Господин из порядочной семьи (заметив, что возле Редактора никого нет, подходит к нему). Я хотел бы вас кое о чем попросить.

Редактор. Пожалуйста.

Господин из порядочной семьи. Если вы собираетесь писать что-либо о сегодняшнем вечере, то я хотел бы обратить ваше внимание на то, что вам следует особо отметить этот туалет.

Редактор. Я действительно намереваюсь набросать пару слов о сегодняшнем торжестве.

Господин из порядочной семьи. Какое торжество?! Подумаешь, какой-то профессор сорок лет читал свои лекции! Ну и бог с ним! Пусть идет на пенсию – и все! Поистине грешно из-за любви к какому-то старику не отметить туалет, который можно увидеть только раз в сезон. Вы только посмотрите – это же копия с Венеры, дерние кри![3]

Госпожа копия с Венеры. Держу пари, шер.[4] Милорад, вы советуете господину написать что-нибудь о моем туалете. Оставьте, пожалуйста. Напрасные старания. Вы не достигнете цели. У этого господина нет вкуса.

Редактор. У меня??

Госпожа копия с Венеры. Да, у вас! Описывая прошлый Джокей-бал, вы, например, поставили мой туалет третьим по счету. Представляете, Милорад, мое пан-бархатное платье, отороченное белым горностаем, – третье по счету?!

Господин из порядочной семьи. Это уже атеизм!

Послевоенный господин (желая, чтоб и другие его слышали, чеканит каждое слово). Жан, поставьте на лед бутылку «Мум», но только настоящий «Мум». Кордон руж![5]

Жан. Сию минуточку!

Послевоенный господин. Господин председатель.

Председатель клуба. Что вам угодно?

Послевоенный господин. Я хотел вас спросить, есть ли смысл предложить юбиляру бокал шампанского?

Председатель клуба. А почему нет?

Послевоенный господин. Я очень ценю этого господина профессора. Но все же, антрну[6] (наклоняется к Председателю клуба, по секрету), скажите мне, что – у этого человека действительно есть какие-нибудь особенные заслуги?

Председатель клуба. О да, это очень известный ученый!

Послевоенный господин. Он что же, открыл что-нибудь?

Председатель клуба. Видите ли, я не могу вам точно сказать, чем он прославился. Я не из их общества и как-то не интересовался этим вопросом, но говорят, он был даже кандидатом на Нобелевскую премию…

Господин без совести (подходит к Госпоже с часами на подвязке). Знаете, я сегодня специально оставил свои часы дома, чтоб иметь возможность, если понадобится, спросить у вас время.

Госпожа с часами на подвязке. Вы думаете, мои часы точнее всех остальных?

Господин без совести. Нет, не поэтому. Точность для меня не является основным стимулом. Меня только интересует, сколько времени на ваших часах; а сколько на всех остальных часах, меня не интересует…

Госпожа с часами на подвязке. Удивительное любопытство!

Господин без совести. Я знаю, что вы носите часы на подвязке выше колена.

Госпожа с часами на подвязке. Ах, только поэтому? Ну, это ваше любопытство я могу удовлетворить. (Поднимает юбку выше колена так, что видны часы.)

Господин без совести. Благодарю вас. Но должен вам признаться, мое любопытство еще не удовлетворено.

Маткович (Редактору, – вернувшемуся к столику). Вас, вероятно, снова усиленно агитируют писать о туалетах?

Редактор. Как всегда.

Маткович. Нашим элитным дамам просто нравится быть манекенами. Вы заметили, как человек, поднимающийся в высшее общество, постепенно теряет человеческое достоинство? Казалось бы, человек должен терять достоинство, когда он опускается вниз. Но не тут-то было – происходит обратное.

Редактор. Как вы себе это представляете?

