В одной заманчивой книге Вовка читал о них как о живущих на земле, и вот они в небе живут холодной, сверкающей жизнью. И вон там, между ними, протиснулся и засверкал серебряными рогами Сивка... И вон... что?.. Вроде мальчишка, на одуванчика похож. Вовку царапнуло беспокойство, и он протянул руку - Егорка был тут.

Вдруг Вовка понял, что слышит сейчас не небесное, а усталое, земное дыхание.

- Егорка, слышишь? Дышит кто-то, - спросил он (Олег уже спал).

- Ага, - шепотом ответил Егорка. - Это корова в сарае дышит. Она целый день на жаре паслась, вот теперь и дышит.

Потом Вовка услышал короткое чиханье и покряхтыванье, словно рядом совсем с топчаном ворочался и никак не мог заснуть худенький какой-то, простуженный старичок.

- Это козы. Сивка это, - успокоил его Егорка. - Он совсем как человек чихает. А это сверчок звенит. Слышишь?

И Вовка услышал еще один звук: длинный и тонкий, как струночка, трриннь, трриннь, тррриннь...

- Знаешь, а самое страшное - спать на сеновале! - оживленно зашептал Егорка. - Там мыши все время возятся и есть еще такой... Сеношник. Проти-вный такой! Страшный... Он все копается в сене. Как ужик. И пошипывает так же. Искру ищет. Найдет - и раздует ее в огонь! Поэтому на сеновале даже и чиркнуть спичкой нельзя. Се-ношник...

Теплый, Егорка сам понемногу задремывал, но все шептал про сеношника. Сверчок все тренькал, а звезды шевелились... Так Вовка и уснул.

II

Олег сердился на Вовку, доказывал:

"Неправильная у тебя улыбка, старик. Из-за улыбки и с авторитетом фук. Ну, терпи, старик, сейчас я тебе правильную улыбку нарисую".

И кисточкой без краски стал рисовать ему на губах правильную улыбку. Вовка рассердился и проснулся.

Он согнал с лица муху, сел и зажмурился от сверкающего со всех сторон неба.

Олег завозился рядом, зачмокал, а Егорки в постели не было. Он стоял с дядей Васей у козьего навеса, а тот, опершись на связанные вилы и грабли, бубнил:

- Ты на них не смотри. Они там, в городе, до головной боли, может, доучились. Им необходимость нашим воздухом отдышаться. А ты, Егорка, им каждодневно дышишь. Тебе отцу с матерью помогать надо. Вон зады-то ваши как заросли! Покосил бы хоть серпом - да вечером корове и дал. Сам знаешь, как нынче пасут...

Вовка слушал дядю Васю улыбаясь. Так хорошо!.. Будто в нем пляшут и взрываются щекотные, бодрящие пузырьки, как в стакане с газировкой.

- ...Покоси для коровы-то зады, - настойчиво рекомендовал дядя Вася.

Егорка смирно слушал его, ничего не отвечая, и ковырял босым пальцем землю.

К ним, с порога уже смеясь, подошла тетя Марья:

- Ты на свои зады посмотри, горе! Да не на огородные... Где побелку-то собрал? Вроде и дом целый год не беленный.

- Чего зады! Чего зады! - рассердился дядя Вася. - Ты-то тоже хороша хозяйка! Пирог-то у тебя подгоре-ел! А теперь вот Сивка рванул куда-то до стада. Ищи теперь...

- Ладно, "ищи"! Его не доить, - легко возразила тетя Марья. Пой-дем, ты мой расхороший! Грех в такую погоду ругаться.

Она обняла его и направила к калитке. Дядя Вася шел, но переступал ногами так, что видно было: еще сердится.

- Ты соображай все-таки... Я воспитательну речь говорю, а ты зады...

Он обернулся у калитки к мальчишкам и сказал громко:

- Вы, ребята, под навесом не шибко играйте. Там подпорки ослабли. Упадет еще, придавит кого...

- Во какой ты у меня заботливый! - засмеялась тетя Марья уже за калиткой.

Освобожденный Егорка повернулся к Вовке и заулыбался. А Вовка и так давно уже улыбался. Он свесил с топчана ноги и сказал:

- Привет, Егорка!

Хорошо ему было! Совсем ведь другое дело: проснуться - а над головой не потолок какой-то, а все небо!

