На следующий день я зашел к Вите, чтобы объяснить ему вчерашнее происшествие и позвать тренироваться в гребле. Его не оказалось дома мать послала в магазин. Я оставил записку, в которой сообщал, что буду ждать его возле мостика, и, взяв лодку, отправился туда. На пляже я увидел такую же картину, что и вчера: по грудь в воде стоял Сергей, а возле него торчала Женькина голова. - Ты не волнуйся. Ты вот так делай. Вот так! Смотри! Женька медленно проплыл около Сергея. - Ну, а я не так, что ли, делаю?.. Я же так и делаю! - Значит, не так. Ну давай! Еще раз! Через несколько минут сверху спустился Витя. Я стал рассказывать ему, почему мы вчера перевернули лодку и как мы искали его и Сергея на дне реки. Рассказывал я долго, подробно и вдруг остановился. Все время мы слышали, как Женька выкрикивает свое обычное: "Не волнуйся!", "Подгребай!", "Держи руки под водой!", а тут он вдруг закричал: - Ну-ну-ну-ну! Ну еще... Ну так! Ну-ну-ну-ну! Мы оглянулись на речку, но Сергея не увидели. Однако через секунду он высунулся из воды. - Что? Проплыл? - спросил он почему-то испуганным тоном. А Женька так же испуганно ответил: - Сережка, честное пионерское! Метра полтора! Сергей ничего не сказал. Он откинул чуб со лба, лег на воду и, взбивая ногами пену, страшно вытаращив глаза, то открывая рот, то надувая щеки, двинулся к берегу. - Сережка! Хочешь - верь, хочешь - не верь! Два метра! Похоже было, что Сергей и в самом деле не поверил. Стоя уже по колени в воде, он с улыбкой посмотрел на нас и спросил: - Проплыл? Да? - Чудак! Конечно, проплыл! Женька вышел на берег и бросился на песок. - Всё! - сказал он. - Теперь он и сам из воды не вылезет. Женька не ошибся. Мы уже начали кричать Сергею, что он весь посинел, что он зря так переутомляется, но Сергей все барахтался, все барахтался и с каждым разом, несмотря на утомление, держался на воде все дольше. - Женька! Друг! - закричал он неожиданно, выскочил на берег, обнял Женьку и стал кататься с ним по песку. Когда Женьке кое-как удалось от него отбиться, Сергей стал один прыгать и кувыркаться. Наконец он уселся, улыбаясь, весь облепленный песком. - С девяти лот не мог научиться! - выкрикивал он. - Теперь посмотрим, Трофим Иванович!.. Отдохну немного - на боку попробую! Женька! Женечка! Друг! - И он снова бросился обнимать Женьку и катать его по песку. Согревшись, Сергей опять бросился в речку. Женька лежал, подперев голову рукой, улыбался, помалкивал и, как видно, был очень доволен, что ему не надо лезть в воду. Переговариваясь с Сергеем, давая ему всякие советы, я не сразу заметил, что Витю что-то не слышно. Я оглянулся на него. Витя сидел грустный, притихший и покусывал поля своей огромной шляпы. Я догадался, о чем он думает. О том, что теперь он один из всего нашего туристического кружка не умеет плавать, и, может быть, о том, будь у него такой друг, как Женька, он бы уже плавал. Я мигнул Женьке и сказал: - Виктор, а тебе Женя говорил о проверке? - О какой еще проверке? - спросил он нехотя. - Ну, о том, что Трофим Иванович собирается перед походом всех по плаванью проверить. - Врешь! - Не веришь? Спроси Женьку. - Ну да, - отозвался тот. - Двадцать восьмого в двенадцать ноль-ноль будет проверка! Я вчера Трофима Ивановича встретил, и он мне сказал. Витя посмотрел на меня, на Евгения, помолчал... - Женька! Поможешь, а? А то меня Володька пробовал учить, да ничего как-то не вышло. Женя не сразу ответил. Он поковырял пальцем в песке, извлек оттуда половинку ракушки, осмотрел ее, отбросил и, вздохнув, медленно поднялся. - Давай! Иди, - сказал он усталым голосом. - Ты, главное, не волнуйся. Дыши спокойно и подгребай под себя. Витя научился быстрее Сергея: он поплыл на следующий день.

1950 г.

