— Питер Шоу мой пациент. Так что, с вашего позволения, я не стану открывать врачебную тайну.

— Ну что ж, как угодно, — сказал старший инспектор, — только мы вам о себе еще напомним!

Понимая, что от доктора Келли больше ничего не добиться, друзья оставили его в сильнейшем раздражении. И отправились к господину Вогэму на Кингс-Кросс, а точнее, к дому 27 по Копенгаген-стрит. Не успели они отъехать, как Дуглас Форбс воскликнул:

— Надо же какой горячий! Ну прямо огонь!

— Сдается мне, он не только много ест, но и пьет сверх меры! Тем не менее от него мы узнали о членах ложи кое-что интересное.

— Ну да, например, как знаменитый Кертни, пианист и торговый посредник в одном лице, вдруг взял и превратился в привидение! — пошутил старший инспектор. — Теперь все понятно! Раз в день убийства его не было в храме святого Патрика, значит, он автоматически становится подозреваемым!

Сэр Малькольм, занятый, как обычно, своими мыслями, ничего не ответил.

Дом Майкла Вогэма, довольно милый с виду, стоял посреди заснеженного сада. В глубине сада располагалась оранжерея.

— Там Вогэм и выращивает розы, — пояснил благородный сыщик.

— Кстати, — заметил Форбс, — вы обратили внимание, как смутился Уинстон Дин, когда вы упомянули название цветка, получившего первую премию?

— Да. И даже знаю, почему. Ведь так зовут госпожу Ливингстон.

— Может, у Вогэма была связь с супругой жертвы?

— Вы и Хиклса подозревали в том же!

Они долго звонили, но им никто и не ответил.

— Не пойти ли нам пообедать? — предложил старший инспектор.

Было уже четверть седьмого вечера, и они попросили шофера подвезти их в Сохо, к греческому ресторану «Сиртаки». Однако он, к сожалению, был закрыт. И наши друзья направились пешком в турецкий ресторан, который сэр Малькольм Айвори хорошо знал и ценил по достоинству; назывался он «Падишахлар Макуну», иначе говоря, «Страсть султанов»… Они вошли туда, к величайшему стыду Форбса.

— Главное — не вздумайте заказывать греческие блюда, — посоветовал сэр Малькольм. — Турки с греками терпеть друг друга не могут! Ах, как все это напоминает мне Стамбул, Золотой Рог!..

— Здесь и впрямь можно отведать что-нибудь вкусненькое?

— Конечно! Не случайно древние цивилизации славились своей кухней. Закажем-ка мы зирвак.

— А это еще что за зверь?

— Всего-навсего бараньи или козьи ножки, обильно приправленные шафраном.

— А ничего другого у них нет?

— Тогда, быть может, вы предпочитаете ишкембе чорбасы и сардалью пилакиси?.. Это знатный суп из требухи и вырезанный изнутри красный перец, фаршированный сардинами в томате, что-то вроде жюльена…

— Неужели эти турки не могут выражаться по-человечески!

— Видите ли, дружище Дуглас, мозги необходимо регулярно прочищать. И в этом смысле лучший способ — перемена блюд.

— Да уж, свежие мозги нам не помешают. Эта заваруха с масонами еще та головоломка! Впору взять их всех да упечь за решетку.

Благородный сыщик сделал заказ официанту в светло-желтом полукафтане.

— Честно признаться, — сказал он, откладывая в сторону меню, — я уже кое-что понимаю. Давайте пойдем с самого начала, памятуя лишь о том, что знаем наверняка. Итак, первое: Ливингстона отравили цианидом. Яда на переднике было достаточно, чтобы его умертвить. Второе: этот малый оказался гомосексуалистом и потому не питал к жене супружеских чувств, и она, не исключено, искала утешения на стороне. При этом, однако, он был ей замечательным другом, и она его очень любила. Как, впрочем, и горничная… Третье: умер он в масонской ложе, и члены ее пытались направить нас по ложному следу — то ли от страха, то ли по какой-то другой причине, пока нам неизвестной. Четвертое: масоны решили уничтожить пресловутый передник — сжечь его, а то, что от него осталось, спрятали в комнате для размышлений. Пятое: передник лежал в полиэтиленовом пакете. Шестое: в Скотланд-Ярд позвонил неизвестный и предупредил об убийстве в самый момент его совершения, и при этом из ложи никто не выходил, иначе как попасть к телефону, ведь он находится внизу. Ну, как вам супчик?

— Да уж, наваристый вышел супец!

— Дуглас, я о супе, который вы едите…

— Сказать по чести, сэр, хоть я и не хотел говорить, по-моему, в нем уж больно много чеснока. Что скажет госпожа Форбс, моя супруга, когда я приду домой и дыхну на нее? Ведь она так запросто и на развод может подать, верно? Но, возвращаясь к нашему делу, что вы обо всем этом думаете?

— Нами ловко управляют. Как сказал бы Уинстон Дин. Да-да, в самом деле, нас водит за нос какой-то умник — он-то и повернул все так, как ему выгодно.

— По-моему, самая подозрительная из них госпожа Ливингстон. Она запросто могла посыпать ядом передник, тем более что муженек, хоть он особо и не утомлял ее своим вниманием, стал ей поперек горла… Может, Хиклс или кто там из них еще, ее любовник, и толкнул ее на такую крайность…

— Тогда кто звонил в Скотланд-Ярд?

— Это вполне могла сделать и сама госпожа Ливингстон, перед тем как подняться в ложу, ведь она знала — убийство неотвратимо.

— Запланированное убийство…

— Ну да. Оставалось только дождаться начала церемонии…

— Не забывайте, Дуглас, это мог сделать любой из них. К тому же, хотя Ливингстон и был богат, его супруга ничуть не беднее, а то и богаче! Нет, эта версия отпадает.

— Я приказал проверить его банк, а заодно и счета всех остальных членов ложи. Завтра получим результат. Может, что и прояснится…

— Все может быть, — согласился сэр Малькольм, снова принимаясь за еду, — но я все больше убеждаюсь, что ритуал этот слишком уж странный! Помесь какая-то, понимаете?..

Однако Форбс и не пытался понять то, что имел в виду его добрый друг: он был целиком поглощен борьбой с бараньей требухой и красным перцем.

Благородный сыщик хорошо выспался. Вэнь Чжан позволил себе разбудить его не в восемь утра, а много позднее. Только что прибыл старший инспектор. Сэр Малькольм спешно оделся, чего терпеть не мог. Для него процедура одевания по утрам была подлинным ритуалом, куда более значительным, чем церемонии масонов с Грейт-Куин-стрит.

— Господин полицейский сильно нервничает. Плохо со здоровьем, — заметил китаец.

— Приготовь нам завтрак, да посытнее. Это его успокоит!

Итак, двое наших друзей встретились снова — на сей раз за столом, украшенным булочками, гренками, джемом разных сортов и яичницей-болтуньей.

— Мои люди просмотрели счета главных действующих лиц, — сообщил Форбс. — Они все размещены в «Ливингстон-Банке». Любопытно, правда?

— У братьев такое может быть вполне… А состояние счетов?

— Банк процветает, да еще как, и ссужал кругленькие суммы и доктору Келли, и Уинстону Дину, и Энтони Хиклсу. Так что все они по уши в долгах.

— Все-все?

— Без исключения. Люди лейтенанта Финдли опросили Бронсона, директора банка, если помните. А он, оказывается, не в курсе, потому как этими счетами занимался лично Ливингстон.

— А перчатки, перевязи и прочее, что вы отправили в лабораторию на экспертизу?

— В Скотланд-Ярде как в банковском сейфе! — гордо заявил Форбс. — Но тут ничего особенного. Зато в самом храме святого Патрика двое наших кое-что откопали…

— Что же?

— Полиэтиленовый пакет, наверняка тот самый, где был передник восемнадцатого века. Он лежал в трапезной, за ведром с углем.

— Что еще?

— Пару белых перчаток вроде тех, что масоны надевают во время своих чудных церемоний. Перчатки были припрятаны под одним из светильников посреди ложи. Доктор Гарднер как раз сейчас их внимательно исследует, вот только зачем было их прятать? Ах да, на них вышиты инициалы — «М.В.»!

— Майкл Вогэм! Помните, Вогэм подменил перчатки покойного… Может, он же их там и припрятал, ведь на них должны были остаться следы цианида или мела, — предположил сэр Малькольм.

— Мела? Но при чем тут мел?

— Картина ложи… Она же была расписана мелом.