понимания... Всё, чего Перец достиг, сопротивляясь этой бесс
мысленной системе, пошло прахом.
Кандид. Странный он, даже какой-то пугающий. И место, где
он живёт, хотя и людное, но всё-таки нечеловеческое. И почему все
говорят о том, что ему приставили чужую голову? Он, судя по
всему, выходец оттуда, сверху, с биостанции. Только там его
считают погибшим и даже, будто бы, нашли его тело, памятник
поставили... Просто им не выгодно помнить о нём: он, как и Пе
рец, пытался разобраться в их бедламе.
А здесь он всё позабыл, стал таким же, как и лесные жители:
недалёким бесцельным. Почти. Бессознательно он тянется познать
законы, которые установил лес для своих обитателей, противостоит
этой болтливой деградации... Его путешествие по лесу вместе с На
вой, поиск абстрактного Города - уж не того ли Города, где я уже
была? - это протест, противостояние подчинённости кому-то или
чему-то неизвестному. Тому, что уничтожает в лесу деревни, насы
лает мертвяков - странных существ, уволакивающих женщин...
Город он находит, только оказывается, что Города нет, а есть
всезнающие женщины - те самые, которых когда-то украли мертвяки.
И этим женщинам доступно нечто высшее, сверхзнание. И им-то по
нятно, почему гибнут деревни. А почему бы и нет, если лес нужно
чистить, уничтожая всех слабых, не способных выжить - своеобраз
ный природный брак. И Нава остаётся с ними, а Кандида выставляют
вон... Город он нашёл, но что ему это дало? Назад, вверх, его
не вернули, у себя не оставили, отправили снова к людям с обезь
яньей речью. Опять всё сначала...
И оказалось, что хозяева здесь - вовсе не исследователи, и не
местные, а сам лес, которому ничего исследовать не надо: он и
так всё о себе знает. И следит за всеми, кто в него попадает.
А "царю природы" здесь делать нечего, лес не позволяет ему уста
навливать свои порядки. И человек медленно, как улитка - вверх
по склону, карабкается, пытаясь разобраться в недоступном. Но
улитка вдруг срывается и скатывается вниз, и снова, так же мед
ленно продолжает свой путь. Может быть, ей всё-таки повезёт.
* 5 *
Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить, или пророку,
Каждый выбирает для себя...
Ю. Левитанский
Снег. Настоящий, чистый и белый снег в огромном городе...
"За окном мело... на обочинах громоздились сугробы, и смутно
чернели за пеленой несущегося снега скопления чёрных деревьев.
Москву заметало, замет..." Это же Москва!!! Современная красави
ца Москва! Что здесь может происходить?!
Что необыкновенного может быть в жизни военного писателя, сце
нариста, Феликса Александровича Сорокина? Разве что очередная
повесть о войне. Стол его завален рукописями. За много лет их на
копилось немало. Почему он буквально молится на Синюю Папку?
Нет, мне не удержаться от соблазна, я загляну в эту Папку; я
здесь за тем и нахожусь, чтобы видеть всё и во всём разбираться.
Виктор Банев - журналист и писатель; начинающий стареть любитель
выпить... Странно звучит: хороший с дурными привычками. И не со
бирается от них отказываться. Одного я не могу понять: почему Ба
нев внешне так похож на Сорокина? И ведут они себя совершенно
одинаково. Кажется, Сорокин не придумывает свой роман - он его
переживает, пишет с себя. И город - опять город - куда возвраща
ется его герой, это модель того самого мира, где живёт писатель.
Противостояние двух "каст", двух различных человеческих стремле
ний, столкновение старого и нового, непривычного, а потому пу
гающего. И городской лепрозорий, пристанище прокажённых - это та
же Зона. И Банев оказывается будто на отшибе, не понимая, что
произошло с городом, который он когда-то покинул. Что может быть
общего у мокрецов, очкариков, прокажённых, или как их там, с
детьми, которым впору гонять собак по улицам? Что интересного
они нашли в прокажённых, которых их родители, будучи детьми,
дразнили и забрасывали камнями? Да ещё и не известно, заразны
они или нет... Неизвестность порождает страхи, но взрослые не
любят, когда им страшно, и ненавидят мокрецов.
Завязка интересная. Что из этого выйдет, неизвестно. Тем
временем, Феликс Сорокин продолжает работать и, как водится,
сталкивается в нашей современной Москве с обычными людскими стран
ностями, граничащими то с глупостью, то с чем-то сверхъестествен
ным. Но если бы всё так и происходило, я бы не попала сюда.
Оказывается, что машина, "определяющая объективную ценность
рукописи", изобретена, построена, действует. Определяет она не
гениальность автора, как некоторые считают, а количество читате
лей. Но самое интересное то, что несколько лет назад Сорокин
придумал такую машину для своей повести. Впрочем, это может быть
и совпадением.
...О своём городе Банев узнаёт всё более странные вещи. Оказы
вается, что мокрецы - не просто больные. Они ещё и гениальны.
Делают странные детские игрушки, вместо того, чтобы есть, чита
ют... С детьми же начинает твориться нечто невообразимо странное.
Дети ведут себя, как взрослые, но не взрослые - их родители. Они
учатся, читают, разбираются в окружающем мире, который им сов
сем не нравится. Извечная проблема отцов и детей выливается в
нечто новое, до этого не происходившее. Дети-взрослые всерьёз за
думали создать новый, правильный мир, основанный на истинных че
ловеческих ценностях. Их родителям, вполне естественно, это не
нравится, им непонятна идея этой перестройки: как ни кричит каж
дое новое поколение, что предыдущее живёт неверно, всё-таки при
ходит всегда к тому же, а потом, состарившись, обсуждает недос
татки поведения собственных детей; при этом с каждой рюмкой не
достатков становится всё больше. А дети из города с лепрозорием
не навязывают своё мнение своим родителям. Просто покидают об
щество, которое их не устраивает ...
А в это время, Феликс Сорокин размышляет о машине: что может
она, для чего она. Знать количество будущих читателей, разуме