ГАДЮКА

Мимо окна вагона проплыл одинокий фонарь. Поезд остановился. На платформе послышались торопливые голоса: - Ну, в час добрый! Смотри из окна не высовывайся! - Не буду, бабушка. - Как приедешь, обязательно телеграмму!.. Боря, слышишь? Мыслимое ли дело такую пакость везти! Поезд тронулся. - До свиданья, бабушка! - Маму целуй. Носовой платок я тебе в карман... Старичок в панаме из сурового полотна негромко заметил: - Так-с! Сейчас, значит, сюда пожалует Боря. Дверь отворилась, и Боря вошел. Это был мальчик лет двенадцати, упитанный, розовощекий. Серая кепка сидела криво на его голове, черная курточка распахнулась. В одной руке он держал бельевую корзину, в другой - веревочную сумку с большой банкой из зеленого стекла. Он двигался по вагону медленно, осторожно, держа сумку на почтительном расстоянии от себя и не спуская с нее глаз. Вагон был полон. Кое-кто из пассажиров забрался даже на верхние полки. Дойдя до середины вагона, Боря остановился. - Мы немного потеснимся, а молодой человек сядет здесь, с краешку, сказал старичок в панаме. - Спасибо! - невнятно проговорил Боря и сел, предварительно засунув свой багаж под лавку. Пассажиры исподтишка наблюдали за ним. Некоторое время он сидел смирно, держась руками за колени и глубоко дыша, потом вдруг сполз со своего места, выдвинул сумку и долго рассматривал сквозь стекло содержимое банки. Потом негромко сказал: "Тут", убрал сумку и снова уселся. Многие в вагоне спали. До появления Бори тишина нарушалась лишь постукиванием колес да чьим-то размеренным храпом. Но теперь к этим монотонным, привычным, а потому незаметным звукам примешивался странный непрерывный шорох, который явно исходил из-под лавки. Старичок в панаме поставил ребром на коленях большой портфель и обратился к Боре: - В Москву едем, молодой человек? Боря кивнул. - На даче были? - В деревне. У бабушки. - Так, так!.. В деревне. Это хорошо. - Старичок немного помолчал. - Только тяжеленько, должно быть, одному. Багаж-то у вас вон какой, не по росту. - Корзина? Нет, она легкая. - Боря нагнулся зачем-то, потрогал корзину и добавил вскользь: - В ней одни только земноводные. - Как? - Одни земноводные и пресмыкающиеся. Она легкая совсем. На минуту воцарилось молчание. Потом плечистый рабочий с темными усами пробасил: - Это как понимать: земноводные и пресмыкающиеся? - Ну, лягушки, жабы, ящерицы, ужи... - Бррр, какая мерзость! - сказала пассажирка в углу. Старичок побарабанил пальцами по портфелю: - Н-да! Занятно!.. И на какой же предмет вы их, так сказать... - Террариум для школы делаем. Двое наших ребят самый террариум строят, а я ловлю. - Чего делают? - спросила пожилая колхозница, лежавшая на второй полке. - Террариум, - пояснил старичок, - это, знаете, такой ящик стеклянный, вроде аквариума. В нем и содержат всех этих... - Гадов-то этих? - Н-ну да. Не гадов, а земноводных и пресмыкающихся, выражаясь научным языком. - Старичок снова обратился к Боре: - И... и много, значит, у вас этих земноводных? Боря поднял глаза и стал загибать пальцы на левой руке: - Ужей четыре штуки, жаб две, ящериц восемь и лягушек одиннадцать. - Ужас какой! - донеслось из темного угла. Пожилая колхозница поднялась на локте и посмотрела вниз на Борю. - И всех в школу везешь? - Не всех. Мы половину ужей и лягушек на тритонов сменяем в соседней школе. - Ужотко попадет тебе от учителей... Боря передернул плечами и снисходительно улыбнулся: - "Попадет"! Вовсе не попадет. Наоборот, даже спасибо скажут. - Раз для ученья, стало быть, не попадет, - согласился усатый рабочий. Разговор заинтересовал других пассажиров: из соседнего отделения вышел молодой загорелый лейтенант и остановился в проходе, положив локоть на вторую полку; подошли две девушки-колхозницы, громко щелкая орехи; подошел высокий лысый гражданин в пенсне; подошли два ремесленника. Боре, как видно, польстило такое внимание. Он заговорил оживленнее, уже не дожидаясь расспросов: - Вы знаете, какую мы пользу школе приносим... Один уж в зоомагазине семь пятьдесят стоит, да еще попробуй достань! А лягушки... Пусть хотя бы по трешке штука, вот и тридцать три рубля... А самый террариум!.. Если такой в магазине купить, рублей пятьсот обойдется. А вы говорите "попадет"! Пассажиры смеялись, кивали головами. - Молодцы! - А что вы думаете! И в самом деле пользу приносят. - И долго ты их ловил? - спросил лейтенант. - Две недели целых. Утром позавтракаю - и сразу на охоту. Приду домой, пообедаю - и опять ловить, до самого вечера. - Боря снял кепку с головы и принялся обмахиваться ею, - С лягушками и жабами