В тот же вечер под покровом темноты, потеряв немало солдат, 8-я бригада отступила от Кота-Бару, оставив японцам аэродром. Наступила ночь, и, выставив охранение, измученные тяжелым боем английские и индийские солдаты заснули, полагая, что враг также даст отдых своим войскам. И опять английские офицеры, действовавшие по правилам прежних, благородных и размеренных войн, недооценили японцев, которые пожертвовали сном, ужином и завтраком, но подтянули войска к английским позициям и, как только начало светать, перешли в наступление. Командир бригады, придя к выводу, что фронт его бригады слишком растянут, и зная, что английские резиденты в Кота-Бару и султан Келантана уже отправлены на грузовиках на юг, решил, что бригаде и прибывшему ей на помощь индийскому 19-му хайдарабадскому полку пора отступить южнее. Командир бригады не знал, что силы японцев значительно уступают его силам, но должен был понимать, что измучены японские солдаты после тяжелой высадки и ночного марша куда больше, чем его солдаты. Тем не менее в течение 10 декабря бригада продолжала отступать в поисках выгодных позиций для обороны. За этот день ей удалось наконец обогнать наступающих японцев и уже без помех с их стороны взорвать железную дорогу, вдоль которой шло отступление, разрушить мосты и станционные здания.
Скорость отступления превышала самые смелые предположения японцев, которые не могли догнать противника. Однако командующий войсками на севере генерал Хитс предложил Персивалю отвести бригаду еще на 120 миль южнее к Куала-Липису, мотивируя это тем, что основной ее задачей была защита аэродромов в Северном Келантане, а так как они оставлены, бригаде уже нечего делать на севере. Трудно понять, чего было больше в этом предложении — военной неграмотности, страха или растерянности, ведь отступление отдавало в руки японцам всю Северо-Восточную Малайю и позволяло им быстро отрезать остальные части того же генерала Хитса. Персиваль отказал, тогда Хитс бросил вверенные ему войска, сел в поезд и поехал в Сингапур уговаривать командующего. Его отсутствие в столь критический момент, несомненно, сыграло свою роль в событиях, разыгравшихся на севере Малайи в последующие дни.
Когда армия лишена твердого командования и теряется общий смысл действий, возникает опасность моральной деградации войск, роста недоверия к командирам, паники, вспыхивающей стихийно и неожиданно. Дождь, поливающий разбитые и скользкие горные тропы, голод (в первые же дни нарушилась система снабжения войск), усталость, такой привычный в отступлении крик «Нас обошли!", которого ждали солдаты, прикорнув ночью под осыпающим тяжелые капли деревом, страшные слухи о зверствах японцев, об убийствах раненых и пленных (которые оказались лишь малой частью правды), перепуганные чиновники, штурмующие вагоны, чтобы с чемоданами и плачущими детьми прорваться в спасительный Сингапур, растерянные полковники, тщетно ожидающие приказов, — из всего этого складывалась картина отступления в Малайе. Но не только из этого. Были и другие страницы этой войны. Был одинокий бронепоезд, который умудрился прорваться на 10 км в глубь таиландской территории и остановить танковую колонну японцев. Затем, вырвавшись из окружения, бронепоезд не только вернулся обратно, но и спокойно останавливался на своем пути и под огнем противника взрывал за собой мосты. Был и подвиг капитана Скарфа, который на последнем оставшемся на севере бомбардировщике бомбил пляж Сингоры и смог поразить бомбами колонну танков, только что выгруженных на берег. Машину атаковали сразу 20 японских истребителей, Скарф был смертельно ранен, однако все же смог посадить самолет на аэродроме Алор-Сетар и сейчас же умер. Все остальные члены экипажа остались живы.
В день начала войны в Малайе англичане имели 110 годных к полетам самолетов. На второй день войны их оставалось меньше 50. Им в воздухе противостояли более 500 японских машин.
