Теперь самое время вроде бы обрушиться с нападками на гебистов - но только не с моей стороны! Напротив: следователи, потому и латали обвинительное заключение фальшивками, что их сознание было сознанием профессионалов-юристов, и они старались хотя бы оформить дело чем-то, похожим на правду. И на том спасибо!

Зато судья мне попался из "сферы обычного права": то был его первый политический процесс. Причем он тоже был относительно неплохой профессионал... На суде я только слегка прикоснулся к обвинительному заключению - и оно развалилось на осколки. Судья дословно переписал его в приговор, но исключил лист с доказательствами "умысла на подрыв", о которых я заговорил на процессе... И взамен Олег Васильевич Карлов вставил супротив гебистских законоподобных фальшивок простую, как блеяние, фразу: "Умысел Хейфеца М. Р. на подрыв и ослабление Советской власти доказывается всеми его действиями". Конец цитаты. Признаюсь, я от радости обалдел! Я дышал, например, или ел, или ходил в кино, или спал с женой - и оказывается, самым фактом своего существования подрывал советскую власть. А?

Но, подумав, я смирился. Судья по сути был прав!

Ибо я родился в годы сталинских пятилеток в бедной по происхождению и абсолютно советской по убеждениям семье. Я воспитан комсомолом и книгами Маркса-Энгельса-Ленина, а также "Кратким курсом истории ВКП (б)". Потом комсорг и целинник (правда, не вступил в КПСС)... Посторонних влияний и то не найти: ни одного знакомого иностранца, способного совратить меня в буржуазную веру, да и диссидентских знакомств практически не было. На сберкнижке обнаружено пять рублей - значит, незаконных доходов не имел. Но и не беден - имел средний заработок (хотя лишь немного поступившись совестью, имел возможности очень значительных поступлений - мне и корысть не пришьешь). В глазах Олега Васильевича само существование такого "оборотня", как я, являлось свидетельством ослабления Советской власти - и мог ли я что-то возразить?

Но все же утверждать, что в Союзе при Брежневе происходило "укрепление сферы обычного правопорядка", когда судья, сочинивший такую формулу, значится в списке самых-самых значительных в городе, а в этом городе население превышало число жителей ста государств планеты (тогдашнего-то Израиля - точно, да и соседней Финляндии, наверно) - тоже, знаете ли, парадокс!

И - пара слов вдогонку.

В ЛенУКГБ у меня похитили мою собственность - пишущую машинку "Электрооптима". Все говорят, что в принципе работники ГБ много честнее в бытовом поведении, чем "стражи правосудия" в обычной бытовой сфере. Скажем, золото и драгоценности у арестованных "делашей" они будто бы как правило не исхищают. Но по пустякам эти - все ж советские - люди воздержаться от краж в доступных им по службе местах не в состоянии. Вот у Юры Бутченко, звукооператора вокально-инструментального ансамбля, возмечтавшего завербоваться в ЦРУ, в Ленинграде магнитофон конфисковали с протоколом и по всем правилам, но модные пленки-записи изъяли у него уже без всяких актов... У Германа Ушакова, "революционера-коммуниста", в том же Питере без протокола исчез на обыске... машинописный экземпляр "В круге первом". А. Солженицына. У Виталия Лысенко совсем смешная кража - растворился без следа после обыска нагрудный значок выпускника Военно-морского училища (попался ему на обыск коллекционер-любитель?). Это все родной Питер, а вот на Украине, у беглеца за границу Карпенка сперли... турецкий галстук. Признаюсь, я с удовольствием коллекционировал информацию: приятно же, когда тебя преследуют такие слуги закона.

А у меня похитили, повторяю, пишущую машинку. Собственно, чисто формально они имели право ее конфисковать: как же, орудие совершения преступления! Но ее почему-то не вписали в приговор на предмет конфискации, как положено по закону. По-моему, собирались вести какие-то игры с моим "перевоспитанием", и машинка должна была играть в этом социальном процессе некую неясную мне роль "покупки". Мне тогда казалось, что, убедившись на суде, что я сволочь и игра не получается, игру-то отменили, а вот вписать машинку в приговор обратно просто забыли - за делами...

Но - что бы им ни мерещилось, а после вступления приговора в законную силу машинка уже не подлежала конфискации! Таков закон. И я подал заявление - отдайте, мол, граждане...

Сразу оговорю: дальнейшее не связано с ГБ, ибо вопрос о судьбе моей машинки политических, либо государственных интересов никак не затрагивал! В камеру приносят постановление того же судьи Карлова: дополнить приговор постановлением о конфискации машинки. Я перехватываю мяч: швыряю ему заявление, что, огласив мне приговор в зале суда, Карлов сам лишил себя права изменить его задним числом. Закон, даже советский, такой привилегии судье не дает!

Противник кроет мое заявление тузом: в тюрьму специально является "Шкаф" - прокурор Пономарев.

- Давно ли изучаете юриспруденцию, Михаил Рувимович?

- В тюрьме начал...

- По вашему заявлению я консультировался с... - названа фамилия университетского профессора. - Вы, оказывается, забыли статью Уголовно-процессуального кодекса No... (сегодня я забыл этот номер.) Она разрешает суду вносить изменения в уже вступивший в законную силу приговор и именно в одном-единственном случае: в части судьбы вещественных доказательств!

Побил меня, побил полностью юрист-специалист.

Возвращаюсь в камеру, рассказываю о беседе со "Шкафом" соседу, Боре Соколовскому по кличке "ЮК", т. е. "Юный контрабандист".

- Он тебе показал текст статьи закона?

- Нет. Ну, не выдумывает же он закон...

- Это странно, - задумался Боря. - Обычно прокуроры любят сунуть страницу кодекса под нос: смотрите, все по закону... Давай проверим?

Я был очень "юная хунд". Не мог в голову впустить мысль, что старый человек в полковничьем чине станет меня обманывать по такому ничтожному делу, да еще так примитивно... Мы аж поссорились с "ЮК", но он настоял на своем - и попросил у библиотекаря УПК РСФСР.

Да, есть там такая статья! Правду сказал прокурор...