кладбище с целью осмотреть «машины скорби», с каждой новой порцией данных о самих Каменных Королях, Тей терял уверенность в своей миссии. Теперь его уверенность истрепалась до лохмотьев.

Еретех, так говорили коммюнике Муниторума. Они звучали так самоуверенно, когда рассказывали друг другу, что Асфодель — порождение какого-то отступнического, затронутого варпом мира-кузни, какой-то тайной секты оскверненных учений, что скрывалась от глаз Марса целыми поколениями совращенных последователей.

Конено, они звучали самоуверенно, подумал Тей, скользя на волне мгновенного раздражения. Слайдо и Блэквуд знали, что делают, когда подливали свои «о-это-просто-предположения» в коммюнике, которые позволяли подслушать Механикус. Это достаточно уязвило Гурзелла и его собратьев, чтобы они присоединились, ведь позволить хотя бы малейшей тени упасть на их культ — значит уязвить себя еще больше. И как бы то ни было, Тею понравилась бы ирония, если б сами Механикус использовали Темных Адептус как прикрытие, чтобы окутать тайной…

…но запечатанная директива, которую Гурзелл заставил его загрузить в высшую точку сознания, тотчас же отрезала этот путь мысли и оттолкнула Тея на предыдущий.

Должно быть совпадение. В его собственном мозгу и в громадной сокровищнице разума, которую он носил с собой на спине Бочонка, Тей хранил труды сотен поколений магосов, каталогизировавших машины Архиврага. А снаружи было великое множество механических остовов, громадная библиотека знаний Наследника, и Тею нужно было лишь расшифровать язык, на котором она написана. Он был уверен, что совпадение найдется. Оно должно быть здесь. Альтернативы? (И красная руна-замок в вершине его сознания стала пульсировать и дрожать, когда гравитационный центр его мыслей подобрался к ней столь близко). Тей не хотел думать об альтернативах.

Надо продолжать работать, вот и все, что остается. Продолжать искать. Продолжать просеивать факты сквозь сито. Тей неподвижно стоял в темном помещении, ничего не видя перед собой, кроме крошечных оранжевых искорок в глазах Бочонка, и все глубже погружался в бурное море собственных мыслей — охотился за еретехом, прислушивался к стрекоту. Его чувства туго стянулись вокруг него. Он не услышал крик тревоги, едва ощутил срочные вызовы от «Рамош Инкалькулят». Ничто не нарушало покой Галхолина Тея, пока Наследный Король не закричал.