Спьяну он пытался рассказать мне ещё одну сказочку о том, будто на «Лолиту» напали пираты и всех до единого перебили, а спасся лишь он одни благодаря своему исключительному мужеству. Но, проведя ночь в каталажке и протрезвев, утром он рассказал мне, что же случилось на самом деле».
Сергей Сергеевич поставил на стол подносик с разлитым уже по чашкам кофе. Не отрывая глаз от рукописи, я взял чашку и продолжал читать, прихлебывая маленькими глоточками крепчайший кофе, какой умеет готовить только Волошин.
«Вы знаете, в чем заключалась наша общая ошибка? В том, что все мы, включая, к сожалению, и меня, в своих версиях о том, что произошло с командой «Лолиты», исходили из казавшегося бесспорным предположения, будто они стали жертвами какого-то преступления или стихийного бедствия.
На самом же деле они вовсе не жертвы! Они попытались прибрать к рукам чужое добро и были наказаны: божественным провидением или судьбой — это уж волен решать каждый в зависимости от своих убеждений.
Итак, вот что рассказал мне Иотефа. «Лолита» уже действительно заканчивала рейс и, выйдя двадцать второго июня с острова Моране, собиралась зайти лишь на островок Рапа, чтобы сбыть контрабандный спирт, купить, если удастся, ещё копры и возвращаться в Папеэте, куда они торопились к празднику 14 июля — дню взятия Бастилии, самому любимому и веселому на наших островах.
К тому времени на шхуне оставался лишь один пассажир, севший на острове Тематанги. Он был белый, американец. Фамилия его, к сожалению, осталась Иотефе неизвестна, знает лишь, что его звали Томом.
Американец, судя по словам Иотефа, был весьма темной личностью, прожженным авантюристом и пройдохой. В покер он всех обыгрывал, так что после нескольких партий его отстранили от игры (тут, как видите один из ваших рассказчиков, кажется, опять-таки профессор Лунин, оказался прав, угадав характер пассажира-авантюриста).
Он не расставался с пистолетом (кажется, испанским «старом» двадцать второго калибра) и хвастал меткой стрельбой. И, действительно, как рассказывав Иотефа, несколько раз, выхватив пистолет, просто та от скуки, с одного выстрела поражал чаек, появлявшихся вблизи шхуны (прошу запомнить эту деталь, он окажется весьма важной для дальнейшего и, кстати по-моему, явно не придумана задним числом и подтверждает, что Иотефа не сочинил свою историю)...
А если чаек не оказывалось, проходимец стрелял просто в верхушку мачты: вот откуда на грот-стеньге взялись свежие пулевые следы, озадачившие меня и наведшие на ошибочную мысль, будто «Лолита» подверглась обстрелу и нападению пиратов.
К сожалению, в наш разрекламированный «рай» стремятся не только туристы, приносящие хотя бы немалый доход, но и такие «черти» — всякие темные личности, а то и настоящие гангстеры, доставляющие немало хлопот мне и моим коллегам. Сейчас мы пытаемся выяснить, что это был за человек, хотя шансов, как вы понимаете, у нас маловато: обратно пропорционально количеству людей в Штатах, носящих имя Том...
Итак, старенький мотор деловито стучал. «Лолита» спокойно плыла по океану, и на борту её царила примерно та идиллическая обстановка, какую так верно описал в своем рассказе, кажется, профессор Карсон.
Трое матросов, в том числе и наш Иотефа, всю ночь играли на баке в карты с капитаном Френэ и так увлеклись, что не заметили, как наступило утро и в лампе выгорел весь керосин. Их развлекали песенками и игрой на гитаре и аккордеоне молодой матрос Пени и Вишва, кок-непалец (ему-то и принадлежал кукри, тоже введший меня в заблуждение. Замечу, кстати, что кок не отличался аккуратностью, бросал свой кинжал и топор где попало, но вовсе не был сумасшедшим, отличался веселым нравом и неплохо готовил, по словам Иотефа).
Остальные матросы кто наблюдал за игрой, кто досыпал, валяясь на циновках. Все только что позавтракали. Рулевой Темоу томился у штурвала, завидуя игрокам. Суперкарго брился в кубрике. Отлученный от игры авантюрист сидел в каюте и начал от скуки писать письмо жене (недоконченная фраза, видимо, написана им).
