— Очевидно, ты оглох, Лоренс. Было бы жаль, если бы мне пришлось принять определенные меры. Ты извинишься перед Хэтто или нет?

Билл поднялся, прижал пальцы к глазам и снова сел.

— Было бы неприятно увидеть тебя рыдающим на полу. Возможно, мисс Теннент будет испытывать к тебе жалость, но едва ли восхищение. Я не хочу, чтобы тебе причиняли боль, но мальчик должен знать свое место. Следовательно…

Билл поднял голову.

— Прошу прощения, дядя Гей, — буркнул он, стараясь не смотреть на Марджори. — Если вы хотите, чтобы я извинился перед Хэтто, я с удовольствием это сделаю.

— Превосходно. — Царственный тон немного смягчился. — Уверен, что мы с тобой поладим. Осталось обсудить еще одну дерзость.

— Еще одну?

— Да, старина. Признаюсь, она меня озадачила. По словам Хэтто, во время разговора с ним ты с усмешкой произнес цитату: «Мне чуть было не пришлось ждать», которую правильно приписал королю Франции Людовику XIV. — Он произнес по-французски «Louis Quatorze». — Любопытно, не так ли?

— Любопытно, сэр?

— Твоя отсталость приводила в отчаяние бедных родителей, не говоря уже обо мне. Я пытался передать тебе всю красоту литературы и истории, которые не давались тебе больше всего. Где же ты познакомился с этой не слишком известной цитатой?

— Не знаю, сэр. Должно быть, где-то вычитал.

— Ты вполне уверен, Лоренс?

Билл не впервые задал себе вопрос, не впал ли Гейлорд Херст в старческое слабоумие и не думает ли он, что ему все еще шестнадцать лет. Но его не покидало ощущение, что за толстыми стеклами очков таится куда больше коварства, чем можно было ожидать.

— Никогда не мог понять вас, дядя Гей! Что такого любопытного в этой цитате?

— Тем не менее, Лоренс, я должен тебя проэкзаменовать. Что касается Louis Quatorze…

— Какого такого Луи?

— Или, как его англизировал Маколи,[21] короля Луиса Четырнадцатого. Постарайся сосредоточить свой великий ум, Херст-младший. В каком столетии жил этот монарх?

Билл отвел взгляд. Ответ должен быть неправильным, но не настолько, чтобы возбудить еще большие подозрения.

— Вспомнил! — с торжеством воскликнул Билл, подражая Лэрри. — В восемнадцатом веке! Его сменил на троне… ну, этот толстяк, которому отрубили голову.

Знаток истории тяжко вздохнул, но выглядел довольным.

— Он жил в семнадцатом столетии, Лоренс. Если бы ты сказал, что он прожил несколько лет и в следующем веке, то оказался бы прав. И его сменил не Louis Seize,[22] а Louis Quinze.[23] Можешь вспомнить о нем что-нибудь еще?

— Он прожил чертовски долго, дядя Гей.

— Этого достаточно. Больше мне незачем проверять твои колоссальные знания истории. От твоей дерзости следует отмахнуться, приписав ее невежеству.

Билл кипел от гнева. Чем сильнее он ненавидел временного дядюшку, тем больше утверждался в решимости доказать старому тирану, что он — Лоренс Херст. Все зависело от этого.

— Право же, мистер Херст, — холодно заговорила Марджори. — Неужели необходимо разговаривать с ним как со школьником?

— Он и есть школьник, моя дорогая. Что с того, что ему стало на несколько лет больше? Лоренс не более зрелый, чем тот маленький патологический трус, которого я знал раньше. Позвольте обращаться с ним так, как я сочту нужным.

— Но…

— Должен предупредить вас, дитя мое. — Тон вновь стал меланхоличным. — Я не меняю своих привычек и боюсь, что вам придется с ними примириться. Банковские менеджеры и директора компаний по опеке над имуществом, в которых я увеличил свое состояние более чем в пять раз, считали разумным повиноваться моим требованиям. Кажется, до вас не дошло, мисс Теннент, что в последнее время я стал довольно важной персоной.

Марджори великолепно сыграла свою роль:

— Но это всем известно, мистер Херст! Все знают не только о вашем богатстве и проницательности в делах, но и ваших заслугах в области благотворительности.