еще ничего... и ящерицы часто попадаются, а вот с ужами... Я раз увидел одного, бросился к нему, а он - в пруд, а я не удержался - и тоже в пруд. Думаете, не опасно? - Опасно, конечно, - согласился лейтенант. Почти весь вагон прислушивался теперь к разговору. Из всех отделений высовывались улыбающиеся лица. Когда Боря говорил, наступала тишина. Когда он умолкал, отовсюду слышались приглушенный смех и негромкие слова: - Занятный какой мальчонка! - Маленький, а какой сознательный! - Н-нда-с! - заметил старичок в панаме. - Общественно полезный труд. В наше время, граждане, таких детей не было. Не было таких детей! - Я еще больше наловил бы, если бы не бабушка, - сказал Боря. - Она их до смерти боится. - Бедная твоя бабушка! - Я и так ей ничего про гадюку не сказал. - Про кого? - Про гадюку. Я ее четыре часа выслеживал. Она под камень ушла, а я ее ждал. Потом она вылезла, я ее защемил... - Стало быть, и гадюку везешь? - перебил его рабочий. - Ага! Она у меня в банке, отдельно. - Боря махнул рукой под скамью. - Этого еще недоставало! - простонала пассажирка в темном углу. Слушатели несколько притихли. Лица их стали серьезнее. Только лейтенант продолжал улыбаться. - А может, это и не гадюка? - спросил он. - "Не гадюка"! - возмутился Боря. - А что же тогда, по-вашему? - Еще один уж. - Думаете, я ужа отличить не могу? - А ну покажи! - Да оставьте! - заговорили кругом. - Ну ее! - Пусть, пусть покажет. Интересно. - Ну что там интересного! Смотреть противно! - А вы не смотрите. Боря вытащил из-под лавки сумку и опустился перед ней на корточки. Стоявшие в проходе расступились, сидевшие на скамьях приподнялись со своих мост и вытянули шеи, глядя на зеленую банку. - Сорок лет прожил, а гадюку от ужа не сумею отличить, - сказал гражданин в пенсне. - Вот! - наставительно отозвался старичок. - А будь у вас в школе террариум, тогда смогли бы. - Уж возле головы пятнышки такие желтые имеет, - сказал Боря, заглядывая сбоку внутрь банки. - А у гадюки таких пятнышек... - Он вдруг умолк. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. - У гадюки... у гадюки таких пятнышек... - Он опять не договорил и посмотрел на банку с другой стороны. Потом заглянул под лавку. Потом медленно обвел глазами пол вокруг себя. - Что, нету? - спросил кто-то. Боря поднялся. Держась руками за колени, он все еще смотрел на банку. - Я... я совсем недавно ее проверял... Тут была... Пассажиры безмолвствовали. Боря опять заглянул под скамью: - Тряпочка развязалась. Я ее очень крепко завязал, а она... видите? Тряпочка никого не интересовала. Все опасливо смотрели на пол и переступали с ноги на ногу. - Черт знает что! - процедил сквозь зубы гражданин в пенсне. - Выходит, что она здесь где-то ползает. - Н-да! История! - Ужалит еще в тесноте! Пожилая колхозница села на полке и уставилась на Борю: - Что же ты со мной сделал! Милый! Мне сходить через три остановки, а у меня вещи под лавкой. Как я теперь за ними полезу? Боря не ответил. Уши его окрасились в темно-красный цвет, на физиономии выступили капельки пота. Он то нагибался и заглядывал под скамью, то стоял, опустив руки, машинально постукивая себя пальцами по бедрам. - Доигрались! Маленькие! - воскликнула пассажирка в темном углу. - Тетя Маша! А, теть Маш! - крикнула одна из девушек. - Ну? - донеслось с конца вагона. - Поаккуратней там. Гадюка под лавками ползает. - Что-о? Какая гадюка? В вагоне стало очень шумно. Девушка-проводница вышла из служебного отделения, сонно поморгала глазами и вдруг широко раскрыла их. Двое парней-ремесленников подсаживали на вторую полку опрятную старушку: - Давай, давай, бабуся, эвакуируйся! На нижних скамьях, недавно переполненных, теперь было много свободных мест, зато с каждой третьей полки свешивались по нескольку пар женских ног. Пассажиры, оставшиеся внизу, сидели, поставив каблуки на противоположные скамьи. В проходе топталось несколько мужчин, освещая пол карманными фонарями и спичками. Проводница пошла вдоль вагона, заглядывая в каждое купе: - В чем дело? Что тут такое у ваг? Никто ей не ответил. Со всех сторон слышались десятки голосов, и возмущенных и смеющихся: - Из-за какою-то мальчишки людям беспокойства сколько! - Миша! Миша, проспись, гадюка у нас! - А? Какая станция? Внезапно раздался истошный женский визг. Мгновенно воцарилась тишина, и в этой тишине откуда-то сверху прозвучал ласковый украинский говорок: - Та не боитесь! Це мий ремешок на вас упал. Боря так виновато помаргивал светлыми ресницами, что проводница уставилась на него и сразу спросила: - Ну?.. Чего ты здесь натворил?