Женщина. Ты что?! Как тебе не стыдно!

Мужчина. А чего? Хватит уже, пошли. Простудимся еще.

Женщина. Какой ты противный! Тебе со мной скучно, да?

Мужчина. Да нет, вспомнил кое-что.

Женщина. Что?

Мужчина. Куры завтра нестись должны. Вспомнил - ну и забеспокоился, сама понимаешь.

Женщина. В каком смысле?

Мужчина. Ну так, вообще.

Женщина. Ты меня больше не любишь, да?

Мужчина. Ладно, ладно, пошли. Последняя электричка уйдет.

Женщина (встает и в упор глядит на него). До чего ж у тебя галстук уродский.

Мужчина молча подталкивает ее в спину, и они удаляются.

Старуха. Ну вот, ожили.

Поэт. Нет, не ожили - просто фейерверк погас.

Старуха. Ошибаешься. Уж я-то знаю, какие у людей лица, когда они оживают. Слава Богу, насмотрелась. Такая на этих лицах появляется скука. И я люблю наблюдать эту перемену... Давным-давно, когда я была молода, я чувствовала себя по-настоящему живой, только когда со мной приключалось нечто необычайное. Мне казалось, что я живу лишь в те мгновения, когда забываю обо всем на свете. Но потом я поняла свою ошибку. Да, бывают минуты, когда мир предстает уютным и гостеприимным, когда чахлые розочки кажутся размером с купола, а голуби вдруг заворкуют человечьими голосами... И люди все становятся милыми и приветливыми, и вдруг находишь на полке вещь, которую искала десять лет, а все встречные девушки похожи на принцесс. Так ведь? И на засохшем розовом кусте вдруг распускаются цветы... Всех этих глупостей когда-то вкусила и я, но теперь мне ясно, что в такие мгновения я просто была мертва... Чем дешевле вино, тем быстрее пьянеешь. А как напьешься - льешь слезы умиления. Вот и я лила сладкие слезы, а сама в это время не жила... С тех пор я всегда трезва. Потому и прожила на свете столько лет.

Поэт (насмешливо). Ну и в чем же смысл твоей жизни?

Старуха. Смысл жизни? Опять шутишь? Да просто в том, чтобы жить. Я не из тех ослов, что бегут за висящей перед носом морковкой. Ну а что вообще бегу - так то закон природы.

Поэт. Ты - такой осел, который бежит и не смотрит по сторонам.

Старуха. Да, и не отводит глаз от собственной тени.

Поэт. Но на закате тени делаются такими длинными.

Старуха. Они просто искажаются. А стемнеет - и вовсе исчезают.

Во время их разговора парочки одна за другой уходят.

Поэт. Скажи, старуха, кто ты?

Старуха. Когда-то меня звали Комати.

Поэт. Как-как?

Старуха. Я была прекрасна, но все мужчины, называвшие меня прекрасной, умерли. И теперь я знаю: мужчина, который назовет меня прекрасной, обречен на смерть.

Поэт (смеется). Ну, мне это не грозит. К счастью, я познакомился с тобой слишком поздно.

Старуха. Да, тебе повезло... Такой несмышленыш, как ты, наверняка считает, что красавица, состарясь, становится уродливой каргой. Так? О, как ты ошибаешься, мальчик. Красавица остается красавицей всегда. Я теперь уродлива - но все равно я красавица, только уродливая красавица. Когда все называют тебя прекрасной и ты живешь с этим семьдесят, нет, восемьдесят лет, глупо и скучно начинать убеждать себя, что ты некрасива, что ты, оказывается, не красавица, а нечто иное.

Поэт (в сторону). Ну да, ну да. Представляю, какой тяжкий груз знать, что когда-то давно ты была красива. (Старухе.) Понятно. У мужчин то же самое: раз побывав на войне, они всю жизнь только об этом и говорят. Конечно, конечно, я верю, что ты была прекрасна...

Старуха (топнув ногой). Не была, не была! Я и сейчас прекрасна!

Поэт. Ладно, договорились. Расскажи-ка мне лучше про старые времена. Про свою юность - девяносто, нет, восемьдесят лет назад.

Старуха. Восемьдесят лет назад... Мне шел двадцатый год. Да, как раз тогда за мной ухаживал один генерал-майор из Генерального штаба...

Поэт. Ну вот, представь, что я этот самый генерал, как там его?

Старуха. Не болтай глупостей. Куда тебе до него... Я сказала ему: "Вы должны приходить ко мне сто вечеров подряд, и тогда я внемлю вашим мольбам". И был вечер - наше сотое свидание. Мы танцевали в самом модном салоне, он назывался "Олений крик". Потом, разгоряченные, вышли в сад и сели на скамейку...

Тихо возникает мелодия вальса, постепенно усиливаясь. Черный занавес сзади раздвигается, и виден силуэт салона "Олений крик", размытый, как на старинной фотографии.

Старуха. Смотри, а вон и тогдашняя "золотая молодежь". Превульгарнейшая публика!

Поэт (всматриваясь в правую часть сцены). Неужели? А с виду такая блестящая компания.

Старуха. С виду-то да. Ну же, давайте вальсировать, не будем от них отставать!

Поэт. С тобой? Вальсировать?

Старуха. Не забывай - ты ведь генерал.

Они кружатся в вальсе. К ним присоединяются еще три пары, одетые по моде эпохи Рокумэйкана. Музыка кончается. Все собираются вокруг Старухи.

Дама А. Госпожа Комати, сегодня вы еще очаровательней, чем всегда!

Дама В. Я лопну от зависти! Где вам сшили такое платье? (Трогает старухины лохмотья,)

Старуха. В Париже. Мерку с меня сняли здесь, а сшили там.

Дамы А и В. О, какой шик!

Дама С. Да, это единственный выход. Японские портные - такие дикари.

Кавалер А. Увы, носить можно только заграничные туалеты.

Кавалер В. Мужского платья это тоже касается. Вы видели, в каком фраке нынче премьер-министр? Лондонская работа! Настоящее джентльменство бывает в одной лишь Англии.

Дамы, окружив Поэта и Старуху, весело болтают и смеются. Кавалеры садятся на скамейку.

Кавалер С. Ах, Комати! Чертовски хороша! Кавалер А. В лунном свете она еще красивее.

Кавалер В. Лунный свет вообще дамам к лицу. А Комати в лучах луны просто небожительница.

Кавалер А. Гордячка. Вот и распускают про нее всякие сплетни.

Кавалер В. Верджин, сиречь "девица", - всегда источник "скэндал", то есть будоражащих воображение слухов.

Кавалер С. А генерал-то наш как втрескался. Поглядите на его лицо. Дня три, поди, куска в рот не брал.

Кавалер А. М-да, службу забросил, ударился в нежные чувства. На него уж в Генеральном штабе косятся, да и ничего удивительного.

Кавалер С. А возьмется кто-нибудь обломать эту Комати?

Кавалер В. Амбишн, в смысле "желание", у меня имеется.

Кавалер А. Ну, амбишн-то, положим, я разделяю.