— Ну-у! — Смягчившись, он бросил довольный взгляд на свой орден. — Правительство сочло нужным оценить мои скромные усилия в этой сфере. Но это не важно. Вернемся к нашему школьнику. Несмотря на мои кажущиеся странными вопросы, я узнал то, что хотел узнать.

— Вот как? Что же?

— Что этот школьник-переросток действительно мой племянник.

Последовала напряженная пауза.

— Неужели вы сомневались в этом, мистер Херст?

— Сначала я сомневаюсь во всем, дорогая, но когда убеждаюсь, что сомнения напрасны, то всегда это признаю.

— Конечно, вы очень умный, мистер Херст, но я не понимаю…

— По-вашему, дитя мое, если я подозревал Лоренса, то должен был приготовить длинный перечень вопросов о его прошлом, ответы на которые мог заранее выучить любой самозванец?

— Ну… — Марджори облизнула губы.

— Это было бы совсем неинтересно, моя дорогая. Вместо этого я задал ему абсолютно неожиданные вопросы. И мальчик, боясь меня, ответил так, как я ожидал. Физический облик может меняться как угодно, но инстинктивные жесты, выражение лица, обороты речи, раболепный страх — все это я отлично помню. Это настоящий Лоренс.

Билл, отвернувшись, чтобы скрыть облегчение, снова уставился на чиппендейловский стол.

— Как это умно, мистер Херст! — воскликнула Марджори, точно горничная, восхищающаяся хозяином.

— Ну, скажем, проницательно. Но старому педанту, дорогая, даже при виде вашей красоты не следует изображать Шерлока Холмса. Я узнал Лоренса по его голосу.

— По голосу?! — воскликнул Билл и сразу понял, что его искреннее удивление окончательно убедило Гейлорда.

— Тебе это не приходило в голову, Лоренс? — В его голосе вновь послышались снисходительные нотки.

— Черт возьми, конечно нет! Разве голоса не меняются больше всего, когда люди взрослеют?

— Иногда, но не особенно. В шестнадцать лет у тебя уже развился ужасающий баритон, который трудно не узнать. Помнишь, как я записал на пластинку монолог в День святого Криспина из «Генриха V»?[24] Вчера вечером я прослушал эту пластинку. Если не считать невыносимо утрированных интонаций, можно подумать, что ты записал ее только что.

«Вы имеете в виду, что мой голос похож на голос Лэрри?» — хотел, но не мог спросить Билл. Это казалось невероятным, пока он не вспомнил слова клерка из «Уолдорф-Астории»: «Да, сэр. Я узнал ваш голос». И более того! Когда Билл впервые встретил Эмберли в тускло освещенной библиотеке, адвокат спросил его, кто он такой, и при первых же словах Билла заметно вздрогнул. В тот же момент через открытую фрамугу донесся женский шепот. Лэрри, конечно, не мог обнаружить сходство голоса человека за дверью с его собственным голосом, но Эмберли и Джой Теннент могли.

События начали развиваться быстрее.

— Можно считать, этот вопрос мы уладили, Лоренс. Это напомнило мне, что я купил тебе маленький подарок к возвращению.

— Подарок, сэр?

— Будь он по-настоящему ценным, я бы придержал его из-за твоего поведения. Но теперь ты можешь его получить. — Голос повысился почти до фальцета. — Хэтто! Хэтто!

Должно быть, слуга подслушивал, так как маленькая дверь в коридор открылась немедленно.

— Да, сэр? — спросил Хэтто.

— Пожалуйста, вручите мистеру Лоренсу книгу, которую я заказал в магазине Хэтчарда.

Даже теперь Билл не забывал о своей роли.

— Книгу? — переспросил он с недовольным видом.

— Я прекрасно понимаю, Лоренс, что такой подарок ты можешь воспринять как наказание. Но не беспокойся — эта книга заинтересует даже тебя. Помню, мне она показалась весьма занимательной.

Борец с епископской внешностью передал Биллу книгу и тут же испарился. Это было старое и тяжеловесное английское издание «Следов африканской дичи» Теодора Рузвельта.[25]