- Танюш, дети уже встали? Не очень я тебя напугал?

- Не очень. Но лучше ты сейчас поспи, а то полежи бездумно, с закрытыми глазами.

- Я лучше полежу с открытыми, можно?

- Всегда бы ты был такой покладистый, цены бы тебе пс было, Вася.

- Да разве не всегда такой? В понедельник такой был, погоди-ка, когда еще? В пятницу...

- Особенно когда Кобышу в пасть добровольно лезешь...

- Да, Кобыш ?лужик серьезный, с характером, да, Таня, си прагматик, но он умеет почувствовать направление, а это немало. Пойми, он на месте в лаборатории.

- Я знаю одно, в ключевых позициях ни с кем нельзя делиться, тем более с Кобышем, он же не человек, он танк, я его боюсь. - Татьяна Романовна, не принимая примиряющей улыбки Васи, отчужденно переставляла пузырьки у изголовья.

- Чем Кобыш тебя так достал, ну чем он опаснее, например, Полуянова?

- Как можно быть таким травоядным! Кобыш-акула, он проглотит тебя вместе с лабораторией и не облизнется, - Татьяна Романовна нервно поправила узел шейной косынки. - Почему я одна должна все предвидеть? Кто я такая? Мне скоро самой уже не будет места в лаборатории.

Кобыш выживет. Да, да, да, кто я такая, чтобы меня спрашивать, принимать меня во внимание?

Смотревший на нее с легкой полуулыбкой Вася от ее последних слов откинулся головой на подушку, и лицо его затвердело.

- Ты опять усложняешь...

- А ты упрощаешь, упрощаешь, упрощаешь, - раздельно, утяжеляя каждое слово, ответила Татьяна Романовна, солнце было уже высоко и густо заливало комнату, Татьяна Романовна совсем задернула штору. - Нечему удивляться. Ты умный человек и понимаешь все. Меня не может не тревожить наше положение. Если бы ты понял, Вася! Нельзя всю жизнь только работать. Надо когда-то заставить себя остановиться и оценить уже сделанное.

- Что, что я должен оценить, Таня? - ровно, как о чем-то безразличном для себя, спросил Вася.

- Ты хочешь, чтобы я высказала тебе все до последней запятой?

- Мы только так до сих пор и жили, - сказал Вася. - Мы...

- Нет, не так, - резко оборвала его Татьяна Романовна. - Вокруг тебя уже сложилась зона отчуждения... Талант, одаренность, исключительность! Не тревожить, не беспокоить... Ах, ах! Только бы не помешать процессу! И я первая подпала под эту магию твоей исключительности...

- Таня, - тихо позвала Семеновна, чувствуя надвигающуюся бурю, одну из тех, которые время от времени ч раньше потрясали старый дом у озера, но Татьяна Романовна не услышала или не захотела услышать.

- Ты жалеешь?

- Не делай удивленных глаз, - сказала Татьяна Романовна, напряженно шагая взад и вперед перед его кроватью на жестких каблуках и тем самым подчеркирая свою готовность к дальнейшему нападению. - Больше всего мне нравится, когда ты удивляешься вещам очевидным будто только что родился на свет божий.

- Ты жалеешь? - так же ровно, безразлично повторил Вася.

- Не жалею! Как можно жалеть о том, что родился с серыми глазами, а не с васильковыми, хотя васильковые может быть, и в тысячу раз лучше.

- Не в тысячу, а в девятьсот двадцать семь!

- Вася, Вася, тебе все шуточки, ты опять уходишь от главных вопросов, а их нужно решать. Ни юг, ни горы ничего не изменят в тебе самом, и твоя амбиция - ширма за нее ты и прячешься. Главное в тебе самом - стоит только протянуть руку...

- Неужели только протянуть?

- Тебе нужно брать лабораторию, именно тебе а не Кобышу, раз Морозов уходит, - упрямо глядя перед собой

сказала Татьяна Романовна. - Что ты юродствуешь? Сколько раз мы говорили с тобой об этом! Я и сейчас утверждаю тебе нужно переключиться, дать отдохнуть голове...

- Все не так просто, Танюш, ты не хуже меня знаешь, сколько порогов надо обить, чтобы получить лабораторию, лоб до синяков намозолить в поклонах...

- Раз нужно, значит, нужно, не ты один, - стояла на своем Татьяна Романовна. - У тебя - сбой, кризис, истощение-переключись! Вот единственно разумный выход. Совсем выключаться из процесса страшно, да и неразумно!

