– Какая же во всем этом будет ваша роль?

Улыбнувшись, он ответил:

– По выражению, такому же древнему, как и ваша будущая профессия, скажем, что я буду вашим покровителем... Но не беспокойтесь, я не буду вам мешать. Я предоставляю вам полную свободу: вы будете вольны поступать, как вы захотите, и встречаться с теми, кто вам понравится... Я также хочу уточнить, что несмотря на то, что вы очень красивы, вы далеко не в моем вкусе. Я предпочитаю полных высоких блондинок, и вот еще что, после того, как я достиг пятидесяти, женщины меня уже мало интересуют.

Я считаю, что мужчина должен для всего находить время, и, в противоположность бытующему мнению, с определенного возраста он должен уметь вызывать уважение и внимание женщин.

Это всего лишь плата за то, что они давали, когда были молодыми и влюбленными.

– Я думаю, что такое не часто с вами случалось.

– Должен признать, что это так. Сейчас же меня мало что интересует, кроме скачек и телевизора... Досадно то, что на скачках не всегда выигрываешь, как и во всяком деле, есть удачные и неудачные дни. Вот почему я нуждаюсь в постоянном доходе, на каждодневные расходы.

– Но ведь у вас есть предприятие по продаже недвижимости.

– С ним дела тоже обстоят не гладко! Самое интересное в профессии, которую я для вас выбрал, это то, что она не облагается никакими налогами. Налоги убивают все.

– И сколько же я должна буду вам уплатить, в знак благодарности за то, что вы найдете для меня постоянное место работы?

– Я много с вас не возьму. Вы так милы... Скажем, сто франков в день, согласитесь, это не много... Если вы серьезно приметесь за дело, то с вашими глазами, фигурой и этими длинными волосами вы будете, в среднем, зарабатывать пятьсот франков в день.

– Из которых я должна вам буду отдать сто? Но это ведь больше десяти процентов!

– Тем не менее, вы заработаете за день четыреста франков. За неделю – две тысячи четыреста, за месяц – примерно десять тысяч, а к концу года – сто двадцать тысяч. Не так уж много женщин в Париже, впрочем, как и в другом месте, зарабатывающих в год двенадцать миллионов старых франков. Так как вы очень молоды, то у вас предостаточно времени, чтобы заработать много денег.

Посудите сами: к тридцати, когда женщина достигает своего расцвета, и может начать свое дело, вы будете очень довольны, что в вашем распоряжении будет сумма в несколько миллионов. Я уверен, что вы будете мне благодарны, и если меня не будет рядом с вами, вы, несомненно, подумаете: «Какой этот месье Люсьен славный! Благодаря ему я стала богатой».

– Нет сомнений, все то, что вы рассказываете, очень впечатляет! Но как долго я буду вынуждена вам платить эти проценты?

– До тех пор, пока вы будете работать. В тот день, когда вы решите заняться чем-то другим, а таких, я должен сказать, очень много и это происходит раньше, чем вы думаете – мы посмотрим.

– Что это значит?

– Скажем, вы мне сделаете подарок за то, что получите полную свободу.

– А до тех пор я буду в вашей власти?

– Зачем такие громкие слова? Я же вам сказал, что не буду вам докучать, при условии, конечно, что вы будете соблюдать наш договор!

– Я должна подумать... Кстати, если я не соглашусь на ваше предложение, что меня ожидает?

– Это будет касаться только вас. Вы будете вынуждены искать себе новую квартиру и кого-нибудь другого, кто захочет вам помочь, и не забудьте продлить вид на жительство во Франции, срок которого истекает.

– А если я приму ваше предложение, вы поможете мне его продлить?

– Несомненно... Вы немедленно получите работу в моем предприятии, в качестве секретарши... Я думаю, что нет необходимости вам объяснять, что этой работой вы не будете заниматься.

Полиции только нужно подтверждение с места работы, а я могу подтвердить, что ты у меня работаешь.

– Последний вопрос: допустим, я приму ваши условия, но не буду ли я вынуждена, кроме повседневной платы, «обслуживать вас»? Не потребуете ли вы от меня, чтобы я стала вашей любовницей, если только я сама этого не захочу.