На совещании на борту «Принца Уэльского» 8 декабря адмирал Филипс сообщил, что японские войска ведут высадку в Синторе и Кота-Бару. Прикрывают транспорты по крайней мере один линкор типа «Конго», три тяжелых и два легких крейсера и 20 эсминцев. Сведений о силе японской авиации не имеется, но адмирал полагал, что, если он получит воздушное прикрытие, можно будет «разгромить японские силы» у Сингоры и Кота-Бару. Это понимало и японское командование, которое старалось вести непрерывное наблюдение над морем.
Звено за звеном поднимались японские самолеты с индокитайских баз — день 8 декабря уже кончался, а английских кораблей в море не было. Японский лейтенант писал в тот день в своем дневнике: «Ни постоянное патрулирование океана, ни разведполеты над Сингапуром не давали сведений об английских кораблях. Мы никак не могли понять, что заставляет врага задерживать введение в бой столь серьезной силы. Сегодня самая критическая фаза нашей операции — армейские части высаживаются в Малайе. Отсутствие британского флота пугало нас, заставляло ждать неожиданного удара. Будь я командиром британских кораблей, я вывел бы их в море и сорвал бы высадку».
В это время адмирал Филипс, решив выйти в море, направил командующему авиацией Пулфорду запрос, сможет ли авиация выполнить три задачи: а) обеспечить разведку для отряда «Зет» на 100 миль к северу от него начиная с рассвета 9 декабря; б) обеспечить разведку Сингоры и ее окрестностей на рассвете 10 декабря; в) обеспечить прикрытие истребителями у Сингоры на рассвете 10 декабря. На первый пункт Пулфорд смог ответить утвердительно, второй и третий вызвали у него сомнения. Он не был уверен, что аэродромы на севере, с которых могли бы подняться истребители, останутся в руках англичан.
Ответ от ВВС пришел вечером 8 декабря, когда флот уже вышел в море, но отсутствие авиации не смутило адмирала Филипса. Он полагал, что и без ее поддержки можно будет нанести противнику сокрушительный удар. Громадные дредноуты медленно растворялись в завесе ливней и вечернем тумане. Несколько сот жителей Сингапура стояли на пирсе, наблюдая, как уходят в море их защитники. Английский корреспондент, находившийся на палубе «Рипалза», напишет впоследствии: «Я подумал, нет ли среди провожавших японского агента, который сейчас устремится к своему радиопередатчику».
Вполне допустимо, что агенты были. Во всяком случае, на следующий день японское командование приказало пилотам 22-й авиафлотилии сменить бомбовый запас на торпеды. К 7 час. вечера 9 декабря подготовка к нападению на английские корабли была закончена, однако обнаружить их в этот день не удалось. С рассветом 10 декабря решено было вновь поднять в воздух бомбардировщики и направить их ближе к Сингапуру — японское командование предположило, что линкоры, опасаясь нападения с воздуха, могли повернуть обратно к своей базе.
Весь день 9 декабря «Рипалз» и «Принц Уэльский» шли к северу. Во второй половине дня погода улучшилась, в облаках появились разрывы, несколько раз на кораблях слышали шум пролетающих самолетов. Истребителей прикрытия не было. Сначала Филипс хотел отправить обратно эсминцы и нанести удар по Сингоре двумя кораблями, но по мере удаления от Сингапура уверенность оставляла его. Очевидно, следовало вообще отменить операцию, как только стало известно, что воздушного прикрытия не будет, но Филипс рассчитывал, что низкая облачность не позволит авиации противника обнаружить эскадру. Нерешительность адмирала привела к тому, что приказ поворачивать обратно был отдан только тогда, когда корабли почти добрались до Сингоры.
В полночь, когда эскадра проделала половину обратного пути, была получена телеграмма из Сингапура: «Противник высаживается в Куантане». Корабли как раз проходили широту этого города на побережье Паханга, и адмирал решил проявить инициативу и нанести противнику хоть какой-нибудь удар, чтобы не возвращаться с пустыми руками. Эскадре оставалось примерно восемь часов хода до относительной безопасности Сингапурского рейда. Отклонение к Куантану также требовало восьми часов. Был отдан приказ идти к берегу: Филипс был убежден, что на этот раз наверняка застанет японцев врасплох.