На твоих работах уже существует направление в институте, давай-давай складывай теперь уже следующее подиожье, а другие будут возвышаться. Вася, тебе надо взять то, что уже тебе принадлежит по праву.

- Таня, ты действительно считаешь, что я неспособен двигаться дальше? Татьяна Романовна резко повернулась на каблуках. - Да не стучи ты каблуками, неужели у тебя нет мягкой обуви?

- Прости, - повернулась к нему Татьяна Романовна, с облегчением сбрасывая с ног туфли, ее маленькие розовые ступни казались странно голыми на некрашеном деревянном полу. - Я уверена, Вася, что, если и дальше так себя расходовать, скоро не останется ничего. Ты выдохнешься.

Я ведь тоже, Вася, вот-вот уп-аду от твоей гонки, ты только этого не замечаешь. Нужна передышка. Возьми лабораторию, ведь неизвестно, кто придет на место Морозова. Морозов тебя ценил, Морозов с тобой считался, давал тебе делать, что ты хочешь. Если ты займешь его место, это будет только справедливо. И ты отдохнешь, мозг отдохнет, и твой, и мой, и делу польза, поможешь молодым, своим же ребятам.

- Таня, только не надо спекулировать выгодой ребят, ладно? Совсем уж нечестно!

- А перекладывать все практические решения на плечи других, на мои например, честно?

- Ты знала, за кого шла замуж, я тебя не неволил.

- Преступно так безалаберно относиться к плодам своего труда. Ты за все платишь серым веществом, а решение практических вопросов перекладываешь на плечи кобышей и полуяновых, то есть даришь им плоды наших совместных усилий. Чудовищно, преступно по отношению к самому себе, к уже сделанному, к своему же таланту! Талант-это не бездонный сосуд, он тоже имеет определенную емкость.

- Все так, Танюш, но если я не создан для руководства, для хождения по инстанциям, если из меня не получится мало-мальски приличный руководитель?

- Ты не можешь этого знать, - Татьяна Романовна опять непримиримо хрустнула сплетенными пальцами рук. - Ты никогда не пробовал этим заниматься. Ты привык вечно тесать гигантские блоки, тогда как Кобышу для достижения того же уровня достаточно нажать кнопку на селекторе.

- Так-таки и кнопку?

- Ну, две!

- Таня, ну скажи, чего тебе в жизни не хватает? Академического пайка? Чем ты уж так не удовлетворена?

- Зачем же так примитизировать, Вася? Мне больно, мне стыдно, что твой мозг так чудовищно, так бессовестно эксплуатируется и я тоже втянута в бесконечную, изматывающую гонку.

Ровный голос и странно остановившееся выражение лица Татьяны Романовны не предвещало ничего хорошего, человек бурно эмоциональный, она в минуты гнева непонятно стихала, и даже интонации ее обычно оживленного высокого голоса менялись на глухие и низкие. Желая разрядить напряжение, Вася постарался успокоиться и придать своему лицу самое безмятежное выражение.

- Семеновна, ребят пора поднимать и кормить завтраком, давайте-ка не нарушать с самого начала режим, - начал было Вася, но Семеновна, с живейшим интересом выслушав неизвестные ей до сих пор подробности из жизни племянника, стариковски пристально взглянула на обоих и, бесшумно составив пустую посуду на ярко расписанный поднос (подносы были слабостью Татьяны Романовны), уже выплывала из комнаты, поджав в ниточку и без того тонкие съеденные губы. Дверь за ней бесшумно и плотно затворилась.

- Ну вот, перепугала насмерть старуху, она невесть что о нас с тобой подумает. А ведь сама так ждала ее!

- Не беспокойся за нее, она за себя постоит, Семеновна не из пугливых. Потом, в глазах твоей тетки ты всегда прав, она всегда на стороне мужчин, будь то ты, Олег или Тимошка. Мужчина в глазах Семеновны неправым быть не может.

- Сядь, ноги остудишь, - предложил примиряюще Вася, но Татьяна Романовна, не принимая перемирия, негодующе вздернула плечи. - Ну хорошо, Татьяна Романовна, тогда давай выступай дальше.

В лице Татьяны Романовны точно что-то захлопнулось, н Вася пожалел, что назвал жену Татьяной Романовной, а не Таней.