Капитан жестом пригласил своих компаньонов в каюту. Лицо его говорило лучше слов.

- Ну,- сказал он Геррику, когда они заняли свои места,- по крайней мере, одно хорошо: вы ему приглянулись.

- Что же здесь хорошего? - спросил Геррик.

- Сейчас поймете, чем это пахнет,- возразил Дэвис.- Вы отправляетесь на берег и стараетесь поддержать дружбу, вот и всё, зато выясните кучу вопросов: разузнаете, что у него там есть, что за фрахт и кто четвертый - их там четверо, а нас только трое.

- Ну, предположим, я узнаю. Что дальше? - воскликнул Геррик.- Ответьте мне!

- И отвечу, Роберт Геррик! Но сперва давайте разберемся. Вы, наверно, понимаете,- продолжал он с назидательной торжественностью,- вы наверное понимаете, что спекуляция с "Фараллоной" погорела? Вы, наверно, понимаете, что она погорела дотла? И если бы тут не подвернулся этот остров, вы, наверно, догадываетесь, где бы мы, вы, я и Хьюиш, очутились?

- Да, все это я понимаю,- ответил Геррик.- Неважно, по чьей вине это произошло бы, но я понимаю. И что дальше?

- Весьма обязан вам за напоминание, именно так: неважно, по чьей вине. Теперь об Этуотере: что вы о нем думаете?

- Не знаю, что и думать,- ответил Геррик.- Он меня а влечет и отталкивает. С вами он был груб невыносимо.

- А вы, Хьюиш?

Хьюиш сидел и прочищал свою любимую вересковую трубку и даже не поднял головы, поглощенный этим увлекательным занятием.

- Не спрашивайте меня, что я про него думаю! - огрызнулся он.-Даст бог, придет день, когда я скажу это ему самому.

- Хьюиш выразил и мои мысли,- сказал Дэвис.- Как только этот тип ступил на палубу и сказал: "Эй вы, я Этуотер" (а что он не врет, так это сразу видно!), я мигом определил, что он за птица. "Настоящая вещь, без подделок,- сказал я себе,- и мне она не нравится. Настоящий, первоклассный, чистокровный аристократ". "Ах, я с вами, кажется, незнаком! Кто вас создал, черт побери, бог?" Да тут так и прет порода, таким надо родиться. И заметьте: кипит, как шампанское, а жесткий, как кремень. Его не проведешь, нет, сэр! Глупости ни грамма! "Ладно, чем же он тут занимается, на этом треклятом острове?" - спросил я себя. Уж конечно, не птичьи яйца собирает. Дома у него небось дворец и напудренные лакеи, и коли он не сидит там, значит, бьюсь об заклад, у него есть на то причины! Слышите?

- Не глухие, - отозвался Хьюиш.

- Значит, дела у него тут разворачиваются неплохо,продолжал капитан.-За десять лет развернулись даже очень хорошо. Ясно, что это жемчуг и перламутр - ничего другого в таком месте и быть не может. Раковины, конечно, регулярно отсылаются с "Тринити Холл", а вырученные денежки идут прямо в банк, так что деньгами нам у него не разжиться. Но что же у него еще есть? Что он может держать при себе? И держит, как пить дать, держит. Жемчуг - вот что, сэр! Во-первых, жемчуг слишком ценен, чтобы выпустить его из рук. А во-вторых, жемчуг требует тщательной подборки и сортировки, и если кто продает жемчужины сразу, как вылавливает,- одну одному покупателю, другую другому, вместо того чтобы воздержаться и выждать,- тот просто дурак, а уж об Этуотере этого не скажешь.

- Может, и так,- заметил Хыоиш,- не факт, но может быть, и так.

- Для меня это факт,- резко сказал Дэвис.

- Ну и что из этого? - проговорил Геррик.- Предположим, всё правильно и у него есть жемчуг - десятилетний сбор. Так что из этого? Я вас спрашиваю.

Капитан побарабанил толстыми пальцами по столу, потом пристально поглядел Геррику в лицо, но Геррик так же пристально глядел в стол на барабанящие пальцы. Судно чуть заметно покачивалось, и по столу между сидящими перебегал туда-сюда солнечный зайчик.

- Выслушайте меня! - не выдержал Геррик.

- Нет, сперва вы послушайте,- перебил Дэвис.- Послушайте и постарайтесь понять. Не знаю, как вам, а нам этот тип ни к чему. Он вашей породы, а не нашей, вы ему понравились, а об нас с Хьюишем он вытер башмаки. Попробуйте его спасти, если можете!

- Спасти? - повторил Геррик.

- Да, спасти, если вы на это способны! - еще раз сказал Дэвис, ударив по столу кулаком.- Ступайте на берег, потолкуйте с ним, и, если доставите его на судно вместе с жемчугом, я его пощажу. Если не приведете, ждите похорон. Так, Хьюиш? Вас это устраивает?

