Глубоко в рукавах робы металлические ладони Тея пощелкивали и скрежетали одна о другую.

— Довольно неприглядное поведение. Но я понимаю, почему он так сделал. И это, конечно, сработало. Доказательством тому служит громадное кладбище боевых магин под нами. И все-таки, он поместил нас в неловкое положение. Думаю, он мог бы просто чуть более вежливо попросить. Но пути дипломатии Адептус неисповедимы, не правда ли?

В ответ Наследный Король направил всю энергию на внутренние механизмы-сгибатели, и все его тело сотряслось, словно живая, пытающаяся вывернуться конечность. Напряжение внутренних систем вспышкой отдалось в сознании Тея. Ему показалось, что он даже слышит стон, доносящийся от корпуса. Это, конечно, было лишь воображение, не более — Король парил в вакуума, в неосязаемой хватки гравитационных захватов ковчежного отсека. Но избавиться от этой фантазии было сложно. Тей смотрел, как машина дергается и вырывается посреди водоворота данных, который заполнял его зрение от одного края до другого.

Желания злорадствовать у него не было. Он чувствовал себя уставшим, и только.

— Знание об Архивраге не является угрозой, какой считают его инквизиторы, — сказал он. — Знание, что существует воплощение аннигиляции, выступающее против вечного порядка Императора и созидательной воли Бога-Машины? Это не подвергает душу опасности. Оно усиливает ее. Таково мое истинное убеждение, Королек. Оно предоставляет силу, с которой должны бороться вера и воля. Оно завершает симметрию. Адджи знала о так называемых Темных Механикус. Она знала о механизмах Хаоса, построенных на искаженной логике, и машинных духах, наполненных мусорным кодом и голосами демонов. Естественно. Она знала, что Наследник умеет их строить. И это тоже естественно. Она думала, что ты — одна из этих машин. Но проблема в том, что это не так. Ты — то, что величайшие умы Адептус Механикус обсуждают лишь вполголоса, на закрытых конклавах, и даже между собой используют для этих разговоров самые зашифрованные коды и самые расплывчатые формулировки. Ты — вещь, нарушающая симметрию. Наследник Асфодель построил тебя сам.

Тей наконец заметил движение в стекле перед собой — руки его размытого отражения сплетались и сжимались. Он высвободил их из коричневато-красных рукавов и неподвижно сомкнул перед грудью, изобразив символ аквилы, переходящей в шестеренку.

— Что за разум! — сказал Тей. — Мы видим подобные ему все время, не в последнюю очередь среди самих себя. Разум, способный охватить природу окружающего мира, начать видеть закономерности, проверить их, извлечь знание и приумножить самое себя. Наши труды и наша религия, — на текучем коде Первичного Наречия, которое использовал Тей, слова, обозначающие «труд» и «религию», были одинаковы, — основаны на таких умах. Бессчетные поколения их заложили фундамент, на котором был воздвигнут наш культ, когда мы обрели возможность по-настоящему использовать свой интеллект и понимание посредством инструкций Омниссии. Но твой создатель никогда не внимал учениям Машины, как и нашептываниям Антитезы. Он пришел к ним позже, когда уже обрел могущество. И это могущество… он построил его. Сам.

Точки основных обозначений испещрили инфопространство Тея, и иконки ординатусов, изменив траекторию, закружились вокруг них, словно придворные вокруг монархов на каком-то громадном торжественном балу. Каждое из обозначений развернулось, когда его коснулось внимание Тея, и раскрылось, превратившись в досье одного из аспектов машиностроения Наследника Асфоделя. Его металлургия, его настройка двигателей, его баллистика, его авионика. Его машинные духи, его термоядерные реакторы. То, как искусно и любовно он обустраивал свои сети стрекочущего кода, и то, как искусно и любовно он мастерил каждое крошечное лезвие на ободах своих «Колес свежевания».

— Наследник Асфодель беспокоит нас не потому, что он был одним из нас. Мы и раньше имели дело с отступниками. Преступление твоего создателя — в том, что он нарушает симметрию между нами и Антитезой. Он — третья сторона в космосе, который, как говорит нам вера, разделен лишь одной осью. Не божественное вдохновение и не возвращение знания, дарованного Омниссией в великую эпоху разума, из коей мы вошли в Древнюю Ночь. Лишь человек. Один-единственный, невообразимо гениальный самоучка. Разве есть в наших исчислениях место для такого, как он?

