Редкий день не уносил жизни людей. Взрывы армейских пехотных и противотанковых мин, самодельных устройств гармонировали со стрекотом стрелкового оружия. Преступные группировки своди и счеты. Началась очередная война за передел давно устоявшихся сфер влияния. Но к этому народ привык, воспринимались участившиеся террористические акты.

За два месяца они унесли около ста пятидесяти человеческих жизней. Периодически взрывались оставленные в местах скопления народа сумки, начиненные тротилом машины и мусорные баки. Раньше времени сработало взрывное устройство в багажном отделении аэропорта Челябинска, и можно сказать что в тот день пассажиры «Ту-134» родились заново. И вот новая напасть — «Социал-дворники» — категория малопонятная, а потому пугающая. Они впервые заявили о себе несколько месяцев назад и были восприняты как очередные шуты на арене политического цирка. Но после катастрофы поезда Москва — Архангельск стало ясно — шутками тут не пахло.

Обострилась обстановка в районах, граничащих со свободной Ичкерией. Бандиты наглели, совершая вылазки, угоняя невольников на свою территорию, все чаще обстреливались расположения воинских частей. Бывалые вояки и молодые сопливые солдаты, которым ежедневно повторялся приказ — не отвечать на провокации, не препятствовать процессу мирного урегулирования, не сопротивляться насильникам, грабителям и убийцам — отчаянно матерились. Правоохранительные органы были заняты не столько мыслями о возмездии кавказским террористам, сколько проблемой, как бы удержать народ от ответных действий. Правители Ичкерии долдонили, как всегда, о своем исключительном миролюбии и о провокациях российских спецслужб, но в глазах их президента тлел насмешливый злой огонек.

Горцы с оружием в руках отстояли свое право заниматься бандитизмом, торговлей наркотиками и рабовладением. Но русский народ не обижался на чеченцев, двумя руками голосовал за вывод войск из Ичкерии, оплевывал свою армию и готов был терпеть «чудачества» и экстравагантные поступки горцев. Полевые командиры, недобитые во время боевых действий, прославившиеся разгромами больниц и детсадов, открыто заявляли о войне с Россией до конца — естественно до конца ее, России, поскольку о своем конце они и не помышляли.

Упорно ходили слухи о готовящейся татарами резне в Крыму. Там тоже начали звучать выстрелы и рваться взрывные устройства. Руховцы и татарские экстремисты открыто выступали с обвинениями и угрозами.

Обыватель начинал привыкать к страху, который и открывал двери сначала отчаянью, потом апатии, а затем тупому равнодушию. Приговоренные к смерти только сначала боятся ее, а потом начинают ждать конца как избавления. Россиян приучали ждать смерти. Приучали уже много лет.

Те, кто по долгу службы занимался анализом ситуации, понимал, что происходит нечто из ряда вон выходящее даже на фоне всех безумств последних лет. Они ощущали руку дирижера за всеми этими событиями. Но выяснить, в чем их смысл и в чем корень зла, никто не брался. Тем более никто не мог нейтрализовать бандитов. И не в возможностях дело — они-то как раз еще оставались у ослабевшего государства. Дело было в субъективном факторе. Что могут сильные руки при безумной голове?

Аслан Хамидов нервничал. Что-то складывалось не так. Что точно — он не знал. Но интуиция подсказывала — в окружающем его мире появилась какая-то дисгармония.

Он отхлебнул пива, огляделся. В баре скопилось много народу. Здесь было чисто и уютно. Аслан назначил в этом баре встречу.

Но не сомневался, что человек не придет. Придется, видно, уходить самому. Он встал и двинулся к выходу. И тут появились они.

Их было двое. Один с виду украинец — эдакий вислоусый идеал руховца, другой — русский.

Выход перекрыт. Аслан быстро, без суеты, зашел за стойку.

— Ты куда? — воскликнул бармен.

Но Аслан уже проскользнул в коридорчик за его спиной.

Преследователи заметили это и рванули следом.

— Пшел, — украинец оттолкнул подвернувшегося пьяного. Тот, падая, перевернул стул.

Аслан проскочил к служебному выходу, надавил плечом на дверь и оказался в небольшом глухом дворике.

Там его ждали. Точнее — ждал один человек. Земляк-чеченец. Их разделяло несколько метров. Чеченец улыбнулся и сунул руку за пазуху. Аслан понял, что его сейчас пристрелят.

— Э, друг, — воскликнул Аслан, приближаясь к мусорному , быстро схватил разбитую тарелку с объедками и запустил ему в голову.

Тот отпрянул. Аслан с разбегу врубил ему ногой в живот, а потом со всего размаху ударил в челюсть.

Аслан нагнулся, подхватил выпавший из руки чеченца пистолет «Макарова» и ринулся к арке.

На безлюдной вечерней улице его «пасли». В окне темно-серых «Жигулей» появилось дуло автомата. Аслан навскидку выстрелил по кабине. В салоне кто-то громко закричал от боли Застрекотала автоматная очередь.

Первая пуля ударила в плечо. Аслан рванулся в сторону. подъезда двухэтажного дома оставалось всего несколько метров, но пули забарабанили по спине.

Украинец и русский выскочили из арки.

— Вон! — заорал украинец, указывая на падающего Аслана. Вдали взвыла сирена.

