- Мы пробились через племена алан, как меч проходит сквозь живое тело! - шумно дышал Урсулларх, и огромный шрам на лице его багровел. - А мой меч с того времени рубит раньше, чем взгляд противника коснется моего лица! Хар-ра! С того времени я понял, что лучше опередить врага!..

- Да, да! О, ты - гордость Хазарии! - говорил Зурган. - Но и Суграй гордость Хазарии!

30. ДИКИЙ ЧЕЛОВЕК

Пастухи, пасущие свои отары на отделенных горных лугах, часто, особенно в предзимние дни, слышали крики, напоминающие зов: "Уе-ху-у-у...", а иногда видели и самого дикого человека, с ловкостью снежного барса карабкающегося по обрывистым кручам. Иногда пастухи замечали, что уеху украдкой следит за ними с вершины утеса. Встреча с диким человеком, по поверью, приносила несчастье.

Похожие на людей, но покрытые бурой или рыжеватой шерстью, очень сутулые, с длинными, свисающими ниже колен мускулистыми руками, мрачно сверкающими исподлобья глазами на волосатых угрюмых лицах, уеху казались демонами - порождениями ночи. Никто не знал, где они прячутся, где пережидают зимние холода. Иногда они сбрасывали на людей большие камни и тотчас исчезали. Воровали из отар овец и поедали их, разрывая руками. Однажды пастух-лег, отправившись на поиски овцы, обнаружил ее жалкие останки в глухом ущелье, а неподалеку спящего в расселине скалы дикого человека. Пастух выпустил в него несколько стрел, пока разъяренное чудовище в страхе металось в глубоком каменном мешке. Спешившие на помощь сородичу леги видели, как ревущий уеху, утыканный стрелами, вскочил на спину пастуху и сломал его позвоночник, а потом под градом стрел сумев вскарабкаться на почти отвесную скалу и исчез.

Марион рассказывал сыну, что давным-давно, когда не было еще даже селения Чора, уеху жили в здешних лесах и у них были свои вожди. Но угрюмые уеху любили уединяться. Они не пели, собравшись вместе, песен, не рассказывали преданий. Они жили только сегодняшним днем, не размышляя о завтрашнем, забыв о вчерашнем. Они были горды и неуступчивы, не прощали обид, а потому так и не смогли завести собственных обычаев. Каждый уеху считал себя самым умным, самым смелым, самым сильным, а потому вождей свергали так часто, что те не успевали дать своим сородичам законы, по которым они могли бы жить в мире. Уеху презирали чужеплеменников, а потому любили нападать, но не умели защищаться. Они привыкли брать женщин силой, а потому не знали родства. Окружающие их племена были малочисленны, и добыча для уеху всегда была легка и изобильна. Они любили жить чужим трудом и не научились изготовлять одежду, добывать себе пропитание, а от холодов спасались в жилищах, построенных рабами.

И однажды напало на них чужое, более сильное племя и победило их. Оставшиеся в живых уеху убежали в леса и горы, обвиняя друг друга в трусости. И так как у них не было ни обычаев, ни преданий, а память оказалась коротка, не далее вчерашнего дня, они быстро забыли свой язык и кто они такие.

С тех пор, как их победили, и большая часть племени погибла, они бояться людей, прячутся, убегают от них. Но иногда, особенно в ненастные осенние дни, пробуждаются в душе уеху смутные воспоминания, им овладевает тоска и страх перед одинокими холодными зимними вечерами, тогда он поднимается на вершину какого-либо утеса и плачет, и кричит, и зовет протяжно: "Уе-ху-у..."

Геро повис над бездной. Огромное черное чудовище стояло возле куста тамариска в двух шагах от обрыва и, напряженно согнувшись, держало в руках камень. В бледном предутреннем свете ошеломленный Геро видел, как уеху, вздыбив на широких плечах шерсть, медленно оскаливается, словно собака, морща и приподнимая верхнюю губу, обнажая два белых влажных клыка. Из-под низкого, убегающего назад лба сверкали по-звериному жестокие глаза. На круглой голове отчетливо виднелся седой и тоже вздыбленный гребень из пучков жестких волос. Широкие ноздри яростно раздувались. Уеху, видимо, был голоден и, заслышав на крутом склоне шум, ждал, когда жертва поднимется на вершину.

Нож висел за спиной, прикрепленный к набедренной повязке. Геро медленно опустился на напряженных руках.

Если даже Геро сумеет быстро взобраться на площадку вершины, уеху размозжит ему голову камнем или переломит пополам. Спрыгнуть вниз, на уступ, на котором едва можно стоять, означало - неминуемо сорваться в пропасть. Но лучше уж погибнуть, чем быть съеденным чудовищем. Геро с тоской глянул на далекие тускнеющие звезды, ощутив за спиной жуткую, холодящую пустоту.

