Севр встал. Где он оставил сетку? А, все равно Мари-Лор не подумала об аспирине. Не успела. Он зажег фонарь и вернулся в кухню. Сетка была там, у ножки стола. Он вспомнил, что они с Мари-Лор собирали ее в последний момент, второпях, на бегу. Он высыпал все на стол, расставил консервные банки: крабы, зеленый горошек... Зачем это ему, у него ведь нет ни кастрюли, ни воды?... Мясо с бобами, грибы, пакет сухарей, банки с джемами, бутылочка кетчупа... Видно, они оба потеряли голову... И никаких таблеток. На самом дне - электрическая бритва. Со всеми этими никчемными продуктами ему надо продержаться целых пять дней. Смешно! У него болела голова. Возможно, простыл. Если б хоть закурить! Конечно, есть трубка покойного, но он же не дошел еще до ручки. По крайней мере, пока! Было начало шестого. Ветер не стихал. Севр потушил фонарь. Чувствуя, что вытерпеть все будет трудно, он начинал экономить.

Он на ощупь вернулся в комнату. Дождь барабанил по стенам, и из несмолкающего волнения моря вырастало беспокойство бездонного голоса, гром хоров, от которого порой дрожали стекла. Он снова лег, укрывшись одеялом и курткой. Ну что ж! На чем он остановился? Он писал Прокурору. Это было, как и все остальное, абсурд, но по крайней мере занимало ум. Итак, все началось на обратном пути. Во дворе домика, перед гаражом, куда они ставили свои машины, стоял красный спортивный автомобиль марки Мустанг.

- Не знаешь, чья это? - спросил Мерибель, уже с недоверием, так он не любил, чтоб его тревожили в домике.

Они подошли поближе и увидели белый номер с арабскими знаками и двумя буквами: МА.

- Из Марокко? Здесь?

Мари-Лор робко, как всегда, готовая извиниться, ждала их.

- Он настаивал, - зашептала она. - Я проводила его в гостиную.

- Что ему надо? - проворчал Мерибель. - В такое время?

Но ни тот, ни другой не испытывали никакого предчувствия. Севр вспомнил, что даже погладил ладонью щеки и сказал: "Может, побриться?" В деловой встрече важно все. Да и зачем скрывать эту потребность быть чистым, ухоженным, заранее сообразуясь с представлением людей о директоре крупного агентства, посреднике подрядчика. Мерибель смеялся над ним: "Ты похож на приказчика". Неправда. Это из-за Денизы, чтобы ей угодить. Она уже умерла, но ей все еще нужно было угождать. Нельзя хладнокровно говорить о ней. Он никогда не сумеет им объяснить... Он и Дениза, все это так сложно!

Ну хорошо! Они оба вошли в кухню, прислонили ружья к высоким напольным часам. Мерибель мимоходом приподнял крышку кастрюли, понюхать.

- Не забудь хорошенько посолить!

Мари-Лор взглянула на их одинаковые охотничьи костюмы с темными подтеками влаги в складках.

- Могли бы переодеться, - заметила она. - Сразу видно, вам не убирать!

Мерибель пожал плечами и толкнул дверь в гостиную. Они узнали его с первого взгляда. Он не изменился, только стал элегантнее, в нем появилась какая-то особая самоуверенность.

- Здравствуйте, Севр.

Раньше он говорил: Господин Севр.

- Здравствуйте, Мерибель.

В сером костюме, который его стройнил, он казался чуть выше Мерибеля. Только на вид. Что до гонора, тут он прямо-таки расправил плечи. Казалось, принимает своих крестьян-арендаторов.

- Необычное время для отпуска, - начал Мерибель.

Удивительно, как он запомнил, каждую фразу, каждую реплику, сохранил в памяти каждый образ. Поленья весело горели в камине; от охотничьих курток поднимался пар и сильно пахло сыростью.

- Я не в отпуске. Я специально приехал увидеться с вами... С тех пор, как вы меня... (он, видно, чуть не сказал: выставили, но спохватился)... с тех пор, как мы расстались, я заимел дело, в Марокко... У меня все хорошо. Там, на участках, много работы... если, конечно, разбираешься... Но вам ведь не надо объяснять, верно, Мерибель?

Фраза была произнесена так, что они оба сразу насторожились.

- К чему вы клоните, Мопре? - спросил Мерибель.

Мопре взглянул на часы, подобрал дипломат, прислоненный к ножке кресла, который они сразу заметили. Поигрывая замком-молнией, он продолжал:

- Некоторые из моих клиентов тоже делают вложения в Испании, и именно в том районе, каким вы интересуетесь... Однако, ходят довольно любопытные слухи... а когда я говорю, слухи...

Мерибель встал, чтобы подбросить в очаг дров. Они втроем сидели, беседуя, на вид, вполне мирно, но истина уже прорвалась наружу. Сейчас она взорвется. Она взорвалась.

- Продавать квартиры - хорошо. Но продавать несколько раз одну и ту же квартиру... еще лучше. Не говоря уж о подтасовке, о... договоренности с подрядчиками... У меня целое досье.

Он похлопывал ладонью по дипломату. Он любезно улыбался.

- Раньше мы ссорились еще и не из-за таких пустяков, когда я был вашим агентом.

Он резко потянул молнию, и вынул бумаги... планы... счета...

- Естественно, это все лишь копии, - уточнил он все с той же судорожной улыбкой. - Большинство клиентов не живут в Испании. Они доверяются посреднику. Очевидно, что контора Севра выше всяких подозрений...

Драма начала разыгрываться с этого момента. Мерибель, опершись локтем о колени, сжав кулаки, опустив голову, разглядывал свои сапоги. Он должен был бы... Но нет! Он казался раздавленным. Севр вновь переживал эту минуту и сердце его снова сжалось. Никто, и в особенности судьи, никто не поверит, что он, Севр, был в курсе грязных делишек зятя. Мопре даже и не обращал уже внимания на Мерибеля. Он обращался к своему бывшему патрону. Он не угрожал. Ему незачем было угрожать. Бумаги в его руках были опаснее нацеленного револьвера.

- Досье я оставлю вам, - закончил он. - Никто еще не знает этого кроме меня. В настоящий момент это только... неосторожность, возможно, вполне исправимая... Если действовать быстро! Дайте мне отступного и я вернусь в Касабланку. Я просто оказываю вам услугу, ничего больше... Скажем, двести тысяч франков. Из рук в руки. Вы ведь так и сделаете, правда?

Удовлетворенный, он закурил.

2

Когда он заснул? Ночь была все такой же кромешной. Ветер немного изменил направление и теперь, по-видимому, в полную силу терзал южный фасад. Его удары рикошетом слышались в скрипе оконных переплетов. Севр долго искал фонарь. Он скатился под кровать. Он посветил на часы: четверть восьмого. Значит, уже утро? Во рту чувствовался странный привкус, как будто десны кровоточили, и он ощущал все тело неловким и неповоротливым, как замороженная говяжья туша.