- Я не перс, я албан.

- О, я много слыхал лестного о твоем уме, Шахрабаз, но не ожидал, что ты столь проницателен! - звучно воскликнул гость. - Для того чтобы так сказать случайному, а я для тебя пока - случайный гость, надо догадаться о цели моего появления у тебя...

- Я догадался...

Некоторое время они смотрели друг на друга - смотрели серьезно и внимательно.

- Так будем в таком случае откровенны, - с прямолинейностью воина, не привыкшего вроде бы хитрить, понизив голос, сказал Кирилл, но замолчал, покосившись на араба Мансура.

- При нем можешь говорить все...

- Хорошо. Надеюсь, ты уже понял, что дни Персии сочтены?

- Знаю и об этом.

Теперь протоспафарий развел руками и задумался, опустив крепкую голову. Шахрабаз терпеливо ждал.

Он не лгал, говоря, что догадался о цели приезда протоспафария в Дербент, но не знал, что дни Персии сочтены, и уверил Кирилла только потому, что, почувствовав, что за словами протоспафария что-то скрывается, понял: выгоднее казаться осведомленным. Впрочем, у Персии недавно появился новый враг, но знал ли об этом Кирилл? В тусклом свете блестели на поясе гостя золотые бляшки. А пояс потомка Урнайра Шахрабаза украшен серебром, ибо в Персии золотые украшения на поясе могут носить только мазрапаны. Разве это не оскорбительно, разве не уготована Шахрабазу лучшая участь? Но с другой стороны, можно распроститься и с тем, что уже имеешь.

Кирилл поднял голову, решительно вынул из-за пояса плотный пергаментный пакет, протянул его филаншаху:

- Прочти, потом побеседуем.

На пакете была оттиснута квадратная печать кагана Турксанфа. Послание было написано по-албански. Это было неудивительно. При дворах правителей содержатся обученные люди, знающие чужие языки и письменность, тонкости придворных этикетов и многое другое, что необходимо для внешних сношений. Вот что было в письме:

"Тому, кто прочтет нашу весть, пожелание здоровья и всяческого благополучия, процветания семье. Шахрабаз! Тебе говорю я, Турксанф: мои войска неисчислимы. Птица, оказавшись в середине моей конницы, не сможет долететь до края и погибнет от усталости. Кони откормлены, воины сыты и томятся бездельем. То, что я не взял в прошлый раз, возьму теперь. Войско мое скоро затопит всю Албанию, Иберию, Армению, а персы проклянут тот день и час, когда родились на свет, ибо я, Турксанф, помня о хорошем, никогда не забываю зла, причиненного Хазарии. Шахрабаз! Говорю тебе: что дали тебе персы, что даю я! Персы дали тебе Дербент, я дарю тебе всю Албанию. В землях твоих ты будешь царем, и предки твои на великой небесной равнине возрадуются. Поверь мне и пропусти мою конницу через Железные ворота. Подумай три дня. Я иду. Не сомневайся: дети твоих детей будут помнить о моей доброте. Поверь: я не хочу, чтобы они помнили о моем гневе".

У Шахрабаза не было детей. Но сам он хотел жить как можно благополучнее и как можно дольше.

Пропустить войска Турксанфа через Железные ворота значило сдать крепость.

В письме ощущалась уверенность, идущая от сознания собственной силы. Оно подтверждало сведения, полученные от лазутчиков. Недавно один из них донес:

"Он (Турксанф) уведомил всех тех, кто находился под властью его племена и народы, жителей полей и гор, живущих в городе или на открытом воздухе, бреющих голову и носящих косы - чтобы по мановению его руки все были вооружены и готовы. Он поклялся, что всех воинов ожидает богатейшая добыча".

Второй лазутчик, почти одновременно с первым, сообщил, что со времен нашествия царя царей, могучего Аттилы, никогда еще не собиралось такого количества войск, сколько собралось сейчас под желто-голубыми знаменами хазарского кагана. Двенадцать лет назад Турксанф казался шакалом, рыскающим возле дремлющего льва, а теперь шакал превратился в льва, полного свежих сил, а его противник одряхлел.

- Клянусь памятью матери, я не привык хитрить ни в мыслях, ни в делах, - сказал протоспафарий, заметив, что филаншах прочел письмо, - как ты догадываешься, я не мог путешествовать по враждебной стране со свитой, со мной только два телохранителя-воина, они ждут меня в караван-сарае. Ты можешь меня убить, чтобы заслужить еще одну каплю доверия Ездигерта Третьего, но, клянусь, этим ты не подорвешь мощи хазарского каганата, но вызовешь ответную месть.

- Я не собираюсь тебя убивать, протоспафарий Кирилл, - возразил Шахрабаз, - более того, я дам тебе надежную охрану, которая будет сопровождать тебя до границ Албании...

