Еще два из них порхали у вершины кучи, ощупывая ее сканерными лучами и передавая Тею мозаичное изображение хитро упрятанного поста ретрансляции, который использовали погибшие ашекийцы.

В этот миг Дапрокка интересовали не столько мертвые партизаны, сколько живые. Звуки охоты уже были настолько близки, что он слышал их, даже если бы настроил свой слух на чувствительность обычного человеческого уровня. Стены из обломков вокруг приглушали звук, и техновидец не мог сказать, насколько быстро погоня приближалась к ним. Были ли они ее целью? Этот унизительный рейд на кладбище случился почти сразу после того, как магос Тей прибыл на Ашек II, не может же это быть просто совпадением? Он бросил взгляд на «Могильный камень», образовавший пещерный потолок вместо неба, но ощущение защиты Бога-Машины, на которое он надеялся, так и не появилось.

Магос Тей не осматривался. Его странный маленький сервитор не дернул и мускулом, а просто стоял, согнувшись под весом инфокатушки. Как Тей мог просто игнорировать идущий бой? Кортикальные улучшения Дапрокка не были настроены на военный анализ или тактические расчеты. Его прислали сюда надзирать за ритуальной разборкой и утилизацией орды сломанных «машин скорби», что усеивали пустыни и лежали грудами вокруг подножий «камней». Когда он приехал сюда, то думал, что война окончена. К этому его не готовили. Он почувствовал острый укол зависти к трансмеханику Адджи, что сидела в сердце своей сети манифольда там, в храме-зиккурате и не обязана была лично сопровождать Тея.

— Подтверждаю, магос Тей, — ответила она по высоким линиям манифольда. И она, и Тей пользовались шифровыми протоколами, которые придавали ее передачам неприятный оттенок, отдававшийся скрежетом в чувствах Дапрокка, но не могло быть никаких разговоров о коммуникациях без подобных мер безопасности, пока не будет решена загадка того происшествия четырехдневной давности. Партизанский рейд был тщательно спланирован и проведен умело и дерзко, и все же это была самоубийственная миссия, которая обошлась им в троих способных лидеров и две дюжины бойцов. И все это лишь для того, чтобы послать бессмысленный код между тремя разбитыми боевыми машинами? Даже столь монументальными, как Каменные Короли?

Недалеко снова послышалась стрельба, и спинальные гироскопы Дапрокка зажужжали — таков был его эквивалент вздрагивания — когда срикошетившая пуля выбила высокую металлическую ноту из какого-то куска мусора, который находился слишком уж близко для него.

— Это сделано не вражескими силами, — говорил тем временем Тей. — Ни один из элементов не совпадает с тем, что разработал Асфодель для своих собственных машин. Это краденое имперское оборудование. Даже не подобранное на поле боя. Не военная модель. Посмотрите.

Точка общего доступа замерцала Дапрокку и Адджи сквозь манифольд. Ухватившись за нее, они увидели вид сверху вниз на массивный ящик передатчика, предназначенного для ношения на плече, втиснутый в кабину одного из танков. Он был больше и примитивнее, чем элегантные храмовые машины Адджи, но Тей был прав. Определенно, имперский. Все они, к их общему отвращению, видели уродливые шрамы на передней части ящика, где штыком сточили чеканные надписи Механикус. Тяжелое литье на верхней части ящика было помято и частично оплавлено — видимо, оттуда что-то отломали.

Через миг после того, как Дапрокк это заметил, изображение изменилось. Тей обвел отбитую часть красной рамкой для большей заметности и наложил на нее быстрый набросок того, что там находилось до того, как это украли партизаны.

— Золотая аквила, — сказал магос с удовлетворением, которое Дапрокку совершенно не хотелось разделять. — Это нам кое о чем говорит.

И вот тогда по манифольду прошла рябь — трансляция, у которой не было точного органического аналога. Гневный вопль, ликующий крик, красное марево в глазах, волна дерганого, насыщенного адреналином возбуждения, проходящая сквозь живот и поднимающаяся по позвоночнику. Кодированный клич скитария, идущего в бой.

