– Кто ты такой, добрый человек?

– Торопись скорее домой, ты нынче умрешь, – был ему ответ.

Слова эти, само собою, показались старику странными, и потому после некоторого молчания он спросил:

– Что ты за человек, что предрекаешь мне смерть? Я чувствую себя совершенно здоровым и не понимаю, как могу я так скоро умереть?

– Скажи своему работнику, чтобы он скорее погонял лошадь. Я – Ангел смерти, послан Богом взять душу твою.

Тут только открылись умные очи у старца, и он узнал в незнакомце Ангела смерти. Как оглянулся кругом на Божий мир, как вспомнил свою родную семью и любимый сад, – зарыдал старик, как малый ребенок, и решился просить Ангела, чтоб он, по крайней мере, дал время доехать благополучно до дому и успеть приготовиться к смерти. На все его просьбы и слезы был один ответ:

– Торопись, торопись скорее!

– С кем это ты там калякаешь, отец диакон? – спросил работник, обернувшись к своему хозяину.

– Разве ты не видишь, с кем? – начал было старик и обратился в ту сторону, где сидел Ангел, но его уже ни на санях, ни около не было!

Приехав домой, и еще не успев переступить через родной порог, – старик потребовал у своих домашних теплой воды и чистого белья; одного сына послал за священником, другого – за свечами и ладаном. Домашние начали спрашивать, для чего все эти приготовления; старик в коротких словах рассказал им все случившееся с ним на дороге и старался, по возможности, успокоить семейство. Вскоре не замедлил прийти священник с причетником.

– Что это ты, Илья Поликарпович, вздумал? Недалеко и праздник Божий, хоть бы еще немножко!

– Нужно исполнить святую волю Божию, отец Трофим; нет уж, больше не жилец я на белом свете! Живите вы, а моим костям пора на место!

Нужно было взглянуть в то время на лицо почтенного старца, с каким невозмутимым спокойствием смотрел он на все приготовления к отшествию от здешнего мира. На все вздохи и горькие слезы домашних и ближних знакомых он с решительною твердостию отвечал:

– А вы плакать-то бросьте, лучше благодарите Бога за Его великую милость ко мне, грешному.

После исповеди и принятия Св. Тайн, старик начал заметно слабеть.

– Ну, теперь положите меня в постель, а вы, батюшка, потрудитесь скорее пособоровать меня маслом!

Положили старика в постель, и елеосвящение началось. «Господи, прими душу мою с миром!» – произнес лежащий. Все обратились к нему и к удивлению заметили, что он левою рукою потирал лицо, а правою будто бы что-то прогонял от себя. Так он не переставал делать до чтения третьего Евангелия – именно до того места, где один из учеников фарисейских, изъявляя готовность следовать за Спасителем, сказал Ему: Господи, повели ми прежде ити, и погребсти отца моего. Иисус же рече ему: гряди по Мне, и остави мертвых погребсти своя мертвецы (Мф. 8, 21-22). При последнем слове старца уже более не было в здешнем мире («Странник», 1875).

Одна женщина, моя прихожанка, объявила мне великую скорбь свою, прося молитвенной помощи и пастырского совета, как ей избавиться от этой скорби. Она заключалась в следующем:

«Двое было у меня детей, – говорила эта бедная женщина, – девочка двенадцати лет и мальчик трех лет. Послала я однажды свою дочь к соседу попросить одну вещь, а та, как ребенок, заигралась с подругами на улице, и потому возвратилась домой нескоро. Это вывело меня из терпения, и я в порыве гнева сказала нехорошее: «Чтоб ты сдохла!». В этот же самый день дочь моя заболела и скоро умерла. Обмыв тело умершей, я стала собираться в город (женщина эта была жительницей Подгородной слободы), чтобы купить, что следует к погребению дочери, а мой трехлетний сын и пристал ко мне: «Возьми меня с собою, мама!». Я отказываю, а он еще пуще капризничает и ревет: возьми, да возьми! Мне и так горе, а он тут привязался. Я вышла из терпения и сказала: «Отвяжись от меня! Чтоб тебе пропасть!» – и пошла себе в город, оставив ребенка реветь, сколько хочет. Когда же возвратилась домой, то нашла сына своего заболевшим, а затем, через несколько дней, он скончался… Теперь этот сын мой каждую ночь во сне является и говорит мне: «Мама, за что ты меня убила?». Это мне не дает покоя ни днем, ни ночью… Научите меня, что мне делать, чтобы успокоить сына моего и самой успокоиться? Наложите на Меня какую-нибудь епитимию за грех мой».