- Отсюда я выеду в Иберию. Там, на берегу Понта, меня будут ждать. Поэтому я тороплюсь. Итак, к делу. Как ты понимаешь, цель моей поездки в Дербент состояла не только в передаче письма Турксанфа. Мне нужно было самому убедиться в мощи дербентских стен и крепости. Мой император Ираклий заключил военный союз с Турксанфом. Впрочем... - Кирилл, опять прикидывая что-то про себя, опустил седеющую голову, подумал, потом решительно сказал: - Впрочем, персам поздно уже что-либо предпринимать. Конница Турксанфа через два дня будет у стен Дербента, а в Иберии, на берегу Понта, уже высаживаются войска моего императора и даже его личная этерия [этерия - личная конная гвардия императора Византии], оттуда они двинутся на Ширван. Таким образом, помощи Дербенту ждать неоткуда, он будет через короткое время отрезан от Персии. Я говорю прямо: крепость действительно была бы неприступна, если бы имела неиссякаемый запас продовольствия и воды...

- Того и другого в крепости вполне достаточно, уверяю тебя, протоспафарий!

- ...И если бы оборона крепости не имела еще одного существенного изъяна, - Кирилл усмехнулся, - мне пришлось унизиться до разговоров с простыми людьми, и я убедился... в вашей защите, несмотря на неприступность стен, есть изъяны...

- Какие же? - поднял брови Шахрабаз и нервно потеребил рукой свою рыжую бороду.

- Дух защитников... Я убедился, что персы в крепости не будут защищать в случае нужды город, а предпочтут отсидеться на холме, а народ не придет на помощь крепости...

Протоспафарию тоже нельзя было отказать в проницательности, удар его был обдуман и нанесен в самое слабое место. Кирилл выжидательно глянул на Шахрабаза, но тот молчал, теребя бороду. И тогда протоспафарий сказал:

- Не думай, Шахрабаз, что если Дербент удален от Константинополя на триста фарсахов, мы плохо осведомлены о том, что здесь происходит. И запомни: император Ираклий - прекрасный стратег, он понимает, как высока должна быть плата за сдачу столь важной крепости. Поэтому он велел сообщить тебе, и в этом состоит вторая цель моей поездки, что тебя ждет звание патрикия Византии, прекрасная вилла, утопающая в зелени на берегу Эгейского моря, ежегодное содержание за государственный счет, десять юных невольниц в счет содержания и... - Кирилл выпрямился, взялся обеими руками за свой украшенный золотыми бляшками широкий пояс, словно хотел его расстегнуть, - и чин протоспафария! И еще запомни: Византия никогда не унизится до обмана того, кто оказал ей услугу. Но это в том случае, если ты не откажешься от предложения Турксанфа, ибо нельзя быть одновременно хазарским тудуном и протоспафарием Византии. Итак, решай!

В это время в узком коридорчике послышались торопливо приближающиеся шаги. Протоспафарий Кирилл легко вскочил с кресла, поднял сброшенную черную накидку и, отступая в угол, слился с темнотой, словно его и не было. В дверном проеме показался высокий рябой слуга. Великан-телохранитель обнаженным мечом загородил ему дорогу. Слуга, имевший встревоженный вид, упал на колени, сказал:

- О господин, прибыл неизвестный человек, стоит возле ворот крепости, требует, чтобы его впустили к филаншаху. Говорит, что очень важное дело. Утверждает: спасение Дербента от хазар в его руках...

Филаншах был осторожен. Он знал, как полезно все предусмотреть и взвесить заранее, поэтому послал Мансура узнать, кому там не терпится спасти Дербент и, провожая глазами Мансура, мысленно порадовался своей предусмотрительности. Полное имя дворецкого было - Мансур ибн Хаукаль. Он был арабом-мусульманином. Прибыв два года назад с большим торговым караваном, он на площади во всеуслышанье объявил себя посланником пророка Мухаммеда - посла бога единого и всемогущего Аллаха. Тогда уже до Шахрабаза доходили тревожные слухи, что на южных границах Персии появился новый и грозный враг - арабы, называющие себя "мусульмане", что означает "покорные Аллаху", мечом и уговорами распространяющие новую веру - ислам. Персы отняли у Мансура товары, с которыми он прибыл в Дербент, так как он не имел разрешения на торговлю, а христиане за проповеди избили его. Филаншах же, узнав о Мансуре, приблизил его к себе, сделав постельничим, а когда прибывший осенью из Дамаска купец подтвердил слухи об арабах, Мансур стал дворецким. Теперь он не проповедовал, а терпеливо ждал своего часа, утверждая, что скоро могучее войско мусульман, пройдя огнем и мечом по Персии, приблизится к Албании. И он не обманывал, ибо новые слухи о появлении мусульманского войска на южных границах Ирана уже дошли до Шахрабаза. Филаншах знал, что Мансур окажет ему всяческое содействие в деле ослабления Персии. И Шахрабаз сейчас радовался своей предусмотрительности - то, что вчера казалось незначительным, завтра обернется величайшим благом.