Всё шло тихо и мирно. Как вдруг рулевой закричал, что видит справа по борту тонущую шхуну. Все вскочили и бросились к штирборту. Действительно, на горизонте виднелось судно, почти лежавшее на левом борту.
(Кстати, ваши ученые оказались совершенно правы. Судя по словам Иотефа, полузатопленную шхуну они встретили примерно в той точке, откуда, по расчетам ваших ученых, «Лолита» начала странствие без команды, — пользуюсь случаем ещё раз поблагодарить уважаемых профессоров за квалифицированную консультацию.)
Капитан Френэ приказал повернуть к шхуне. Она называлась «Санта Фе». На палубе её никого не было.
Френэ приказал выключить мотор, спустить шлюпку. В неё попрыгали все, включая и пассажира-авантюриста. На «Лолите» остался лишь рулевой Темоу.
Подплыв к полузатопленной шхуне, рассказал мне Иотефа, они все осторожно взобрались на её накренившуюся палубу. Шхуна, видимо, попала в жестокий шторм, получила пробоину. Команда, вероятно, посчитала, что она вот-вот затонет, и поспешила покинуть её.
Но шхуна не затонула. В её носовом, частично затопленном трюме оказались строительные материалы и доски. Они и придали судну дополнительную плавучесть. В кормовой же трюм вода вообще не попала. В нем была насыпана пшеница, а под ней обнаружили несколько мешков с котиковыми шкурами — видимо, купленными у браконьеров и вывозившимися контрабандой.
Обрадовавшись неожиданной добыче, все ринулись сначала обшаривать каюты и полузатопленный кубрик, спеша забрать все, что не успели захватить матросы, покидая тонущее, как им казалось, судно.
В это время оставшийся на «Лолите» рулевой Темоу, дурачась, как уверяет Иотефа, закричал, что требует себе тройную долю всего, что они найдут, и при том самые ценные вещи, иначе он сейчас поднимет паруса или заведет мотор и уйдет в Папеэте один, оставив их на тонущей шхуне.
Капитан Френэ прикрикнул на него и велел завести мотор и подойти поближе к тонущей шхуне, чтобы они смогли выгрузить из её трюмов и перевезти к себе на шлюпке, что успеют. Но Темоу продолжал дурачиться, рассказывает Иотефа. Он со смехом поднял грот, делая вид, будто в самом деле хочет уплыть, оставив товарищей на полузатопленной шхуне.
Все заорали, чтобы он перестал валять дурака, спустил парус и не задерживал переправу неожиданно доставшегося груза, потому что «Санта Фе» в любой момент может потерять остойчивость и перевернуться.
Как уверяет Иотефа, все они были абсолютно уверены, зная его веселый нрав, что Темоу только дурачится. Темоу вовсе не собирался бросить их, считает Иотефа. Он бы сделал поворот и подошел к «Санта Фе», как требовал капитан.
Не знал этого лишь белый авантюрист. Он принял угрозу Темоу всерьез.
И нервы у него не выдержали.
Никто и опомниться не успел, как он выхватил пистолет и, потеряв всякое соображение, дважды выстрелил в Темоу!
Стрелок же он, как уже говорилось, был меткий и не промахнулся. (Вот откуда взялись на палубе возле штурвала привлекшие мое внимание пятна недавно пролитой человеческой крови. Но я дал им совсем иное истолкование!)
Бедный Темоу схватился за простреленную грудь, отшатнулся — и свалился за борт...
А неуправляемая «Лолита» начала уходить под парусом всё дальше от полузатопленной шхуны, с палубы которой матросы провожали её ошеломленными взглядами. Они ещё не могли осознать толком, что произошло, но уже понимали, что догнать на тяжелой шлюпке убегающую «Лолиту» им не удастся...
Видите, я тоже невольно стал выражаться стилем ваших рассказчиков, так они затуманили мне голову. Постараюсь продолжать с протокольной деловитостью, более подходящей для полицейского инспектора.
О дальнейших событиях Иотефа рассказывал довольно сбивчиво, явно стараясь кое о чем умолчать или солгать. Похоже, рассвирепев, они тут же едва не выбросили за борт авантюриста, так глупо застрелившего шутника Темоу, но, видимо, побоялись его пистолета.
Потом, рассказывает Иотефа, капитан Френэ начал осматривать шхуну, чтобы выяснить, как долго она ещё продержится на плаву и можно ли на ней добраться до какого-нибудь острова или атолла. Он решил, что надежнее покинуть шхуну и плыть к ближайшему островку в шлюпке.