Впервые за время их разговора, бледное лицо Люсьена покрылось багровыми пятнами, и, как бы охваченный благородным гневом, он произнес, повысив голос:

За кого вы меня принимаете? Я порядочный человек. Во-первых, я вам это еще раз повторяю, вы не в моем вкусе, что, конечно же, не значит, что вы не будете нравиться другим, тем, которые в восторге от брюнеток... Во-вторых, не в моих привычках заставлять женщин, которые на меня работают, быть моими любовницами. Весь секрет любви в том, что она должна быть обоюдной: я сразу могу сказать, нравлюсь я девушке, или она просто нуждается в моей помощи, как в случае с вами. Я охотно помогу, при условии, что тоже получу из этого выгоду. Короче, вам нечего опасаться, я вас не трону, как я этого не сделал прошлой ночью.

– Я такая некрасивая?

– Вовсе нет! Но у меня железный принцип: никогда не смешивать работу и любовь. Это основной принцип настоящих дельцов. Когда занимаешься любовью со своей секретаршей, то от нее уже много не потребуешь. Нужно придерживаться незыблемых правил в отношении с подчиненными.

– Так я стану одной из ваших подчиненных?

– Конечно, если примете мое предложение!

– А ваш «персонал» многочисленный?

– Это вас не касается! Тем не менее, вам следует узнать, что, если бы у меня больше никого не было, то я потребовал бы от вас больше... Полагаю, что наш разговор длился уже предостаточно: даю вам двадцать четыре час на размышление... Вы должны дать мне ответ завтра вечером, в восемнадцать часов. Теперь делайте что хотите, я отправляюсь смотреть телевизор. В это время передают оперативные новости, а затем соревнование по кетчу, а я ни за что на свете не хочу пропустить этот матч! До завтра...

Я снова осталась одна в комнате, после того, как он хлопнул дверью. Было очевидно, что он не очень мной доволен, что же касается меня, то у меня было больше чем достаточно причин, чтобы быть им недовольной. Я не могла уснуть, в голову приходили разные мысли... Вывод напрашивался сам: он хотел, чтобы я стала одной из тех женщин, которых в моей стране называют, когда их встречают на улице, мала кахба!

– Что это значит? – спросил Ален, которому казалось, что ему приснился кошмарный сон.

– Какая шлюха! Он хотел, чтобы я занималась проституцией, что по-арабски звучит «токхоб», подобрала себе клиентуру, приставала к прохожим, что по-арабски звучит как «тчикел»,.. Если только я не буду пользоваться услугами одной из посредниц этих тайных домов, которые, несмотря на запрет, функционируют в вашей стране и которые вы называете борделями.

– А как это звучит на твоем чудном языке?

– Бурдел: одно из тех родных слов, которые французы понимают без перевода, когда приезжают в Северную Африку!

– А как называют у вас такого типа, как твой месье Люсьен?

– Барбет... то есть сутенер... Вот только чем больше я над этим размышляла, тем меньше, в конце концов, этот циничный мужик казался мне обычным сутенером. Он был в чем-то человеком большого размаха, а в чем-то мелок: его финансовые требования были относительно невелики, а с другой стороны, он не пытался склонять к сожительству тех, которые на него работали. Сто франков в день, это не так уж много. Чтобы покрыть расходы скачек, у него должно было быть, по крайней мере, еще три или четыре девицы, которые бы работали на таких же условиях. Мое единственное превосходство над ними было то, что я жила у него.

– А тебе не приходило в голову, что, уйдя отсюда рано утром, он отправляется в другую, а точнее, в другие квартиры?

– Настоящий Казанова?

– Скорее всего, осторожный малый, который не кладет все яйца в одну корзину... Я понял, увидев тебя в дансинге, что ты работаешь после обеда, что ты та, которую называют «дневная бабочка»... А почему бы месье Люсьену не иметь «ночных бабочек», которые возвращаются к себе – или к нему – только на рассвете, принося выручку за ночную работу?