— Н-нет, отец, — запинаясь, промямлил Джеймс, причем лицо его приобрело уже вовсе свекольный оттенок.

— Ба! Да ты не только глупец, но еще и лгун! — заревел Бизли. — Марш в свою комнату! Убирайся! Будешь сидеть взаперти до тех пор, пока дурь не вылетит из твоей башки!

Джеймс весь сжался в комок и жалобно всхлипнул, чем опять-таки здорово позабавил отца. Когда юнец скрылся, сквайр задумался и вскоре пришел к выводу, что сказал сыну о девице достаточно. В глотке Бизли пророкотала звучная отрыжка, ознаменовавшая полное довольство сквайра самим собою.

Несмотря на все старания Даморны, подол ее платья намок и выпачкался, а голубые рюши печально обвисли. Однако, если ее наряд и пострадал за время почти часового путешествия по заболоченным полям, то ее настроение, напротив, немного улучшилось. В рассуждении поднятия этого самого настроения, бесспорно, нет ничего действеннее деревенского воздуха и свежего ветерка.

«Слава Богу, — подумала Даморна, — мне еще есть, где выплакать свое горе, но нужно торопиться, пока сквайр не выставил меня на улицу и не выбросил вслед жалкие пожитки».

Все родственники по материнской линии умерли еще до рождения Даморны, а родственников по отцовской линии она и вовсе не знала никогда. Ее отец приехал в эту деревню в один прекрасный летний день и больше уже не выезжал никуда. Он был человек с поразительно правильной речью, очевидно, неплохо образованный. У него не было никаких видимых причин оставаться в этой деревушке и тем более в ней обосновываться, поэтому многие считали, что он замешан в каком-то темном деле или даже совершил убийство и теперь скрывается от властей. С подобной версией Даморна не могла согласиться, ибо прекрасно знала, что ее отец — человек вполне порядочный.

Взгляд девушки упал на покривившиеся ворота. Повсюду росла трава. Даморна открыла скрипучую дверь и вошла в домишко. С грустью осмотрела она единственную комнату в нем. Взгляд ее скользил по земляному полу, по стенам с осыпающейся штукатуркой. Дочь Хоттона, она родилась в этой самой комнатенке семнадцать лет назад, недолгое время спустя после того, как был вздернут в Тиборне Кромвель и на престол взошел Чарльз Второй. Эту ферму снимали еще родители ее матери, и родители тех родителей. Овдовев, отец тоже стал снимать ее. Даже имя отца — Фармер Хоттон — не было его собственным. Это была фамилия бабки по материнской линии. Однако, женившись и взяв за женой крохотную ферму, он из Эдварда Уэллса — именно так звали его — превратился в Фармера Хоттона: жители деревеньки не желали утруждать свою память запоминанием новых имен и нарекли Уэллса Хоттоном просто по названию фермы. Хоттон воспитывал свою единственную дочь весьма строго, учил ее вести себя так, как это и пристало истинной леди. Это значительно отдалило девушку от местных жителей. Никто не сомневался, что ее отец был настоящим джентльменом, а кое-кто подозревал даже, что у него есть титул. И уж, конечно, Хоттон не походил на обычного фермера. В то же время это был тихий и спокойный человек, любящий выпить, что крайне располагало к нему людей, даже пастора, который не гнушался выпивкой, если за эту выпивку платили…

«Нужно немедленно решить, что делать, — мрачно думала Даморна, — не то в очень скором времени придется просить милостыню».

Вчера она взяла последние несколько шиллингов и купила себе на городском рынке голубое платье, самое роскошное из всех тех, которые она могла себе позволить.

Девушка исполнила желание своего отца, но зато осталась без гроша. Нечем было питать не только тело, но и собственную гордыню. А из-за этой гордыни у нее всегда были одни неприятности, в том числе и жестокие битвы с деревенской детворой. Чуть выше правого виска у нее даже имелся небольшой шрам — след угодившего в нее камня, который был пущен рукой одного из ее малолетних недоброжелателей.

«Ты должна смирять свою гордыню, — часто ворчал отец, — иначе она бог весть до чего доведет тебя!» Даморна только пожимала плечами. «Если бы я не давала отпора обидчикам, — оправдывалась она, — мне бы пришлось совсем туго!» Отец лишь кряхтел да качал головой, по нескольку раз повторяя имя дочери.

