- Ах-ха-ха:- такая вся из себя юная, свежая - виноградинка в холодном шампанском, горькая вишенка в сладком ликере - нежно-палевая, лилово-сиреневая, чайно-розовая, пепельно-серебристая, мерцающая зеленоватыми глазенками в вечернем комнатном полумраке.
А у Чайкина - эротическая одышка, готовность номер один.
И-и-и, начали! Понеслась душа в рай!
ТРЕПЕЩУЩАЯ ТЕМА.
****
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРЕПЕЩУЩЕЙ ТЕМЫ.
:я нуждаюсь в любовницах - не в любви! Я сгораю не от любви, а от любопытства. И вообще, если хочешь быть свободным - избегай душевных привязанностей.
И не верь ты этим сиренам!
Рассказать тебе один недавний случай? Как говорится, из личной практики:
Зашла ко мне как-то одна подружка, по любовной нужде. Занудная, между прочим, особа, с претензиями. Любит на возвышенные темы беседовать. Про Сартра, про Пикассо, про экзистенциализм и прочую хреновину. Присядь, говорю, отдохни.
- От чего же мне отдыхать?- лепечет интеллектуалка.- Я совсем не устала.
Но послушно присела на край кровати, и я, как водится, опрокинул ее навзничь и, как бы играя, как бы шутя, стал ее раздевать.
Чувствую - коленки ее дрожат, животик трепещет:ах ты, мой маленький рай, мое простенькое блаженство.
И вот - расстегнул я ей молнию на юбке, крючки на блузке, и помог ей снять, все это обмундирование.
Потом снял с нее шелковую сиреневую рубашку и отбросил в сторону.
Потом снял лифчик. Потом - трусики:
Но что это?!- На ней оказалось надето какое-то нелепое трико: Я тут же стянул его.
Но на ней оказалась еще какая-то длинная сатиновая сорочка.
Что такое?! Гостья лежала, прикрыв глаза, веки ее трепетали.
Я быстро стянул и сорочку.
Но под ней оказался еще полосатый жилет и красные кумачовые шаровары.
Мне стало страшно. Спокойно,- сказал я себе,- спокойно:
Я снял с нее жилет, и шаровары.
Но под ними оказался надет мягкий и полупрозрачный нейлоновый комбинезон.
- Что за шутки?!- завопил я, содрогаясь от бешенства и нетерпения.
Она лежала, прикрыв глаза.
Я сорвал с нее комбинезон.
А там оказался еще:
Я сорвал: Но на ней: Я совал и это: А там опять:
Я сорвал: я сорвался: я задыхался от злости! Я срывал и срывал с нее тряпки, и не было им конца, я срывал и срывал и срывал, и расстегивал, и расшнуровывал, и развязывал, и срывал - словно чистил луковицу!
- Да ладно уж, хватит тебе,- прошептала она, не открывая глаз.
И встала на четвереньки, склонилась надо мной, высунула длинный розовый влажный язык - и стала старательно и нежно вылизывать мое потное лицо.
Я лежал, скованный ужасом.
А она все лизала меня своим шершавым языком, мои щеки и губы, и лоб, и дрожащие ноздри, она нежно касалась кончиком языка мочек моих ушей, она лизала меня и мурлыкала как кошка:
Впрочем, это и был мой кот!
Мой огромный рыжий котяра! Он сидел на моей груди, он утробно мурлыкал и нежно лизал своим влажным и розовым и слегка шершавым языком мое потное и застывшее от страха лицо, и глаза его были зажмурены от удовольствия:
ЖИЗНЬ КАК СОН.
****
ПОХМЕЛЬЕ.
****
ОТ АВТОРА.
****
ФИНАЛ.
А Чайкин - пропал, погиб. То есть, в самом буквальном смысле.
Однажды он оказался на железнодорожном виадуке - рано утром, возвращаясь от чужой жены, очередной своей пассии. Автобусы еще не ходили, вот и пришлось идти пешком. Чайкин остановился посреди виадука - и посмотрел сверху вниз, на рельсы. Виадук вздрагивал и слегка раскачивался. Гудели ранние электрички, проходили пассажирские поезда, гремели-грохотали товарняки, груженные лесом бракованными комбайнами. Чайкин облокотился о перила и долго смотрел на все это грохочущее разнообразие.
Кто-то тронул его за плечо. Чайкин обернулся - и увидел перед собой странного мужчину, неряшливо и как-то театрально одетого. В сюртуке, в пышном галстуке, повязанном бантом. Волосы его были черны и всклокочены, на плечи накинут грязный замызганный плащ. Что за бич?
Человек этот пристально смотрел на Чайкина. Взгляд его немигающих глаз был откровенно безумен. Тонкие губы змеились в усмешке.
- Что вам нужно?- спросил Чайкин.
- Подайте нищему духом,- сказал незнакомец и протянул бледную руку за подаянием.- Подайте ветерану холодной войны!..
Чайкин порылся в карманах, отыскал монетку - и положил на грязную ладонь. И, прикоснувшись, вздрогнул - холодна, как у мертвеца, была эта рука.
А нищий продолжал пристально вглядываться в испуганное лицо Чайкина.
- Чего смотришь?- криво улыбнулся нищий.- Не жди: уж я-то тебе не подам. Не дождешься. Ни гроша надежды! Так и подохнешь в нищете: Все это твои лишь мечты: Сказки, фантазии, грезы: Распутство безбожного ума: Не дождешься!
И пошел прочь.
- Постойте!- окликнул Чайкин.- Кто вы?
- Я Гофман!- крикнул незнакомец, стараясь перекричать грохот проходящего внизу поезда, и захохотал: - Я Гофман! Не веришь? А ты приглядись! Я Эрнст Теодор Амадей!..
- Нет, правда, ну кто же вы?!- кричал ему вслед Чайкин.- Да постойте же!
Нищий быстро удалялся, издалека словно эхо донесся насмешливый голос:
- Я Гофман!
И скрылся совсем.
Чайкин стоял на виадуке и безуспешно пытался осмыслить происходящее.
Он терял ощущение своей связи с миром, он чувствовал, что опять ничего не понимает.
Снова жизнь задает загадки! Снова начинаются романтические фокусы! И не только люди притворяются в этом мире - сама природа симулирует на каждом шагу. Притворяются загадочными облака, пронизанные лучами восходящего солнца: притворяются таинственными темные кусты вдоль железнодорожной насыпи: и даже оранжевые глаза пробегающей собаки таят в себе некую мнимую тайну:
- Надоело!- крикнул Чайкин.- Не верю во все это! Плевать я хотел на вашу романтику, на вашу мистику, на все ваши тайны! В гробу я видал мировую косметику! Морда мира покрыта прыщами! Меня тошнит от ваших заклинаний, от ваших песен, от ваших подтекстов, от ваших дешевых загадок!
И в знак окончательного пренебрежения он расстегнул на брюках молнию и стал демонстративно мочиться с виадука вниз - на всю эту якобы таинственную землю, на все это замечательное благословенное пространство.
И вот тут-то пришло возмездие за кощунство! Прозрачная золотая струя едва успела коснуться проводов с током высокого напряжения (а ведь всем известно - всем, кроме Чайкина,- что вода - прекраснейший проводник) - и могучая сила электрического тока ударила снизу вверх в чайкинский многогрешный орган,- как это, бишь, у классика?- "в надменный член, которым бес грешил:" - и насмерть поразила великого блудодея и сластолюбца.