Дома Трофимчук с досадой рассмотрел подошву и задумался. Нужна была новая обувь. До зарплаты оставалось три недели. Брать деньги в долг Трофимчук считал недостойным самостоятельного мужчины. Он порылся в шкафу, выбирая, что бы продать, но ничего ценного не нашел. Внезапно вспомнив, он вытащил из-под кровати старый деревянный чемодан и достал оттуда дедовскую иконку с изображением какого-то архангела. Трофимчук, морщась, надел рваный ботинок, завернул икону в газету и вышел из комнаты.

Жизнь не баловала Павла Трофимчука. Он рано остался без родителей, был вынужден уйти с первого курса финансового техникума и самостоятельно зарабатывать на хлеб. Ему было двадцать три года, и он занимал скромную должность завскладом большого института, который сокращенно назывался "ВНУХИ". Артистическая душа Павла тянулась ко всему загадочному, поэтому он не хотел знать, как расшифровывается название института. Когда же случалось ему разговаривать с бывшим одноклассником, то на вопрос, где он работает, Паша уклончиво отвечал: "Н-да... Если взять науку в общем объеме, то это глыба!"

У Трофимчука было приятное мягкое лицо и приветливая улыбка. Синие глаза ясно смотрели на окружающий мир. Денег ему не хватало.

Иконку Паша нес показать и, если удастся, продать, бывшему соученику, студенту-искусствоведу Шуре Петрову.

На одной из линий Васильевского острова Трофимчук разыскал нужный дом, вошел в длинную сырую подворотню и вдруг услышал тихий плач. Павлу показалось, что это ребенок.

- Чего ревешь, пацан? - спросил он в темноту.

- Какой я пацан! - зарыдали в ответ.

- Ты - Петров? - щуря глаза, удивился Трофимчук и зажег спичку.

Огонек осветил дрожащую фигуру, прижавшуюся к мокрой стене. Петров испугался и закрыл лицо ладонями.

- Не надо света, Паша!

- Тебя выгнали из Академии художеств, Шура?

Петров хрипло, простуженно зарыдал:

- Отовсюду меня выгнали! Никто я теперь! Понимаешь - никто!!!

- А я принес продать тебе икону. Ботинок каши просит, а новый купить не на что.

- Какая икона?!! - заголосил Петров, и на бледном лице его брови сошлись "домиком". - Не Шура я теперь! Не Петров!

- Как это? - не понял Трофимчук. - Фамилию сменил, что ли?

- Сменил, сменил! - запричитал бывший Петров. - Тебе бы так сменить! Амадей я теперь! Вампирский!!!

После разговора в подворотне жизнь Трофимчука внешне не изменилась. Он по-прежнему аккуратно исполнял свои обязанности заведующего складом. Единственное, что можно было поставить ему в упрек - он слишком часто опаздывал на работу после обеденного перерыва. Никто не знал, что Трофимчук уже год, как не обедает вовсе! В час дня он аккуратно снимал свой черный сатиновый халат, надевал старенький пиджачок с ватными плечами и удалялся в неизвестном направлении с деревянным чемоданом в руке.

Однажды в ветреный зимний день около двух часов машинистка "ВНУХИ" Вита Морошкина от нечего делать бродила по Кузнечному рынку. Обеденный перерыв кончался. Морошкина, не спеша, выбирала себе лакомства, чтобы скрасить оставшуюся половину трудового дня. Она шумно разругалась с продавцами, ничего не купила и разгоряченная, довольная, покинула торговые ряды. Совершенно случайно она бросила взгляд в сторону кучки старушек, продававших вязаные шапочки и рукавицы. То, что увидела Морошкина, изумило ее. Рядом со старушками стоял неподвижный, побледневший от мороза Павел Петрович Трофимчук. У ног его был раскрыт деревянный чемодан. Трофимчук продавал искусственные цветы из перьев и бумаги!

Давясь от распиравшего ее смеха, Морошкина подбежала к нему и закричала:

- Ба, какая встреча! Павел Петрович! Почем торгуем? Ах-ха-ха-ха-ха!

Синий взор Трофимчука был устремлен мимо Морошкиной. Прозрачным, чистым как у снегурочки голосом он молвил:

- Полтора рубля штука. Желаете, девушка? Полтора рубля.

Морошкина отскочила от юного завскладом и галопом понеслась на работу. Не сняв шубы, она вбежала в канцелярию, упала на стол и возбужденно закричала:

- Что я видела! Нет, вы не поверите, что я видела! И не говорите, что поверите!

Три машинистки окружили ее.

- Нет! - замахала руками Вита. - И не спрашивайте, что я видела! все равно не скажу. Но если бы вы знали, что я видела, вы бы ни-ког-да не поверили!

Она рассыпала сигареты из пачки, расшвыряла деловые бумаги и побежала в соседнюю комнату. Там повторилась такая же сцена. Через полчаса Морошкина вернулась в канцелярию, а за ней шла толпа с горящими от любопытства глазами. Морошкина интриговала всех взглядами, прищелкивала язычком, взбивала локоны и строила глазки в пространство.

Внезапно в канцелярию вошел строгий, подтянутый Павел Трофимчук с деловыми бумагами.

- Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха! - рассмеялась ему в лицо Вита.

- Мне бы бумажки перепечатать, - твердо сказал Трофимчук.

Вита цепко схватила его за руки.

- Сказать, или не сказать, Пашуля, что я видела?

Она повернулась к толпе любопытных:

- Посмотрите на него все! Правда, красивый? Павлуша, вы могли бы сделать карьеру в кино с вашей внешностью!

- Пустите, - попросил Трофимчук, потупившись и не решаясь вырвать руки.

Толпа любопытных ничего не понимала, но все согласились, что Трофимчук действительно очень хорош собой.

- Так сказать или не сказать? - заглядывала ему в лицо Вита.

- Мне что. Говорите. Бумажки только перепечатайте. Работнички...

- А Трофимчук на рынке торгует! Всяким хламом! - выпалила Вита и с напускным ужасом отшатнулась от него.

- Не хлам это вовсе, - угрюмо заметил Трофимчук. - Цветы. Людям радость.

Но Вита уже забыла про него. Она демонстрировала сослуживцам свою неизвестно кем испорченную пишущую машинку:

- Представляете, сломали! Ну, ни на минуту нельзя отлучиться с рабочего места. Прихожу, сажусь работать и здрасьте-пожалуйста! Сломана! Вы представляете?

Все лениво представили эту картину.

Внезапно Трофимчук возвысил голос:

- Не хлам это. Цветы, товарищ Морошкина.

- А? Что такое? Вы еще здесь, Паша? Вы же видите - машинка сломана! Я не могу перепечатать ваши бумажки!

Трофимчук стоял, опустив вдоль туловища руки. Синие его глаза с тоской смотрели на Морошкину.

- Не из интеллигентов я, Виктория Петровна, вы уж извините. Не кончил институтов. Не было у меня папы-генерала. И роялей разных дома не было.

- Да что с вами, Павел Петрович? Вы что, шуток не понимаете?

Трофимчук пристально смотрел на Виту. Лицо его не двигалось. Шевелились только бледные губы.

- Может и не понимаю я ваших шуток, Виктория Петровна. Темнота я. Деревня. Вы вот поиздевались, и вам приятно. А я тоже себе хочу удовольствие сделать. Вот и говорю. Торгую я, да. Цветами. А цветочки из бумаги цветной делаю. Не помогают мне состоятельные родственнички. Я им помогаю. На театры да на книжки с картинками нету у меня денег.

- Нет переживай, Паша! - стали утешать его машинистки. - Ты же знаешь Виточку!

- Поболтали, товарищи, и расходитесь по рабочим местам.

- Вы думаете, я собака, - не унимался Трофимчук.

- Ну почему - собака? - капризно спросила Вита. - Вы больше похожи на камышового кота. У вас такие же круглые глаза и белые острые зубы. Мя-я-я-у-у!

Трофимчук запрокинул голову и тоскливо провещал:

- Я знаю, все вы считаете меня собакой. Но я не собака. Нет. Не собака я.

Тут все захохотали. Трофимчук бледно улыбнулся и, опустив глаза, вышел.

На следующий день его на работе не было. Сослуживцы корили Виту. Все считали ее причиной внезапного отсутствия завскладом. Через два дня Трофимчук позвонил на работу и сказал, что болен. Сослуживцы заволновались: сирота-завскладом лежал дома один и некому было подать ему стакан воды! Вите предложили навестить больного и тем загладить свою вину. Она охотно согласилась сделать это в рабочее время.

Купив пакетик кефира, пучок петрушки, рулон цветной бумаги и один апельсин, Морошкина рассеянно плелась по набережной Мойки. Она нашла дом, поднялась на второй этаж и постучала в дверь ногой. Ей открыла соседка. Вита прошла в самый конец коридора и перед дверью стала стряхивать с шубы снежинки. В комнате возбужденно разговаривали. Вита прислушалась.