Сервочереп повернулся лицом к земле и рухнул как камень. Его слуховые сенсоры были слишком грубы, чтобы уловить выстрелы на таком расстоянии, да еще сквозь шум ветра. Но глаза обладали потрясающим зрением — их создали по самым сложным шаблонам, какими только располагала его родная кузня — и без проблем различили клубы пыли из-под бегущих ног, дульные вспышки, мелькающие размытые пятна инфракрасного излучения от лазерных лучей, раскаляющих воздух.

Череп снова включил суспензорное поле, замедлил падение и изменил траекторию, устремившись к месту пересечения трех троп, вьющихся между кучами старых боевых машин. По одной дорожке скачками мчалось красно-бирюзовое пятно — штандарт на спине бегущего скитария. Что-то шевелилось и лязгало в закоулке меж двух разбитых танковых корпусов, между двумя другими тропами — его добыча, мужчина и женщина, что забились в свои укрытия и целились в приближающегося врага. Тропа за спиной скитария была усеяна трупами, укрытыми саванами из серого тряпья и серой пыли.

Череп резко затормозил, по-прежнему глядя вниз, и завис в десятке метров над тропой. Скитарий, чьи органические торс и голова бугрились мышцами, закутанными в флак-ткань, скакал на изогнутых назад аугметических ногах из амортизированной стали и сжимал в обеих руках по короткому, но смертоносно тяжелому гладию. Второй воин Механикус, следующий за ним, поднял короткоствольный гранатомет на дорсальном дендрите, напоминающем скорпионий хвост, и метнул поверх головы своего товарища светошумовой снаряд. Выстрел автоматически послал предупреждение в локальный манифольд, и череп на миг снизил оптическую чувствительность, а под ним вспыхнула бело-голубая сверхновая.

(И все равно свет был таким ярким, что даже на расстоянии десяти метров, отделенный кучей мусора и дорожкой, Галхолин Тей пробормотал: «Вот это мощь», наблюдая за вспышкой глазами сервочерепа. В это время его инфопотоки анализировали спектр света, и мимо него проносились нити данных о строении гранаты и ее происхождении, характеристики гранатомета, ссылки на тактические трактаты о сенсорном вооружении, профили скитариев, известных подвигами в рукопашной, и многое другое).

Первый скитарий не замедлил шаг: его глаза захлопнулись от ноэтического предупреждения, и он рассчитал свой бросок к намеченным целям исключительно по ментальной карте, сделанной за миг до фотонной вспышки. Он был хорош в своем деле. К тому времени, как оптическая связь черепа с магосом Теем возобновилась, она показывала дергающиеся и истекающие кровью тела двоих партизан. Убийца поднял их в воздух на клинках, пронзивших каждого сквозь грудину.

Этот жест был частично театральной жестокостью, частично тактическим приемом. Тела приняли на себя большую часть автоганной очереди, выпущенной третьим партизаном — невысоким человечком с темными волосами, который прижался к стене из мусора в четырех метрах от скитария — а остальные пули остановила флак-ткань. Скитарий с ревом раскинул руки, расшвырял в стороны трупы, заполнил собой проход, и это зрелище приковало последнего стрелка к месту. Он дрожал, сжимая в потных руках автоган и даже не пытаясь его перезарядить, пока вторая граната — реактивный взрывчатый снаряд — не попала в цель и завершила дело.

К тому времени, как эхо взрыва затихло вдали, череп встроился в манифольд кладбища, и оба скитария подняли головы, заметив его своими машинными чувствами. У одного было неприкрытое человеческое лицо, оскаленное и налитое кровью, у другого — кожаная маска с намалеванными на ней молотом и шестеренкой. Долгий миг они пристально смотрели на сервочереп, затем система распознавания союзника преодолела боевые настройки, и оба воина коротко отсалютовали ему, а затем повернулись и побежали прочь.

Сервочереп Тея снова вышел из манифольда и начал взбираться обратно на большую высоту, оставив своего хозяина и его дурное настроение на земле.

— Я должен был действовать быстрее, — вслух вокализировал Тей Бочонку, не особо заботясь о том, слышит его Дапрокк или нет. — Не катаклизм, конечно, но все-таки. Попасть врасплох из-за таких событий. Не подобает.