- Я зла не забываю,-сказал Хьюиш,- но и дела портить не люблю. Приведете субчика на шхуну вместе с его жемчугом поступайте как хотите, высаживайте его где желаете: я не против.

- Ну, а если мне не удастся? - вскричал Геррик, у которого пот струился по лицу.- Вы говорите так, будто я господь всемогущий: сделай то, сделай это. А если я не сумею?

- Сын мой,- сказал капитан,- советую вам расстараться, а то увидите такое, что волосы дыбом встанут!

- Уж это да,- подхватил Хьюиш.- Крайки, пайки - да! Он посмотрел на Геррика, улыбаясь тонкогубым ртом, и его улыбка, не обнажавшая зубов, показалась Геррику до ужаса кровожадной. И тут, как видно увлеченный своими последними идиотскими словами, Хьюиш разразился припевом к комической песенке, которую слышал, должно быть, лет двадцать назад в Лондоне; бессмысленная чепуха показалась в, этих обстоятельствах отвратительной, как богохульство:

- Хайки, пайки, крайки, файки, чилинга валбба дбри! Капитан с неподвижным лицом терпеливо ждал, пока тот кончит.

- Многие на моем месте не отпустили бы вас сейчас на берег,- заключил он.- Но я не таковский. Я знаю, вы меня не продадите, Геррик! А если продадите, так черт с вами! - прокричал он и резко встал из-за стола.

Он пошел к двери, но, не дойдя до нее, повернулся и позвал Хьюиша - неожиданно и бешено, точно пролаял. Хьюиш повиновался, и Геррик остался в каюте один.

- Слушай! - шепнул Дэвис Хьюишу.- Я его хорошо знаю. Если ты ему еще что-нибудь скажешь, все пропало.

ГЛАВА 8. БЛИЖАЙШЕЕ ЗНАКОМСТВО

Шлюпка ушла обратно и была уже на полпути к "Фараллоне", и тогда только Геррик отвернулся от моря и нехотя побрел вверх от пирса.

Впереди корабельная статуя взирала на него сверху как бы с иронией, ее голова в шлеме была закинута назад, могучая рука словно швыряла что-то, раковину или метательный снаряд, в стоящую на якоре шхуну. Статуя казалась воинственной богиней, которая порывисто выбежала на порог своего острова, словно собиралась взлететь, да так и замерла навеки в этой стремительной позе. Ее голова и плечи высились над Герриком; он задрал лицо вверх, испытывая любопытство, отдаваясь мечтательному настроению. Он мысленно блуждал по ее жизненному пути: так долго она была слепой водительницей корабля среди морских просторов, так долго пребывала здесь в праздности под палящим солнцем, которому пока еще не удалось испепелить ее! "Но конец ли это ее приключениям? - размышлял он.- Или впереди ждут новые?" И Геррик в глубине души пожалел, что она не идол, а он не язычник и не может преклонить перед ней колени в этот трудный для него час.

Когда он наконец двинулся дальше, то сразу попал в прохладную сень высоких пальм. Порывы замирающего ветерка раскачивали их верхушки; повсюду с быстротой стрекоз или ласточек и даже еще быстрей порхали, мелькали, парили пятна света.

Под ногами лежал плотный ровный песок, и ноги Геррика ступали неслышно, точно по свежевыпавшему снегу. Заметно было, что когда-то этот путь выпалывали, как садовую дорожку, но эпидемия сделала свое, и сорняки теперь мало-помалу возвращались. Там и сям между колоннами пальм проглядывали дома поселка - свежевыкрашенные, опрятные, даже нарядные, но безмолвные, как гробы. Только кое-где в тиши этого огромного склепа раздавался шорох, топот легких ног, кудахтанье, а из-за дома с верандой виднелся дымок и слышалось потрескивание костра.

С правой стороны к Геррику близко подходили каменные домики. Первый дом оказался заперт; во втором он смутно разглядел через окно гору раковин в дальнем углу комнаты; третий дом, распахнутый навстречу дневному свету, поразил воображение Геррика беспорядком и многообразием всевозможных романтических предметов. Там валялись якорные цепи, лебедки и блоки всех размеров и любой грузоподъемности; иллюминаторы и трапы, ржавые баки, крышка люка, нактоуз1 в медной оправе с компасом, бессмысленно указывающим посреди кавардака и сумрака склада на невесть какой полюс; канаты, якори, гарпуны, медный, позеленевший от возраста черпак для ворвани, рулевое колесо, ящик для инструментов с названием судна на крышке: "Азия" - словом, целая антикварная лавка с корабельными 'диковинами, громоздкими и массивными, не поддающимися разрушению, вделанными в медь, окованными железом. По меньшей мере, два кораблекрушения содействовали этому нагромождению хлама.