Да и жизнь тут по-другому начинается. Вот у него по утрам: мамка с папкой собираются на работу, что-то роняют, скучно и серьезно как-то ругаются. Папка авторучку потерял, ищет и жует на ходу завтрак, у мамы грохнулось что-то на кухне... Суетятся, и шаги их рассыпаются по квартире нервной дробью, пока не клацнет замком входная дверь... Совсем тут все по-другому.

- Так, старик, - полусонным голосом сказал за спиной Олег, - самый раз сегодня авторитет поднимать.

Он спрыгнул с топчана и пошел в дом. А Вовка озаботился и улыбаться даже перестал.

После завтрака Олег пояснил, что они с Вовкой разыграют дуэль на шпоночных пистолетах. Были у них такие. Они из них в городе каждое воскресенье стрелялись. В этом и заключались их тренинги, про которые Вовка забыл после столкновения с Сивкой.

Ольшанские мальчишки, конечно, ничего подобного не видели. Егорка это подтвердил.

- А какая дуэль? Насмерть? А пистолеты покажи! - пристал он к Олегу.

- Все увидишь, старик, - пообещал Олег. - Иди пока за Витьком и Минтином.

...Ребята уселись на хлыстах, напротив освобожденного от постели топчана.

Сидели они серьезно. Как-то к ним в Ольшанку приезжал театр. Взрослые тогда в клубе не только на них, но даже друг на друга цыкали. Семечек никто не грыз... И тут... зашел Олег на топчан, глянул на них - и они сразу почувствовали себя как в театре.

Олег, значит, глянул на них и прорычал что-то не сразу понятное.

"Благор-родный Вор-рогей" - вот что он прорычал. Это он, оказывается, Вовку так для дуэли окрестил, потому что по фамилии - Егоров.

- Тр-ребую, - зарычал он дальше, - смертной дуэли! До пер-рвой крови!

И тут только Егорка увидел табурет. А на табурете - деревянные пистолеты с резинками, как у рогаток, согнутые крючком гвозди, пузырек с йодом и бинт.

Олег спрыгнул с топчана и обычным голосом сказал:

- Вовка, щиток не забывай.

Они разобрали пистолеты и встали - каждый у своей на траву брошенной доски, означающей барьер.

Вовка прикрыл глаза фанеркой с дырочками и повернулся, как у них полагалось, всей грудью к Олегу.

Даже обычной резинкой и бумажной шпонкой можно прилично щелкануть товарища, скажем, в ухо. У пистолетов же - специальная, втрое скрученная резинка, а шпонки - из гнутых гвоздей. Так что фанерный щиток для глаз совершенно необходим.

Нехорошая игрушка.

Но дело вот в чем. Олег хотел стать спортсменом, а быстро бегать не мог. Ни просто так, ни тем более на лыжах. Он задыхался при беге: у него была искривленная носовая перегородка, а горло от всякого пустяка, вроде холодной воды или мороженого, опухало ангиной.

Он сам напросился сразу на две операции: на долбежку в носу и вырезание гланд. Вот и начал к ним готовиться: тренировать волю и терпеть боль.

Игра нехорошая. Но с другой стороны, взрослые-то?.. Ну чего они придумали хорошего для подготовки к долбежке в носу и вырезанию гланд? "Не плачь, деточка, потерпи" - вот все, что они придумали.

...Самое противное в этой дуэли - стоять вот так и смотреть в дырочки, как Олег нарочно медленно целит то в голое пузо, то повыше. Вот, кажется, в губы.

"Наверно, в губу саданет", - подумал Вовка и сглотнул.

Он скосил глаза и увидел, что посмотреть представление вышел шелковисто-рыжий петух. Он холодно оглядел Вовку и Олега, вспомнил недавнюю какую-то победу, взлетел на ограду загона и заорал о ней. Вовка удивился, какое у него огромное, огненное горло. И - цак! Шпонка влепилась в лоб. В голове зазвенело, словно сильно щелкнули по фарфору. Петух исчез. А на лбу у Вовки остался отпечаток шпонки.

- Мой выстрел, - облегченно вздохнул он.

Целился он тоже долго. И когда Олег чуть шевельнул губами, выстрелил в щеку.

Шляпка гвоздя чуть рассекла кожу, и на ней выступила капелька крови. Олег снял ее пальцем, слизнул и рухнул на траву.

- Я убит!

Егорка онемел от переживаний. Минтин с Витьком недоуменно переглянулись.

- Глянь. По правде лупят, - странным тоном сказал Витек.

Минтин согласно кивнул. Почему-то их не устраивало, что именно по правде лупят.

- А вообще здорово бьет! - заговорил Минтин. - Наверно, ворону подшибить можно... или сороку.