Жуков был неожиданностью и для японских генералов, вышедших в люди в Квантунской армии, имевших весьма ограниченный военный опыт и мысливших по жестким стандартам ведения «азиатской» войны. Как и сослуживцы Жукова, они уступят место новому поколению генералитета, выросшему в боях с англичанами и американцами.

Когда Жуков узнал о том, насколько критическим было положение его войск, когда обнаружилось, что на Баин-Цагане уже закрепилось более десяти тысяч японцев, которые активно окапываются и уже установили на горе более 150 орудий, он подсчитал свои возможности. У Жукова было 1000 штыков и 50 орудий. Правда, Жуков мог рассчитывать на 150 танков 11-й танковой бригады и 154 броневика 7-й мотоброневой бригады, причем броневики еще были на подходе.

По всем законам тогдашней войны, известным и Жукову, и японцам, танки не могли действовать без поддержки пехоты, тем более в ночное время. Жуков же бросил все свои танки и подошедшие чуть позже бронемашины на гору в двенадцать часов ночи.

Танки прорвались на плоскую вершину горы, нарушили коммуникации японской дивизии, внесли панику и держались на горе до утра, когда подошел 24-й мотострелковый полк.

Гора была очищена от японских войск. Следующей ночью на нескольких машинах бежал командующий 6-й армией генерал Камацубара. «Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубара, — писал в дневнике один из штабистов. — Ночь тиха и напряжена, так же как и мы... Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку..."

Однако бои были далеки от завершения. Они шли с переменным успехом до второй половины августа, когда Жуков завершил подготовку к решительной операции, которую смог подготовить в абсолютной тайне так, что до последнего мгновения японцам не удалось ни о чем догадаться.

Принимая во внимание слабость японских флангов и существование плацдармов на «японском» берегу реки, Жуков направил основной удар с флангов. Операция была назначена на воскресный день. Убаюканное радиоперехватом о том, что советские и монгольские части активно заняты оборонительными работами, командование отпустило часть офицеров на выходной день в городок Джанджин Сумэ в ста километрах от места боев.

Операцию взяли на себя советская авиация и танки, на этот раз при поддержке пехоты. 6-я армия была окружена и лишь отдельным ее подразделениям удалось вырваться из окружения. Через два дня война закончилась. Отступив за монгольско-маньчжурскую границу, Квантунские генералы, так позорно проигравшие малую войну, лишились своих постов, за исключением самого Камацубары, который сумел собрать остатки японских частей и вывести их за монгольско-маньчжурскую границу, представив дело в Токио таким образом, будто он предотвратил вторжение Красной Армии в Маньчжурию. После этого последовал ряд воинственных заявлений со стороны Квантунской армии, которая грозилась начать войну вновь и на этот раз живого места от Советов не оставить.

Новой войны не последовало, граница была вновь демаркирована точно так же, как прежде, и японцы поставили под этим свои подписи. С тех пор в японской литературе четырехмесячные бои у Халхин-Гола, унесшие, как говорилось на трибунале в Токио, более 50 000 жизней японских и маньчжурских солдат, характеризуются кратко и лживо. Вот что сообщает наиболее чтимая монография «Япония в войне 1941-1945» бывшего полковника Такусиро Хаттори, изданная в ряде стран: "...Политика Японии в отношении Советского Союза строилась на принципе сохранения на севере полного спокойствия. Однако японо-советские столкновения, которые устрашили японский народ и высшее командование армии Японии, дважды возникали на маньчжурско-японской границе. Это был конфликт в районе высоты Заозерная в июле 1938 года и конфликт в районе Номон-Хана в 1939 году. Оба конфликта представляли собой чисто пограничные инциденты, вызванные неопределенностью в обозначении государственной границы, но создавшие в своем развитии большую угрозу Японии... Во время конфликта в районе Номон-Хана японская армия вела подготовку к длительным военным действиям в Китае, и против тридцати советских дивизий в Маньчжоу-Го имелось всего восемь японских дивизий». К сожалению, столь открытое искажение действительности является той виртуальной правдой, которую японские школьники изучают в школах.

Этот «пограничный инцидент» привел к важным переменам в Японии.

Хотя внутри Японии столь чувствительное поражение Квантунской армии осталось неизвестным — тут уж постаралась цензура, — но в других странах скрыть войну и поражение не удалось, тем более что уверенные в победе японские пропагандисты умудрились свозить на фронт европейских корреспондентов.

Независимо от того, знал ли о поражении рядовой японец, верхушка японского общества прореагировала на него очень остро. И причиной тому не только само поражение, как события в Европе.

Можно представить шок, поразивший Токио, когда в разгар боев на Халхин-Голе становится известно о подписании Советско-Германского договора о ненападении, затем, в последние дни Халхин-Гола, начинается германо-польская война, в которую вступают, хотя бы формально, Великобритания и Франция, тогда как СССР оказывается союзником Гитлера, даже участвует в дележе Польши и присоединяет к себе балтийские государства.

Оказалось, что японское правительство Хиранумы поставило не на ту лошадь. Германия предала Японию и все надежды, связанные с развитием Халхин-Гольского конфликта с помощью Германии и превращением его в победоносную войну против коммунизма, лопнули.

Уже 4 сентября Япония выступила с заявлением, что ни в какой форме не намерена вмешиваться в конфликт в Европе.

Германскую пощечину трудно было вынести. Хиранума с позором вылетел в отставку, на его место пришло правительство Абэ, которое приоритетным направлением в войне считало южное.

Два слова о последствиях Халхин-Гола. Хоть он и был «чисто пограничным конфликтом», в Германии из него сделали однозначный вывод — Япония как военная держава никуда не годится. Мало того, что она уже два года как безнадежно увязла в Китае, она умудрилась потерпеть поражение в условиях и обстановке, выбранных японскими стратегами. К тому же обнаружилось, что японские танки немногочисленны и никуда не годятся, авиация потерпела поражение в боях с русскими летчиками, а артиллерии недостаточно.

Такой союзник, с точки зрения Гитлера, был скорее обузой, чем приобретением. Гитлеру уже надоели союзники балластного типа, он не скрывал своего презрения к военным возможностям Италии, к которой еще не раз придется приходить на помощь.

К Красной Армии отношение изменилось к лучшему. Жуковская военная кампания была убедительна. Использование танков также было новым словом, шагом вперед после испанской репетиции. И если бы не последовавшая вскоре после Халхин-Гола провальная финская кампания, Гитлер был бы куда осторожнее.

В самом же СССР уроки Халхин-Гола были учтены недостаточно.

Жуков в те дни был скорее исключением, чем правилом. Подобного рода военачальники еще не народились. Так что во время боев в Финляндии войсками командовали вновь партийные выдвиженцы и орлы Гражданской войны. Получилось плохо.

Основное внимание Японии в стратегических планах опять обернулось на юг, и не только к Китаю. Разрабатывались планы нападения на европейские колонии в ЮВА. Дело в том, что Китай разочаровал Японию как источник сырья. Основные запасы нефти, каучука и цветных металлов лежали южнее, в Индокитае, Нидерландской Индии, Бирме и Малайе. Но туда пока что путь был закрыт. Оставалось уповать на победы гитлеровских генералов в Западной Европе, что тогда казалось проблематичным.

Поставки сырья из Америки могли прекратиться в любой момент — общественное мнение США становилось все более антияпонским.

Вторым важным раздражителем, толкавшим японскую агрессию к югу, были пути снабжения Китая извне.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: