Степа потоптался на месте, потом взял топор и, поплевав на ладони, принялся сводить кустарник.

Мелкий лозняк он подрубал глубоко под корень и отбрасывал в сторону. Легко поддавался и тонкий осинник. Но вот па пути встретилась ольха толщиной с руку. Степа обхватил топорище обеими руками, хекнул и наискось всадил светлое лезвие топора в сочный ствол дерева. Потом он так же ловко нанес еще три-четыре удара. Ольха на мгновение замерла, наклонилась и, ломая ветви, с шумом и треском упала на землю.

«Зря не тяпает. Умело топор держит!» — отметила про себя Аграфена, следя за работой мальчика. Потом она тронула Степу за плечо и взяла из рук топор:

— Ступай-ка по своим делам. Будет еще время, наработаешься. У дяди не заскучаешь... — Аграфена позвала девчонок: — Идите и вы с ним, да побыстрее, не прохлаждайтесь там.

Как только вышли из перелесков на проселочную дорогу, Нюшка сразу же свернула на боковую тропинку, наискось пересекавшую ржаное поле.

Шли цепочкой: впереди Нюшка, за ней Таня, позади всех Степа.

Прозрачные зеленоватые стебли ржи почти сплошь закрывали узкую тропинку, но Нюшка безошибочно нащупывала ее босыми ногами, шла уверенно и быстро.

Рожь то вставала плотной зеленой стеной, то едва доходила ребятам до пояса и была густо расцвечена полевым клевером, голубыми васильками, желтой сурепкой.

— Степа, а ты хлеб жать умеешь? — спросила Нюшка, оглядывая ржаное поле.

— Серпом не приходилось... Мы у себя в колонии жнейкой убирали.

— Научишься и серпом, была бы спина здоровая, — сказала Нюшка и обернулась к подруге: — Правда, Таня?

Девочка ничего не ответила и только туже затянула под горлом кончики платка, который то и дело сползал с ее стриженой головы.

Степа, прибавив шагу, заглянул сестренке в лицо. «И почему она все время молчит и прячет глаза?»

— Таня! А с чего это дядю Илью Вороном прозвали?

— В деревне всем клички дают... — замялась сестра.

— Клюв у него большой, вот и прозвали, — не оглядываясь, сказала Нюшка. — Хватает чего ни попадя и все в гнездо тащит... Только ты смотри, — предупредила она Степу, — еще ляпнешь при нем, что он Ворон, — так он тебе все уши оборвет... У меня до сих пор мочка болит. — И девочка, выпростав из-под платка ухо, зачем-то потерла его.

Сорвав коленчатый стебель ржи, Степа задумчиво пожевал соломинку.

Нет, девчонки явно чего-то недоговаривали. Как бы там ни было, но дядя Илья совсем не плохой человек. После гибели Степиных родителей он взял к себе Таню на воспитание и всегда, когда Степа приезжал в Кольцовку, радушно встречал его, расспрашивал, как он живет и учится. Дядя Илья даже сам несколько раз был у него в колонии и привозил подарки.

Правда, отец Степы не любил вспоминать про брата и при случае обычно говорил: «Разошлись наши пути-дорожки. В одном доме жили, да в разные углы смотрели». Так ведь это раньше было.

— А вы что, с матерью на дядю работаете? — осторожно спросил Степа у Нюшки. — И платит он вам?

— Платит, платит... — неопределенно ответила Нюшка. — Сухую корку да фунт дыму — глодай всю зиму!

— Выходит, что вы вроде батраков... наемная сила?

— Еще чего! — невесело усмехнулась Нюшка. — Разве дядя Илья позволит! У нас все полюбовно, по-соседски. — И, махнув рукой, она вдруг спросила Степу, зачем он сказал дяде про котлоноса.

— А что ж такого? — удивился Степа. — У нас в колонии так заведено. Каждая четверка носит котлы три месяца... По очереди.

— Ах, вот что! — кивнула Нюшка. — Только Филька все равно растрезвонит — котлонос да котлонос! Так и прилипнет прозвище, как репей. У меня вот тоже кличка есть: Сучок да Худое Брюхо. А Таню Сморчком зовут. А за что?

Миновав ржаное поле, Степа и девочки увидели Кольцовку. Большое, на сотню дворов, село с садами и палисадниками раскинулось на высоком берегу реки.

Справа от села, примыкая к реке, зеленел бывший помещичий парк, и на зеленом фоне ярким мазком проступала оранжевая черепичная крыша большого здания.

— Вот и шекаэм. — Нюшка показала рукой на крышу. — Теперь только речку перейти...

И она опять свернула в сторону от дороги и повела Степу и Таню прямой тропкой через небольшой болотистый лужок.

На ходу Нюшка рассказала про ШКМ. Школа большая, в два этажа, в учительской стоят мягкие кресла, на стенах — лепные фигуры толстеньких голых ребятишек: амуры и купидоны, как их называют. Сдобного Фильку Ковшова мальчишки тоже прозвали Купидоном.

При школе есть огород, столярная мастерская, две породистые коровы — Диана и Незабудка, которых держат на каком-то рационе и кормят всем самым вкусным, разве только не хватает им птичьего молока. Есть еще одноглазая лошадь Царица, которую все ребята очень любят, часто кормят сахаром и раз даже привели ее в класс на урок.

А еще при ШКМ имеется общежитие. В нем живут те ребята, которым далеко ходить домой или у кого нет родителей. Общежитие помещается в бывшей барской конюшне, но все равно там очень интересно и весело. Ребята показывают туманные картины, ставят спектакли, у них есть гармошка, голосистый горн и три балалайки.

Директора школы зовут Федор Иванович Савин, или, по-другому, Фис. Он очень важный и строгий, ученики его боятся, но Степе робеть нечего, раз у него бумажка из города.

— А я и не боюсь! С чего ты взяла? — И Степа, в свою очередь, спросил девочек, в каком классе они учатся.

— Мы и так ученые, — поспешила ответить Нюшка. — Все знаем, все понимаем. И как телят пасти, как свиней кормить, воду таскать. Куда нам больше...

Степа вопросительно посмотрел на сестру.

— Училась я, в шестой класс ходила. Потом заболела, — робко пояснила Таня.

— А в этом году?

— Не знаю... Как дядя Илья скажет.

Степа нахмурился.

Подошли к реке. Неширокая, с топкими берегами, с уютными заводями, она казалась неподвижной. Только по зеленым водорослям, что вытянулись и полегли на дно, можно было определить, в какую сторону течет вода. Старые ивы склонились с берега и, обмакнув в воду свои мягкие ветви, казалось, пришли на водопой.

Через реку были переброшены лавы. Нюшка первой вбежала на них, осторожно дошла до середины реки и принялась подпрыгивать.

Гибкие слеги, пружинисто изгибаясь, зашлепали по воде, обдали девочку брызгами.

— Можно! Переходите! — крикнула Нюшка, выходя на другой берег. — Сегодня без подвоха. А то мальчишки, бывает, подпилят слеги — и полетишь в воду.

За рекой началась тенистая липовая аллея.

Аллея привела к двухэтажному кирпичному зданию. На столбах, охраняя вход в школу, дремали два старых каменных льва с выщербленными мордами. Деревянные перила крыльца глянцевито блестели, а ступеньки были так искусно обточены ногами школьников, что казалось, здесь поработал морской прибой.

— Куда ты? — удивленно спросил Степа, видя, что Нюшка проходит мимо крыльца.

Девочка только махнула рукой: она не раз мыла у директора полы и стирала белье и знает, где его найти.

Завернув за угол школы, Нюшка подошла к небольшому деревянному флигелю и заглянула сквозь изгородь:

— Так и есть... в саду он. Цветочки поливает.

— Может, в другой раз? — осторожно сказала Таня.

— Нет уж, давайте разом... Отделаемся — и в сторону, — решительно заявила Нюшка, открывая калитку и подталкивая Степу. — Иди, мы тебя подождем.

Степа оставил девочкам рюкзак, расправил складки на юнгштурмовке и шагнул за калитку.

Федор Иванович Савин любил свой садик перед флигелем. Окруженный крепким дубовым частоколом с протянутой поверху колючей проволокой, сад был, пожалуй, самым тихим и укромным местом в этом шумном школьном мире. Здесь хорошо было отдохнуть, побыть наедине или принять гостей. В саду росли яблони и груши, в углу стояло несколько ульев, но больше всего Федор Иванович любил разводить цветы.

Вот и сейчас, присев на корточках перед клумбой, он внимательно рассматривал своих питомцев.