1926

1871

С военных полей не уплыл туман, Не смолк пересвист гранат... Поверженный помнит еще Седан Размеренный шаг солдат. А черный Париж запевает вновь, Предместье встает, встает, И знамя, пылающее, как кровь, Возносит санкюлот... Кузнец и ремесленник! Грянул час, Где молот и где станок?.. Коммуна зовет! Подымайтесь враз! К оружию! К оружию! И пламень глаз Торжественен и жесток. Париж подымается, сед и сер, Чадит фонарей печаль... А там за фортами грозится Тьер, Там сталью гремит Версаль. В предместьях торопится барабан: "Вставайте! Скорей! Скорей!" И в кожаном фартуке Сент-Антуан Склонился у батарей. Нас мало. Нас мало. Кружится пыль... Предсмертный задушен стон. Удар... И еще... Боевой фитиль К запалу не донесен... Последним ударом громи врага, Нет ядер - так тесаком, Тесак поломался - так наугад, Зубами и кулаком. Расщеплен приклад, и разбит лафет, Зазубрились тесаки, По трупам проводит Галиффе Версальские полки... И выстрелов грохот не исчез: Он катится, как набат... Под стенами тихого Пер-Лашез Расстрелянные лежат. О старый Париж, ты суров и сер, Ты много таишь скорбен... И нам под ногами твоими, Тьер, Мерещится хруп от костей... Лежите, погибшие! Над землей Пустынный простор широк... Живите, живущие! Боевой Перед вами горит восток. Кузнец и ремесленник! Грянул час! Где молот и где станок? Коммуна зовет! Подымайтесь враз! К оружию! К оружию! И пламень глаз Пусть будет, как сталь, жесток!

1926

ЛЕНА

Он мрачен, тайгой порастающий край, Сухими ветрами повитый; Полярных лисиц утомительный лай Морозные будит граниты. Собачьи запряжки летят по снегам, Железные свищут полозья Под небом, припавшим к холодным горам, Сквозь хвою в стеклянном морозе. Здесь весны зеленой травой не цветут, Здесь тайные, смутные весны, Они по холодным дорогам идут Туда, где граниты и сосны. И Лена, покрытая тягостным льдом, Прихода их ждет неизменно, Чтоб, дрогнув, запеть над горючим песком, Чтоб вешнею двинуться Леной. Рабочие руки примерзли к кирке, Глаза покрываются мутью... Мороз еще крепок. На льдистой реке Пурга завывает и крутит. "В таежную тайну, В чащобу снегов Нас ночь погрузила сурово. Довольно! Средь этих морозных лесов Мы гибнем без хлеба и крова". У дикой реки, над песком золотым, Где бьет по медведю винтовка, Не северным светом - сияньем иным Пылает в ночи забастовка. "Товарищ! Над нами морозная ширь Мерцает в полночном тумане, За нами таежная встала Сибирь, За нами восторг и восстанье". Но ветры над Леной кружились в ночи, Кружились и выли по-волчьи, И в черных папахах пришли палачи, Пришли и прицелились молча. В лесистом краю, средь гранитных громад, Где берега гулки уступы, На льду голубом и на хвое лежат Сведенные судорогой трупы. Певучая кровь не прихлынет к щекам... И гулко над снежным покоем "Проклятье, проклятье, проклятье врагам", Бормочет морозная хвоя. Но весны идут по медвежьим тропам, Качают столетние сосны, К проклятой реке, к ледяным берегам Приходят свободные весны. И мхом порастает прибрежный гранит, Клокочет широкая пена, И с новою силой летит и звенит Раздолье узнавшая Лена.

