Тропинка постепенно становится все шире, на ней появляются проплешины земли, почти белесые от частого хождения. Что-то очень сомнительно, чтобы я столько раз ходил по ней взад-вперед. Может, я не один остался?
Остался?
Остался?
Остался?
Слово как колокол: однажды ударив, оно медленно затихает внутри меня, постепенно угасая.
Вот и речушка. Тропинка ведет прямо к ней, к мосткам, с которых обычно женщины полощут белье. Все же с креслом тяжело продираться сквозь заросли вереска, оно все время за что-то задевает. Надо бы оставить его здесь, а потом вернуться.
Солнце медленно сползает к линии горизонта.
Тихо шелестит листва.
Плещется вода в речушке.
Рыбы там тоже нет, наверное, никогда и не было. Только что ниже по течению. Давно я там не бывал.
А ведь кресло надо отдать Венцлям. Я как-то совсем забыл об этом. Брал на выходной, а сегодня уже понедельник. Хотя лучше занести завтра, все равно до них сейчас не достучишься, вся семья на дежурстве, как-никак. Дом закрыт. Да и оставить с извинительной запиской не очень хорошо, ведь мы же соседи.
Я резко останавливаюсь. Нет, точно с головой не все в порядке. Недаром фельдшер говорил, что мне необходимо провериться в Городе, а он толк в этих делах знает. Тамошние лекари, кроме того, куда опытнее нашего костоправа-Берга, чем-нибудь да помогут. А то, в самом деле, уже невтерпеж стало. Каждый вечер почти заканчивается адской головной болью, так что даже говорить, не говоря о том, чтобы чем то заниматься просто невозможно. Никуда это не годится. Хорошо еще в остальном - порядок, а то была бы совсем беда. Да взять для примера того же Лазаря Венцля. Вот кому с генами не повезло. И ничего, кряхтит, тужится, а работает и дежурит наравне со всеми, хотя и освобождение ему дали и паек увеличенный.
Завтра, перед сменой, отдам ему кресло; извинюсь за задержку. Думаю, не обидится. Да и новости может расскажет, интересно знать, что в Городе делается. Будет повод нашим женщинам поболтать от души.
Кажется, я слышу чей-то крик. Оборачиваюсь, выдирая кресло из вересковых зарослей, и вижу подле своей халупки жену. Марта машет мне рукой, зовет ужинать. Давно пора, а то порядком проголодался. Вроде и не делал ничего, а устал, будто снова землю в Городе копал. Это же не работа целый выходной в кресле дремать.
Пока я бреду до дома, в голове возникает странная мысль. Неожиданно вспоминаю, что кому-то я должен был сказать, свое имя: Марк Волох.