Свое имя Даморна получила в честь бабушки, хотя Хоттон чаще называл ее просто «Малышка Долли», а разумная матушка считала имя и вовсе не подходящим и выспренним для столь непутевого ребенка. Долли было именем вполне обычным, вполне подходившим для худенькой девчонки, — кожа да кости! — не могущей вынести даже ведра помоев без того, чтобы не расплескать по дороге половины! Действительно, с тех самых пор, как при крещении ее нарекли Даморной, девочка не слышала ни разу, чтобы ее называли именно так и стала задумываться о том, что у нее есть второе имя.

Девушка вздохнула. Нынче к ней обещал зайти Джемми. Даморна очень удивлялась тому, что сын сквайра теряет время с ней, дочкой бедного фермера, набирая громадные букеты диких роз и ирисов в бору Бизли. Но Джеймс был добрый малый и единственный ее друг. Если б у Даморны были еще другие знакомые, она б, видимо, так не таяла, когда Джемми шептал ей на ухо что очень любит и хочет поскорей жениться. Сегодняшний день представлялся Долли неким поворотным пунктом в жизни. Если она поверит Джемми, то неизвестно, что произойдет… Она засмеялась своей глупости, но потом, желая, чтобы молодой Бизли все-таки пришел, закричала на всю, впрочем, пустынную округу:

— Джемми! Ты должен прийти! Ты должен…

Но чем громче девушка кричала, тем острей становилось сознание того, что ОН не придет!..

Даморна услышала топот копыт на дороге. Даже не подбегая к крохотному оконцу своей лачуги, она бросилась к дверям и сняла с них засов.

Солнце уже спустилось до макушек дубов, росших на западе, и узкие тени деревьев падали на вспаханное поле. Выйдя на крыльцо, Даморна услышала, как бешено бьется ее сердце.

Из-за ближайшего холма показалась лошадь и наездник. Девушка встала на носочки и вытянула шею, пытаясь разглядеть лицо человека в седле, но это лицо скрывали поля огромной шляпы. Лошадь шла неторопливым размеренным шагом, и волнение Даморны исчезало по мере приближения гостя. Тучную фигуру сквайра Бизли нельзя было спутать ни с чем. Не приходилось гадать и о цели его визита: сквайру не впервой вышвыривать на улицу семью съемщика сразу, как только гроб последнего опущен в землю.

Бизли въехал через покосившиеся ворота и спешился. Его движения были важными, по лицу струился пот. Сквайр достал большой носовой платок и тщательно вытер лицо.

— Добрый день, мистер Бизли, — проговорила Даморна, вежливо склоняясь в поклоне. Изысканные манеры действительно отличали девушку от остальных сельчан. — Спасибо, что пришли на похороны, сквайр!

Гость небрежно кивнул. Грудь его тяжело вздымалась.

— Если мне позволяет время, — важно пояснил он, — я всегда посещаю похороны тех людей, что снимают у меня жилье. А твой отец не только исправно вносил плату за аренду, но и попросту был хорошим человеком. Мне жаль, что он навсегда покинул нас…

— Мне тоже, — ответила девушка, не испытывая ни капли благодарности за высказанные ей соболезнования.

— Так ты теперь здесь совсем одна? — довольно глупо заметил он, торопясь сменить тему беседы.

Сердце Даморны сжалось.

— Я уже начала собирать свои вещи, сквайр, — сказала она, изо всех сил стараясь скрыть сквозившую в голосе горечь.

— Неужели ты полагаешь, что я в силах вышвырнуть на улицу несчастную сироту? — обиделся Бизли.

Девушка с некоторым недоумением взглянула на сквайра, но, спохватясь, тотчас же предложила:

— Может быть, войдете? У меня есть немного чая. Рада буду вас угостить.

Бизли без раздумий принял предложение, что еще больше озадачило Даморну. Она толкнула локтем дверь, и пропустила гостя в комнату. Сквайр вновь пригнулся, чтобы не удариться о притолоку, и проскользнул внутрь. Какое-то время он с довольно плохо скрываемым отвращением оглядывал бедное убранство жилища, но потом, делано улыбнувшись, облокотился о каминную доску. Несмотря на все свои старания вести себя непринужденно и просто, визитер явно чувствовал себя неловко. Мощнейшая туша, затянутая в тесную жилетку, да еще накрахмаленная до хруста сорочка, да пестрый шелковый галстук, — все это выглядело весьма дико и нелепо в бедной комнатенке Даморны. Бизли грузно опустился на скамью.