Тей слышал, как Король шумно ломится в трансляционные каналы, которые он заткнул. Это походило на далекое стрекочущее жужжание, будто слепень бился туда-сюда в сомкнутых чашечкой руках. Тогда он открыл самые базовые частоты и позволил ему говорить, чтобы было на чем сфокусироваться — его мысли начали уходить в сторону.

— Признаешься! Сдался! — оковы Тея лишили голос Короля всей мощи. Теперь это был голос комичного злодея в фарсе уличного кукольника, тонкий и звенящий. — Ты сознался! Преклонись! Преклонись передо мной! Преклонись и признай, что мой господин — это твой господин!

Тей позволил себе слабость настоящего жеста и покачал головой.

— Я ожидал большего. Ты унижаешь себя таким ответом. Наследник создал тебя таким могучим, чтобы одна твоя грубая сила вызывала уважение. Но в остальных аспектах? Я измерил тебя, как объект изучения. Я измерил тебя, как противника интеллекта. Теперь я полностью понимаю, что ты такое. И любопытства ради я даю тебе последнюю возможность убедить меня в том, что ты нечто иное.

— Преклонись! Пади передо мной, умоляй и умри! Я буду смотреть, как мой создатель и господин прикончит тебя и тв…

— Как пожелаешь. У меня все.

Движением мысли Тей повернул гравитационные захваты.

На один краткий вздох Наследный Король неподвижно завис в ковчежном ангаре. Корабль вокруг него продолжал ускоряться, толчок от изменивших направление действия захватов смешался с последними остатками притяжения Ашека, и машина начала погружаться в пустоту. Громадные металлические плечи уже не достигали верхних пределов отсека, но заполняли его центр, выше спины появилось свободное место. Затем его таран и башня оказались прямо перед глазами Тея, затем он уже смотрел на них сверху вниз. Потом, падая все быстрее, башня Короля скользнула под дно ангара. Вот он стал неровным черным наконечником копья под брюхом корабля, вот вышел из тени «Могильного камня» на солнце и превратился в ослепительную серебряную черту на коричневом фоне планеты. А потом он исчез.

Галхолин Тей смотрел на место, где он пропал из виду, пока его оптика не уловила раскаленно-белую вспышку, пробившую атмосферу. Она оставила после себя слишком много помех, чтобы можно было следить дальше, и тогда он соединил свои чувства с огромными комплексами ауспиков «Рамош Инкалькулят» и увидел, как по Холодной Дельте расходится ударная волна с ярко-белой искрой плазменного взрыва в центре.

Он все еще стоял там, с терпеливо ждущим Бочонком за спиной, и смотрел глазами корабля на вершину пылевого облака, когда его нашел капитан Мхорок Тобин.

XXXVII

— Я — хозяин этого корабля, — сказал Тобин после нескольких минут молчания, когда, как он решил, Тей уже перевел на него все внимание. Магос признал факт, слегка склонив голову под ржаво-красным капюшоном.

— И я должен знать, что здесь произошло, — продолжил Тобин еще через минуту. — Думаю, даже вам следует признать, что я имею на это право.

— Это так, сэр. Имеете, — мягко проговорил Тей. Стальные руки еще раз щелкнули друг о друга в рукавах и неподвижно замерли. Тобин подошел, встал рядом, и они вместе уставились вниз, на Ашек.

— Я знаю, что не вы, — сказал он, наконец, — сделали это с моим кораблем. Это была та тварь в ангаре. Так что не беспокойтесь, в этом меня переубеждать не надо. Если бы я думал, что это вы, или что это случилось с вашего позволения, вы были бы уже мертвы.

— Понимаю. Благодарю, капитан Тобин.

Повисла еще одна мягкая пауза.

— Вы обычно довольно разговорчивы, магос, — нарушил молчание Тей. — Я думал, что, когда я спущусь искать вас, самая большая проблема будет в том, чтобы вовремя заткнуть вас и успеть вернуться на мостик, прежде чем мы войдем в варп.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: