Разумеется, император отлично понимал, что у него просят формальной санкции на войну с СССР, исход которой неясен.
Обсуждались вопросы военные и политические. И террор в России, развязанный ее диктатором, был одним из важных аргументов к нападению.
Император не поверил известному близостью к Квантунской армии министру и заподозрил, что тот в данном случае выступает как представитель рвущейся в бой армии. Он спросил у Итатаки, каково мнение морского министра и министра иностранных дел. На что получил ответ, что военные обсуждали с ними будущий конфликт. Это был обман. Но императору хотелось в него верить, и Итатаки не колеблясь сообщил требуемую ложь.
Была получена санкция императора на использование силы в случае «возникновения чрезвычайного положения». Слово «война» не было произнесено ни разу.
29 июля силами одной роты японцы напали на пограничный дозор на высоте Безымянная. Вначале успех сопутствовал японским солдатам, но к вечеру пограничники подтянули все свои силы и им удалось отбить сопку. Затем японцы потеряли двое суток, готовя удар по сопке Заозерной. Они двинули на нее силы всей дивизии утром 31 июля. На процессе в Токио командир дивизии Танака Рюкити подтвердил, что в этот день его дивизия повела решительное наступление на русских пограничников.
Сопка Заозерная была взята.
Начались бои у гряды сопок, в которые втягивались все новые части Красной Армии, благо что с советской стороны близко проходили дороги.
Желание ограничиться силами 19-й дивизии и успех ее в первые дни ввели в заблуждение командование Квантунской армии, полагавшей, что дивизии достаточно для захвата господствующих высот.
Когда же наконец с опозданием в бой вошли части Красной Армии, оказалось, что сил дивизии недостаточно, чтобы им противостоять.
К 11 августа японские части были сброшены с сопок и отступили на исходные позиции.
Квантунская армия постаралась предать этот инцидент забвению.
Что ей и удалось сделать. Кроме как в России, нигде слово «Хасан» не вызывает никаких ассоциаций.
Токийский трибунал, судивший японских военных преступников, расценил в своем приговоре события у озера Хасан следующим образом: «Хотя военные силы, занятые в этом конфликте, не были весьма значительными, однако цель нападения и его результаты, если бы оно было успешным, достаточны для того, чтобы считать эти военные действия войной... операции японских войск носили явно агрессивный характер».
Если исход боев у озера Хасан был проигнорирован японскими штабами и не замечен в мире, то ход боев внимательно изучался в Токио, потому что Генеральный штаб рассматривал их как первую пробу сил в будущей великой войне. Причем слабости в управлении советскими войсками, плохая организация обороны и т.д. были расценены не как временные явления, связанные с нарушением в системе командования, но как свойства русской армии вообще. А отсутствие боевой современной техники — как отсталость советских войск.
Советские военные оказались куда лучшими учениками, чем японцы, хотя взаимная недооценка противниками осталась и в последующие месяцы.
Все эти достижения и недочеты ярко проявились во время войны на Халхин-Голе, яростной и кровопролитной, во многом повлиявшей на будущие военные решения Токио.
В течение второй половины 1938 г. японские войска продолжали наступление в Китае. В октябре были высажены десанты в Южном Китае. 22 октября пал Кантон (Гуанчжоу), затем японцы овладели Уханьским промышленным районом. Но наступление постепенно выдыхалось. Линия фронта растянулась уже на две с половиной тысячи километров, потери японской армии измерялись сотнями тысяч солдат, материальные выгоды не могли компенсировать потерь, нехватка стратегических материалов все росла.
Не желая признавать истинных причин столь упорного сопротивления Китая, одной из которых было то, что оно все более принимало характер национального сопротивления, в Токио начали искать виновников своих неудач на стороне. Наиболее очевидными казались две причины. Первая — существование Советского Союза и его помощь Китаю. Вторая — снабжение Китая Соединенными Штатами через Французский Индокитай и Бирму, где завершалось строительство Бирманской дороги. Кабинет принца Коноэ, склонный на том этапе к переговорам с западными державами, был вынужден уйти в отставку. В январе 1939 г. его сменил кабинет Хиранумы, близкого к японским фашистским обществам. Вскоре после этого, 10 февраля, японский флот высадил десант на о-ве Хайнань и о-вах Спратли в Южно-Китайском море. Оттуда было рукой подать, с одной стороны, до путей снабжения Китая из Ханоя, с другой — до нефтяных месторождений Индонезии. Следующей акцией, связанной с надеждами Японии на заключение Тройственного союза с Германией и Италией, было нападение на Монголию, которое должно было убедить немцев, что японская армия сильна, и в то же время доказать китайцам, что их надежды на поддержку Советского Союза беспочвенны.
Конфликт, вернее война под странным для войны названием «Халхин-Гол» явление парадоксальное.
С одной стороны — это кампания Второй мировой войны. С другой — он и начался, и завершился до ее начала.
Японские источники вплоть до настоящего времени уделяют ему в описании войны лишь несколько строк, а то и вообще умудряются его игнорировать, как «пограничный эпизод».
Монгольская история возводит его в разряд великих сражений, войн, стоящих по значению рядом с чингисхановскими. Любопытно, что участники боев на Халхин-Голе были награждены в свое время монгольскими знаками, а юбилеи битвы вплоть до пятидесятилетнего отмечены в Монголии наградными медалями.
В государстве Маньчжоу-Го война на Халхин-Голе также была отмечена наградной медалью и объявлена победой маньчжурского оружия. Впрочем, за пределами Маньчжоу-Го об этом никто не ведал, как, впрочем, сегодня найдется немного жителей Земли, которые знают, что такое Маньчжоу-Го.
В Советском Союзе, хоть и не было отчеканено медали на это событие, Халхин-Гол был оценен как большая победа советского оружия и отмечен многими наградами. Однако вскоре более значительные события затмили славу халхингольских боев и о них почти не вспоминали до пятидесятилетнего юбилея, когда в прессе появился ряд статей, а также вышли книги с воспоминаниями участников.
Японские историки упорно утверждают, что Халхин-Гол был лишь пограничным конфликтом, не идущим ни в какое сравнение с настоящей войной. Суть дела заключалась лишь в попытках Японии разрешить пограничное недоразумение.
Формально, как ни странно, это чистая правда, хотя при том же это — грубая ложь.
Как неправда и то, что, как утверждают наши историки, Халхин-Гол был для японцев началом войны за захват Сибири и Дальнего Востока.
Даже в опубликованных ныне документах Генерального штаба Японии таких планов нет. Ни обстановка, ни время не позволяли ставить на повестку дня захваты на территории СССР.
Однако операция против СССР готовилась с весны 1939 г. Причем инициатором ее было командование Квантунской армии, имевшее сильные позиции в Генеральном штабе. Неудача на озере Хасан к тому времени была почти забыта и списана на ошибки командования и слишком малые силы, задействованные на том участке границы.
На этот раз решено было ударить по Советскому Союзу, вернее по его сателлиту — МНР — куда большими силами, и вопрос стоял не о двух сопках, а о значительном куске монгольской территории.
По плану операции No 8 решено было захватить южную часть Монголии, пользуясь тем, что в тех местах не было дорог с монгольской стороны и на сотни километров тянется полупустыня, почти не населенная и маловодная.
Для пропагандистской подготовки операции Генеральный штаб санкционировал издание большим тиражом карт, на которых граница между Маньчжоу-Го и Монголией проходила по реке Халхин-Гол, тогда как по общепризнанным международным договорам в том месте она выступала углом на юг.
Место нападения на Монголию выбрано было в том месте не только в силу его удобного расположения, но и по практическим соображениям. Причины тому, сегодня уже скрытые за пеленой времени и ложных оценок, убедительно раскрыл в своих записках того времени Константин Симонов, бывший на Халхин-Голе военным корреспондентом. Я позволю себе привести длинную цитату из текста Симонова, помогающую понять суть обстановки, как она виделась глазами информированного очевидца: «С самого начала конфликта мы были поставлены в очень тяжелые условия. У нас до ближайшей железнодорожной станции армейского снабжения Борзи — было семьсот с лишним километров, а у японцев всего в ста километрах был Хайларский железнодорожный узел, а примерно в тридцати километрах последний пункт строящейся Холун-Аршанской железной дороги. Кстати говоря, постройка этой дороги явилась одной из причин конфликта. Примерно в пятнадцати километрах от границы между Монголией и Маньчжурией начинались первые отроги Хинганского хребта. Японцы тянули дорогу вдоль этих отрогов с юго-востока на северо-запад с таким расчетом, чтобы подвести ее к нашей границе, возможно ближе к Чите. На участке Халхин-Гола монгольская граница образовала большой выступ в сторону Маньчжурии, и японцы должны были или вести здесь дорогу через отроги Хингана, или строить ее в непосредственной близости к границе, на расстоянии орудийного выстрела. Видимо, это не устраивало их, и они, помимо очередной провокации, ставили перед собой и практическую цель — захват всей полосы реки Халхин-Гол и прилегающих к ней высот для обеспечения строительства своей стратегической ветки, которое остановилось как раз перед Тамсаг-Булакским выступом».