Андрей Балабуха

Фантастические рассказы

Андрей Балабуха. Две копейки

("Химия и жизнь", 1974, N 9)

В тот день я задержался на работе. Вышел на улицу и почувствовал, что вот сейчас просто умру от голода. Согласитесь: что для здоровенного двадцатипятилетнего оболтуса выпитый в полдень стакан чая и пара бутербродов! И когда, наконец, в нашем КБ организуют столовую? Сколько лет твердим об этом на каждом профсоюзном собрании, а воз, как говорится, и ныне там...

У ворот Иоанновского равелина стояли на скамейке прикрытые клеенкой дымящиеся корзины, и две женщины бойко торговали пирожками, Я споткнулся о кабель, который тянулся из ленфильмовского автобуса к "юпитерам" в проеме ворот, - опять в крепости снимали какой-то фильм. Сглотнув слюну, сунул руку в карман, на ощупь вытащил два двугривенных и протянул продавщице.

- Три с мясом, пожалуйста!

Она дала мне пирожки и сдачу: трехкопеечную монету и два семишника. Это - на телефон, Я сунул их в задний карман и, дожевывая последний пирожок, вспомнил вдруг, что так и не позвонил Володьке. Пришлось забраться в телефонную будку. Там была истинная душегубка: кажется, это называетс парниковым эффектом. Хорошо бы оставить дверь приоткрытой, но трамваи так грохочут на повороте, что разговаривать невозможно.

Чувствуя, что медленно превращаюсь в бульон на собственных костях, достал из кармана оба семишника, опустил один из них в щель автомата и набрал номер. Раздались длинные гудки. От нечего делать я стал крутить второй в пальцах. Монетка была новенькая, блестящая, словно не бывавша еще в употреблении. Люблю такие. Сам понимаю, что это смешно, но люблю. Трубку все не снимали (опять его нет дома!). Жаль.

Продолжая разглядывать монетку, я повесил трубку. И тут...

Однажды, еще в школьные годы, мне повезло: в троллейбусе вместо гривенника мне дали со сдачей десятипфенниговую монетку. Как и большинство сверстников, я собирал монеты, и это было мне только наруку.

Но такого!

Я еще раз внимательно осмотрел семишник. На аверсе - герб и надпись "СССР"; на реверсе - в ободке из колосьев крупная, словно взятая из школьной прописи двойка и написанное строгим бруском слово "копейки". Две копейки. И ниже - год.

"1996"!

Да нет же! Бывает так, перепутываются в голове цифры. Однако это был не 1969, а именно 1996 год. Я вышел из будки в состоянии некоторого обалдения. Первым порывом было вернуться к тем продавщицам, но тут же понял, что это бессмысленно. А что делать?

Я вырвал из записной книжки листок, завернул монетку и убрал в бумажник, - чтобы не потерять, не спутать случайно с другой. И поехал к друзьям, которые, я надеялся, помогут разобраться в этом темном деле.

Конечно, мы заболтались, и я вспомнил про монету только в самом конце, когда надо было уже уходить, если я хочу успеть на трамвай.

- Фальшивая, - изрек Жора. - Но сделано здорово, ей-ей!

- Брось ты свои детективные замашки, - откликнулся Виктор. - Обычный заводской брак, - он закурил и добавил, - чудеса! Брак на "Монетном дворе"!.. Рассказали бы - не поверил.

- Ее потерял Путешественник по Времени, - подал из спальни голос Жорин сын, десятилетний Герка.

- Ты почему это не спишь? - поинтересовался отец.

- Уснешь тут, как же!

И то правда: современные квартиры не для бурных дебатов.

К единому мнению мы так и не пришли.

Идея у меня родилась уже дома: надо позвонить Пуху. Уж он-то разберется. С этой мыслью я и уснул.

На следующий день перед обедом я позвонил ему.

- Федор Феоктистович, вы не смогли бы выглянуть на полчасика? Консультация нужна. Давайте пообедаем вместе.

- С удовольствием, - сказал Пух. - Где?

- Ну хоть на проспекте Добролюбова...

- Ладно. Ждите у Ботного домика.

Пух работал старшим технологом на "Монетном дворе". Мы с ним познакомились в крепостном буфете, куда он попал по какой-то случайности. С тех пор мы несколько раз встречались, болтали на самые разные темы, чему нимало не препятствовала разница в возрасте, - был Пух без малого вдвое старше меня, - хотя в дружбу наши отношения пока еще не переросли.

- Давайте сюда, - сказал Пух, выслушав мой рассказ. - Попробую что-нибудь сделать. Выясню - позвоню.

- Спасибо, Федор Феоктистович! Очень вы меня обяжете: терпеть не могу, надо признаться, всяких таинственных историй...

Он позвонил мне через три дня, в пятницу. И мы снова встретились на том же месте.

- Вот, - сказал Пух, протянув мне монету, - все, что можно было проверить, мы проверили. Монета настоящая. Даже присадка радиоактивного изотопа в норме. Представить себе возможность изготовления такой фальшивки в кустарных условиях практически невозможно. Да и не стали бы тогда размениваться на двухкопеечные. Представить же подпольный завод еще сложнее, согласитесь. Не знаю уж, что еще сказать вам, Андрей.

- А брака такого не могло быть, чтобы вместо 1969 отчеканили 1996?

Пух молча пожал плечами, но потом все же снизошел до объяснения:

- Наша продукция идет большими сериями. Брак на одной монете невозможен: только на всей серии. А такого ОТК не прозевает. И, простите великодушно, мне лично сама эта мысль представляется более чем нелепой!

Я согласился с ним.

- И вообще, - сказал на прощание Пух, - не напоминайте мне о ней больше, прошу вас! Голову на этом сломать можно. Если хотите доброго совета, - выкиньте. В Неву. Или позвоните кому-нибудь по телефону. Впрочем, добрые советы даются лишь для очистки совести, прислушиваться к ним вовсе не обязательно...

И в этом Пух опять-таки был прав.

Вечером я поехал к Севе Воробьеву, моему однокласснику, с которым мы когда-то вместе увлекались нумизматикой. Но я довольно быстро охладел к этому делу, а он так и остался ярым собирателем. Его коллекции неоднократно выставлялись, он даже писал какие-то статьи, выступал с докладами... Уж он-то поможет, решил я. Хотя бы ниточку даст.

Но Сева только пожимал плечами.

- Откуда мне знать? Ведь ты говоришь, что ее подлинность проверяли... Эксперты там, конечно, квалифицированные. Так чего ты хочешь от меня? Если избавиться от нее, как тебе советовали, - отдай мне. В моей коллекции она будет на месте. Или - продай.