Сделав, по обязанности своей, скорбной матери приличное наставление, чтобы она на будущее время была осторожнее в словах, я назначил для успокоения ее мятущейся совести епитимию, а относительно сына посоветовал ей, чтобы она в течение сорока дней подавала просфору на проскомидию за упокой души своего сына, умершего, как она полагает, от клятвенного ее слова. Этот совет она исполнила. Впоследствии она объявила мне, что хотя, как мать, очень жалеет о смерти сына своего, но он более не является ей во сне.

Был июль на исходе. Жара нестерпимая. Солнце недвижимо стоит на чистом безоблачном небе и обливает землю раскаленными лучами. Тихо… Ни малейшего движения ветерка, освежающего душный воздух. Как заснувшие стоят запыленные деревья по обеим сторонам дороги. Ни один листик не шелохнется, и длинные, густые тени деревьев, пересекая дорогу, лежат темными пятнами. Дорога ведет в село Флорово, принадлежащее моему знакомому помещику Семену Павловичу Рынину. Вот, наконец, показалось и село. На пригорке виднеется церковь. Вызлащенный крест ее горит на солнце ярким светом. Дальше видны поля, испещренные копнами скошенного хлеба. Из-за густых деревьев мелькнула крыша барского дома. Он окружен обширным старым садом, в котором растут столетние дубы, липы и множество различных фруктовых деревьев. С одной стороны сад омывает глубокая, причудливо извивающаяся в своих берегах, покрытых местами мелким кустарником и камышом, речка. Я застал Семена Павловича, владельца дома и сада, сидящим в тени большого дерева. Тут же находилась и жена его, женщина лет тридцати четырех-тридцати пяти и трое соседних помещиков также со своими семействами. Компания о чем-то горячо спорила.

– Все это выдумки, – говорит один из гостей, – игра праздной фантазий, бред.

Я подошел к собеседникам. Поздоровались.

– Вот, батюшка, – обратился ко мне хозяин, – мы ведем разговор о явлениях из загробного мира. Петр Петрович, – указал он мне на одного из своих товарищей, – положительно не верит таким явлениям. Скажите нам, пожалуйста, могут ли быть и бывают ли действительно явления умерших нам, живущим на земле?

– Такие явления, – сказал я, – отрицать нельзя и нужно иметь большую дерзость, чтобы решиться на это. Много можно было бы привести случаев, где явления подтверждены вполне безспорными доказательствами и, следовательно, должны быть приняты, как факты, наглядно доказывающие истинность явлений из загробного мира. – При этом я передал несколько случаев, о которых мне довелось прочитать и, между прочим, о видении митрополиту Платону, т.е. о случае, рассказанном самим владыкою. Побеседовав таким образом некоторое время, гости мало-помалу начали расходиться по саду. Мы с хозяином также отправились прогуляться по тенистым аллеям

сада.

– Со мною самим, – заговорил Семен Павлович, когда мы остались вдвоем, – несколько лет назад был удивительный случай, о котором кроме меня до сего времениникто не знает. По смерти матери, – отца своего я не помню, – я сделался наследником богатого имения. Было мне тогда двадцать четыре года. Предоставленный самому себе, я повел самую безалаберную и разгульную жизнь. Постоянные кутежи с товарищами, игра в карты и прочее, тому подобное, были обыкновенным моим времяпрепровождением. Так шло года два. О Боге, о церкви, о постах и помину не было, хотя моя покойная матушка была глубокая христианка и строгая блюстительница уставов Православной Церкви, в повиновении которой и меня старалась воспитать. Раз, часа в четыре пополудни, сижу я в своем кабинете, задумавшись над раскрытою книгой (в доме кроме меня и моего лакея, который находился от меня комнаты за две, никого не было). Вдруг тихо отворилась дверь в моей комнате. Я оглянулся и обомлел. На пороге стояла моя покойная мать и строго на меня смотрела. Потом она указала на икону Спасителя, висевшую у меня, трижды осенила меня крестным знамением и удалилась, мягко и часто ступая, как это она делала при жизни. Я хотел броситься за ней, но не мог сдвинуть ног с места; хотел крикнуть, но и язык прилип к моей гортани. Только минут через пять я в состоянии был подняться и отыскать своего человека.