1926

ИНАЯ ЖИЗНЬ

Огромною полночью небо полно, И старое не говорит вдохновенье, Я настежь распахиваю окно В горячую бестолочь звезд и сирени. Что ж. Значит, и это пройдет, как всегда, Как всё проходило, как всё остывало. Как прежде, прокатится мимо звезда, В стихи попадет и уйдет, как бывало. И вновь наползет одинокий туман На труд стихотворца ночной и убогий, Развеются рифмы... Но я на экран себе понесу и дела, и тревоги. Квадрат из сиянья, квадрат из огня. Сквозь сумерки зала, как снег, ледяные, Пускай неуклонно покажут меня, Мой волос густой и глаза молодые. Я должен увидеть, как движется рот, Широкий и резкий квадрат подбородка, Движения плеч, головы поворот, Наскучившую, но чужую походку. Пускай на холодном пройдет полотне Всё то, что скрывал я глухими ночами, Знакомые и неизвестные мне: Любовная дрожь, вдохновения пламя... Пускай, электрической силой слепя. Мой взор с полотна на меня же и глянет; Я должен, Я должен увидеть себя, Я должен увидеть себя на экране! Кричи, режиссер, стрекочи, аппарат, Юпитер, гори, Разлетайтесь, потемки! Меня не прельстят ваши три шестьдесят. Я вдвое готов заплатить Вам за съемку.

1926

НОЧЬ

Уже окончился день - и ночь Надвигается из-за крыш... Сапожник откладывает башмак, Вколотив последний гвоздь; Неизвестные пьяницы в пивных Проклинают, поют, хрипят, Склерозными раками, желчью пивной Заканчивая день... Торговец, расталкивая жену, Окунается в душный пух, Своп символ веры - ночной горшок Задвигая под кровать... Москва встречает десятый час Перезваниванием проводов, Свиданьями кошек за трубой, Началом ночной возни... И вот, надвинув кепи на лоб И фотогеничный рот Дырявым шарфом обмотав, Идет на промысел вор... И, ундервудов, траурный марш Покинув до утра, Конфетные барышни спешат Встречать героев кино. Антенны подрагивают в ночи От холода чуждых слов; На циферблате десятый час Отмечен косым углом... Над столом вождя - телефон иссяк, И зеленое сукно. Как болото, всасывает в себя Пресс-папье и карандаши... И только мне десятый час Ничего не приносит в дар: Ни чая, пахнущего женой, Ни пачки папирос; И только мне в десятом часу Не назначено нигде Во тьме подворотни, под фонарем Заслышать милый каблук... А сон обволакивает лицо Оренбургским густым платком; А ночь насыпает в мои глаза Голубиных созвездий пух; И прямо из прорвы плывет, плывет Витрин воспаленный строй: Чудовищной пищей пылает ночь, Стеклянной наледью блюд... Там всходит огромная ветчина, Пунцовая, как закат, И перистым облаком влажный жир Ее обволок вокруг. Там яблок румяные кулаки Вылазят вон из корзин; Там ядра апельсинов полны Взрывчатой кислотой. Там рыб чешуйчатые мечи Пылают: "Не заплати! Мы голову - прочь, мы руки - долой! И кинем голодным псам!.." Там круглые торты стоят Москвой, В кремнях леденцов и слив; Там тысячу тысяч пирожков. Румяных, как детский сад, Осыпала сахарная пурга, Истыкал цукатный дождь... А в дверь ненароком: стоит атлет Сред сине-багровых туш! Погибшая кровь быков и телят Цветет на его щеках... Он вытянет руку - весы не в лад Качнутся под тягой гирь, И нож, разрезающий сала пласт. Летит павлиньим пером, И пылкие буквы "МСпо" Расцветают сами собой Над этой оголтелой жратвой (Рычи, желудочный сок!)... И голод сжимает скулы мои, И зудом поет в зубах, И мыльною мышью по горлу вниз Падает в пищевод... И я содрогаюсь от скрипа когтей, От мышьей возни - хвоста, От медного запаха слюны, Заливающего гортань... И в мире остались - одни, одни, Одни, как поход планет, Ворота и обручи медных букв, Начищенные огнем! Четыре буквы: "МСПО", Четыре куска огня: Это Мир Страстей, Полыхай Огнем! Это Музыка Сфер, Пари Откровением новым! Это - Мечта, Сладострастье, Покой, Обман! И на что мне язык, умевший слова Ощущать, как плодовый сок? И на что мне глаза, которым дано Удивляться каждой звезде? И на что мне божественный слух совы Различающий крови звон? И на что мне сердце, стучащее в лад Шагам и стихам моим?! Лишь пост нищета у моих дверей, Лишь в печурке юлит огонь, Лишь иссякла свеча - и лупа плывет В замерзающем стекле...