Маткович. Наши дамы становятся передвижными выставками вечерних туалетов, а наши мужчины теряют свои имена и обезличиваются. Вы слышали, что говорил Жан об этом пожилом господине? Никто не знает, кто он и как его зовут. Известно лишь то, что у него сто шестьдесят тысяч динаров ежемесячного дохода. И этого достаточно. Никто у него даже не спросит ни имени, ни фамилии. Точно так же и со всеми остальными. Вот об этом, если вы спросите, вам скажут: «Это Господин из порядочной семьи». А вот про того – «Господин с хорошими связями». А это – «Господин, ожидающий богатое наследство». Ну, а этот вот – «Послевоенный господин». Есть тут и господин, о котором ходят всякие нехорошие слухи. Говорят, будто у него темное прошлое. Но от таких разговоров ему ни тепло, ни холодно: если его настоящее подкреплено хорошими доходами, то прошлое очень легко забыть. Вот, например, взгляните на этого господина. Когда-то он был замешан в одной очень крупной спекуляции, а его сосед прославился умением составлять фальшивые отчеты, а вот тот, третий, давно уже лишен права участвовать в каких-либо финансовых операциях. Но все это было давно, а сейчас они уважаемые и добропорядочные господа, которых всюду хорошо принимают.

Редактор. И это Элит-клуб?

Маткович. Да, это Элит-клуб! А вы как думали? Вы, вероятно, думали, что к членам Элит-клуба должны предъявляться «сверхповышенные» требования? Нет. Для нас достаточно, если человек имеет трехэтажный дом и автомашину «кадилляк». Вот вам и все условия!

Господин без совести (подходит к Матковичу). Я не осмеливался вас беспокоить. Вы принимаете поздравления или нет?

Маткович. Не понимаю, с чем вы решили меня поздравлять?

Господин без совести. Но мне кажется, это уже ни для кого не секрет. Ведь вы унаследовали баснословные капиталы.

Маткович. Да, я действительно получил наследство от дяди. Но вас кто-то обманул, никаких баснословных капиталов нет.

Господин без совести. А все-таки? Скажите, сколько? Уверяю вас, я взаймы не попрошу.

Маткович. Скажу вам, не принимая во внимание вашу благородную оговорку. Я получил в наследство триста тысяч динаров, и из этой суммы были выплачены различные судебные пошлины.

Господин без совести. Ну, это не бог весть что.

Маткович. Вот и я так думаю.

Господин без совести отходит к своему столику.

Редактор (после его ухода). Послушайте, но ведь это лее сенсация. Я и не знал! Оказывается, вы наследник?

Маткович. Да, теперь у меня появилась новая забота, и, кажется, все это так не во-время…

Редактор. То есть как «не во-время»? Наследство всегда во-время.

Маткович. Людям, нуждающимся в деньгах. Но мне они вовсе не нужны. Мне вполне достаточно своих собственных сбережений, для того чтоб продержаться на поверхности. А лишние деньги снова заставят меня окунуться в жизнь – в эту пустую светскую жизнь, которой я уже давно насытился и в которой разочаровался.

Редактор. Это в ваши-то годы?

Маткович. Есть люди, которые живут быстрее других. Я пробежал всю дистанцию, но так и не достиг цели. Выходит, что ж, снова возвращаться на старт и начинать все сначала?

Редактор. Я не это имел в виду, но…

Маткович. Нет. С меня довольно! «Долг», «Совесть», «Честь», «Друзья», «Любовь» – все эти книги жизни я уже прочел. «Общество»? Видите, вот оно – «общество»! Все здесь лживо, обезличенно, искусственно. «Дружба»? Но ведь это пустое слово. Дружба непостоянна, как мартовский день. А «любовь»… (Пауза.) Вот взгляните… Видите даму в голубом; да, пара, которая приближается сюда…

Пара, танцующая фокстрот, приближается и снова удаляется.

Редактор. Удивительно красивая девушка. Маткович. Да… она красива… я любил ее. Редактор. А она? Маткович. И она меня любила. Редактор. И что же?

Mаткович. Ничего. И она и ее отец надеялись, что мое наследство будет во много раз больше Вообще-то я и сам думал… отчасти… Но объявились еще другие родственники, о которых я раньше и не слышал…

Редактор. И?…

Маткович. Тот господин, с которым она сейчас танцует фокстрот, притворяясь, будто и не замечает меня, куда более богатый наследник, чем я. Он должен унаследовать целый банк.