Звезды закрыла черная лохматая фигура. Глухо ворча и скаля клыки, над обрывом склонился уеху, пристально всматриваясь в измученное юное лицо. Глаза их встретились. Нечто похожее на любопытство и в то же время на жалость, и одновременно искра смутной мысли промелькнули в сверкающем взгляде дикого человека. Раздался глухой стук отброшенного камня. Черная, покрытая шерсть длинная рука потянулась к повисшему над бездной мальчику. Резко пахнуло смрадом мокрой шерсти. Геро разжал пальцы. Но огромная мускулистая лапа успела схватить его за плечо и одним рывком выбросила на площадку.

Геро упал на мелкие камни, перекатившись, мгновенно вскочил и выхватил нож. Он даже не почувствовал боли от крепкой хватки чудовищной лапы, от удара о камни. Теперь будет равный бой! Геро готов принять его и дорого продаст свою жизнь!

Но, странно, уеху не проявлял враждебных намерений. Сидя на корточках и свесив с острых коленей руки, он посматривал на мальчика, миролюбиво ворча и часто помаргивая; возможно, помаргиванием стараясь смягчить жесткий взгляд. Потом он нехотя поднялся и неуклюже, вперевалку, сильно сутулясь, почти касаясь земли согнутыми пальцами рук, медленно побрел прочь. Отойдя на несколько шагов, уеху оглянулся через плечо, словно приглашая Геро следовать за ним, и, видя, что тот стоит неподвижно, остановился. На крепкой голове его колыхался седой гребень волос. Может быть, уеху был стар и его тяготило одиночество?

Отсюда, с высоты склона горы, в сереющем рассвете смутно различались стены города, а за городом на темной равнине горели костры, похожие на видимые сквозь туман мигающие красноватые звездочки, доносился отдаленный слитный гул, будто там неумолчно шумела горная река.

Геро понял, что уеху спас его не для того, чтобы съесть, у него появилось чувство благодарности к этому одинокому угрюмому чудовищу и, не зная, как выразить это чувство, он решил подойти к нему и погладить. Но вдруг возле головы дикого человека, шумно хлопая крыльями, пронеслась большая серая птица. И в уеху, мирно присевшем на корточки, мгновенно проснулся зверь. Оскалившись и зарычав, он подпрыгнул, молниеносным взмахом лапы сшиб на лету грузно летящую птицу, наверное, это был заблудившийся или раненный гусь, оторвал ей шею и принялся с хрустом пожирать птицу вместе с перьями. Теперь его взгляд, случайно брошенный на юношу, был опять злобен. А ведь предки этого одичавшего человека были людьми, пусть гордыми, нетерпимыми друг к другу, но все-таки людьми.

Геро осторожно попятился. С восточной стороны склон Южной горы был пологим, постепенно переходил в плато, которое обрывалось возле родника, где Геро убил волка. Там, на площадке уступа, в расселине спрятаны камышинки. Вот когда могла пригодиться камышовая трубка. Когда уже Геро нельзя было заметить с вершины, он повернулся и что было сил понесся к роднику. Раза два на бегу оглянулся... Чудовище его не преследовало. Самое трудное осталось позади. Геро стремительно сбежал по склону, шурша мокрой травой, пересек плато. На уступе он на ощупь разыскал трубочку между камней, сунул ее за набедренную повязку, спрыгнув с площадки, напился родниковой воды и побежал к берегу моря.

Зачернели виноградники густой листвой, высоко подвязанные к таркалам лозы скрывали беглеца с головой. Он незамеченным перебежал дорогу. Дальше, за виноградником, начиналось поле льна, а за ним - берег моря. Быстро тускнели звезды.

Слева темной сплошной громадой тянулись Южная стена. Теперь наверняка и охрана Южной стены усилила бдительность, ведь хазары могли прокрасться по ущелью. Двое караульных прохаживались наверху башни, до пояса скрытые забралами бойниц. Геро вспомнил разговор воинов-персов, подслушанный им, когда он сидел на веревке, - они говорили, что филаншах завтра поедет осматривать городские стены. А единственная дорога, по которой он мог поехать к Северной стене, проходила неподалеку от дома Мариона. Лук Геро и кинжал, а также колчан со стрелами висят на ветке развилки платана, скрытой в густой листве. Об этом тайнике знали только Витилия и он. Там же меч, а возле него щит. Когда отец крикнул: "Беги, сынок, к Южным воротам!", Геро, чтобы оружие не мешало ему, успел положить его в тайник, обнаружить который можно только вскарабкавшись по стволу платана в таинственную глубину кроны.