— Менты! — крикнул напарник. — Берем Шамиля!

Они нырнули во дворик, подняли чеченца, подтащили его к «Жигулям». Запихали в салон. На заднем сиденье корчился боец. Пуля, посланная Асланом, угодила ему в грудь.

— Вперед! — приказал водителю украинец.

Машина резко рванула с места. Украинец высунулся и послал из «борса» очередь по лежащему на ступенях дома телу. Бандиты попали в цель.

— Окочурился? — тяжело дыша спросил русский.

— Куда он денется! — ответил украинец. — Мусса может быть спокоен.

Но Аслан не умер. Его доставили в реанимационное отделение Ростовской больницы скорой помощи. Врачи были уверены, что он долго не протянет. Но к утру Хамидов пришел в сознание и прошептал:

— Сообщите в УФСБ… Майор Павлов… Скажите, что Альпинист будет говорить с Вороном.

— Вам нельзя разговаривать, — сказала медсестра.

— Сообщите. Обязательно… Очень важно…

— Хорошо, — кивнула медсестра.

Дитер Вольф запер дверь своего «Мерседеса» и посмотрел на часы — у него оставалось еще пятнадцать минут. Вольф огляделся. Улицы Анкары привычно бурлили. Турция — барьер между Востоком и Западом, перекресток культур. Доктор Вольф любил эту страну, в которой был и западный лоск, и мусульманская необузданная дикость. Он жил здесь уже восемь бурных лет достаточно незаурядной жизни.

Вольф открыл дверь особняка. Когда-то Дитер Вольф отказался от лишней прислуги — он напрочь был лишен свойственной местным богачам спеси и стремления повелевать другими, иметь раболепных слуг.

Доктор прошел в просторную гостиную и уселся на диван, блаженно потянулся. Включив кондиционер, стал наслаждаться прохладой. Вольф так и не смог привыкнуть к жаре. Летом он пробирался по городу в машине с кондиционером, заходил в офисы с кондиционерами, в магазины с кондиционерами, в учреждения с кондиционерами. Кондиционер — великое изобретение двадцатого века. Историческое изобретение. Спасительное изобретение. Оно позволяет людям типа Вольфа выживать на прокаленной солнцем сковородке, в которую превращается Турция летом.

В углу просторной гостиной стоял компьютер, в центре — мягкая мебель и низкий столик, на стене — полки с трудами по психиатрии и невропатологии, некоторые из них были написаны хозяином этого дома доктором Вольфом.

Он зевнул, взял лежащий на столике журнал «Штерн», открыл его наугад. И тут же наткнулся на статью, которая его заинтересовала.

"Один из выводов отчета ведомства по охране конституции Германии состоит в том, что Германия по-прежнему представляет повышенный интерес для разведывательных служб иностранных государств, в том числе и России. Меньше всего политические пертрубации в России затронули Главное разведывательное управление Министерства обороны, которое и сегодня представляет из себя одну из мощнейших разведывательных организаций всего мира. «Дальние» — так называют на российском военном жаргоне военных разведчиков — заняты сегодня экономическим, политическим шпионажем, скупают не только специальную техническую литературу, документацию, но и целые лаборатории. Если раньше КГБ и ГРУ четко разграничивали между собой области работы, то теперь наблюдается не только пересечение сфер деятельности службы внешней разведки и ГРУ, но и их конкуренция».

Ну что ж, Вольф мог бы в чем-то согласиться с автором этой статьи, и со специалистами ведомства по охране конституции. Действительно, Главное разведывательное управление Генерального штаба МО России не собиралось сдавать позиции. Несмотря на сбои в финансировании и на массированное политическое давление, военные разведчики держали и держат марку. У продолжает оставаться мощнейшей разведсистемой, способной решать любые задачи. За это Вольф мог поручиться. Он, резидент-нелегал ГРУ в течение шестнадцати лет, имел на это право.

Всю жизнь Вольф (когда-то в безумно далеком прошлом он носил иную фамилию) знал, для чего воюет. У него была великая Родина, были интересы сверхдержавы, которые он защищал, был противник с неуемным аппетитом, и с этим противником надо бороться. Последние годы Вольф видел, к чему все идет. И развал СССР воспринял с умудренностью пророка предсказавшего катастрофу. Но все равно переживал его очень тяжело. Те хищники, которых давно и успешно Россия держала на дистанции, стегая хлыстом и укрощая наиболее злобных из них, сегодня щелкали зубами прямо у горла. Куда-то подевались все до единого союзники, более того, многие из них стали врагами. Страна погибала. Все складывалось так, что хуже некуда. Оправдывались самые мрачные прогнозы. Однажды у Вольфа возникла заманчивая идея — выйти из игры очень простым способом. Несколько таблеток снотворного — чем не выход для железного разведчика? Но такая мысль пришла лишь однажды, да и та проскользнула и ушла, подавленная мощной волей. Вольф знал, что не имеет права расслабляться. Политики приходят и уходят. И времена приходят и уходят, какими бы тяжелыми они ни были. Но остается Россия. Остается военная разведка. Остаются солдаты Отечества. Остается Клаус Вольф — резидент ГРУ — и дело его жизни. Он уверен, что военная разведка никогда не сдаст своих людей, как сдал КГБ свою внутреннюю агентурную сеть прибалтийским фашистам в девяносто первом.