Вторник, 23 ноября.

Звонил сегодня гад Люкас. Мама говорила с ним минут десять, все бубнила себе под нос, чтоб я не слышал. Но я все равно услышал последнее, что она сказала, прежде чем запустить телефоном в противоположную стенку. Потому что она сказала это на уровне нескольких децибел:

- НУ ТАК СДЕЛАЙ АНАЛИЗ КРОВИ! Не иначе, Люкас подозревает, что страдает заболеванием крови. От души надеюсь, что его подозрения оправдаются.

Пятница, 26 ноября.

Сегодня, выйдя за ворота школы, пережил страшный шок - меня ждала Глиста Сушеная. Стояла там, 164

качая старую громоздкую коляску, в которой были Брет и Максвелл. Видик у нее - что твоя беженка из кинохроники времен второй мировой. - Здорово, братан! - завопил Максвелл.

Я думал, это он Брету, ан нет - обращался ко мне! Заткнув ему пасть куском шоколадки, чтоб больше не мог меня позорить, я представил Глисте Пандору:

- Моя подруга Пандора, - сказал я Глисте. - Миссис Дорин Слейтер, сказал я Пандоре.

В мгновение ока обе смерили друг дружку взглядом с головы до пят и лживо друг дружке улыбнулись.

- Какие очаровашки! - воскликнула Пандора, сунув нос в коляску.

- Паршивцы несчастные оба! - заныла Глиста Сушеная. - В жизни бы их не завела, знай я заранее!

- "Знай заранее" что? - поинтересовалась Пандора, изображая святую простоту.

- Что из-за них никакой своей жизни не будет. И не вздумайте иметь детей, - предостерегла она Пандору.

- Хочу шестерых! - заявила та в ответ.

- И при этом стать редактором "Тайме", - с сарказмом вставил я.

- Вот именно! И самой вести художественное оформление!

- Поживете - увидите! - Глиста Сушеная выплюнула эти слова, как цыганка выплевывает проклятие.

Я спросил Г. С., зачем она ждала меня. Та ответила, что жить с моим отцом ужасно, но с бабушкой - еще ужаснее.

- А я-то здесь при чем? - изумился я.

- Просто хотелось сбросить с сердца камень. (И с плоской груди тоже.)

И она покатила коляску обратно к бабушке.

Я не знаю ни одного нормального взрослого. Все как есть психи. Если не дерутся на Ближнем Востоке, то одевают пуделей в пластиковые макинтоши или ложатся в анабиоз. Или читают "Сан" и думают, что это газета!

Суббота, 27 ноября.

Сегодня впервые сменил подгузник.

Завтра попробую сделать это с открытыми глазами.

Воскресенье, 28 ноября.

И как только мама ухитряется менять обгаженные подгузники да еще улыбаться при этом или даже смеяться. Я чуть не грохнулся в обморок, попробовав переодеть Рози без защитного приспособления (прищепка для белья). Видимо, у женщин слабее развиты носовые пазухи.

Интересно, исследовал ли кто-нибудь этот вопрос? Если сдам биологию, могу даже провести исследования сам.

Понедельник, 29 ноября.

После рождения Рози мама совсем обо мне забыла. Она и раньше-то особо обо мне не заботилась - всегда самому приходилось ботинки чистить. Но в последнее время я просто чувствую себя обделенным любовью и лаской. Если вырасту умственно ущербным - ее вина.

Среда, 1 декабря.

Звонила бабушка, захлебывалась от эмоций: Глиста Сушеная, забрав Брета и Максвелла, ушла к отцу Максвелла, вернувшемуся с Ближнего Востока с карманами, битком набитыми необлагаемыми налогом деньгами и игрушечными верблюдами.

По всей видимости, моему отцу начхать, что его лишат отцовства, а отцу Максвелла начхать, что Глиста в его отсутствие прижила ребенка. Я глубоко потрясен. Ужели мне одному суждено оставаться хранителем тех немногих моральных устоев, которые еще не успело утратить наше общество?

Четверг, 2 декабря.

Отец Максвелла, Тревор Роупер, не винит Глисту за Брета, поскольку считает его появление на свет следствием запоздало прерванного полового акта! Глиста выходит за Роупера, как только тот оформит развод. Неудивительно, что страна не способна подняться с колен. Всерьез подумываю о возвращении в лоно церкви. (И отнюдь не для того, чтобы прийти к Глисте на свадьбу.) Назначил встречу с викарием, преподобным Силвером. Нашел его телефон в справочнике.

Пятница, 3 декабря.

Когда я пришел, викарий чинил велосипед. Человек на вид совсем нормальный, разве что одет во все черное.

Разогнувшись, пожал мне руку так, что затрещали кости. Затем пригласил в кабинет, спросил, почему я хотел его видеть. Обеспокоен, говорю, распадом морали в современном обществе. Он закурил (руки у него тряслись) и осведомился, обращался ли я к богу с просьбой наставить на путь истинный В бога, говорю, верить перестал.

- О господи, еще один! - вздохнул викарий.

Потом завелся на битый час. Все свелось к тому, что надо иметь веру. Нету, говорю, у меня веры. А как сделать, чтоб была?

- Должна быть - и все, - ответил викарий. С ним разговаривать - что заевшую пластинку слушать. Я спросил:

- Если бог есть, как же он позволяет войны, голод и авиакатастрофы?

- Не знаю, - ответил преп. Силвер. - Сам ночи не сплю, все об этом думаю.

Тут вошла миссис Силвер с двумя чашками растворимого кофе и сказала:

- Дерек, через десять минут начинается открытый университет *.

Я спросил преподобного Силвера, что он изучает.

- Микробиологию, - объяснил викарий. - С микробами-то все ясно.

Я попрощался, пожелав ему успехов на новом поприще. Он посоветовал мне не поддаваться отчаянию и выпихнул меня в этот безумный и скверный мир. Было темно и холодно. Я пошел домой, чувствуя себя разбитым, как никогда.

* Курс лекций по радио и ТВ.

Суббота, 4 декабря.

Переживаю нервный срыв. Но никто, кроме меня, этого еще не заметил.

Воскресенье, 5 декабря.

Пошел повидаться с Бертом. Он - последняя моя надежда. (У Пандоры поддержки не нашел. Все мои страдания она относит за счет того, что я ем мясо.)

- Берт, - сказал ему я, - у меня - нервный срыв.

Берт ответил, что пережил нервный срыв в первую мировую, когда видел кругом горы трупов и постоянно дрожал за собственную жизнь. Спросил, чем вызван нервный срыв у меня.

- Аморальностью общества, - объяснил я.

- Вкалывать тебе, сопляку, нужно больше, - фыркнул Берт. - Можешь начать с мытья посуды.

Помыл посуду. Квини сделала чаю с бутербродами. Ел и смотрел телевизор. Транслировали службу. Церковь полным-полна счастливых на вид людей, вкладывающих в пение всю душу.