В темных глубинах глаз промелькнул гнев, в то время как Феликс изучал ее, его желваки неистово ходили. Она подумала, что он накричит на нее, но вместо этого он склонился так, что они оказались нос к носу, и посмотрел прямо ей в глаза.

— Я пугаю тебя, Поппи?

Пугал. Очень пугал. Но не в том жутком смысле, разрушающим тебя на кусочки. Он пугал ее, поскольку был истинным самцом, и каждая клеточка ее тела горела для него. Она не могла вспомнить, чтобы хоть раз в жизни ощущала что-то так сильно, даже в отношении к мужу, и было жутко сознавать, к каким осложнениям это могло привести.

Она медленно кивнула, с трудом сглотнув.

— Если бы я хотел навредить тебе, то давно бы это сделал, — произнес Феликс и провел кончиком носа по ее щеке к волосам и глубоко вдохнул.

Значило ли это, что он не причинит ей вреда?

Поппи ощутила, что захват его руки ослаб, он опустил руку вниз, чтобы обхватить ее бедро. Пальцы второй руки, которая лежала на ее талии, медленно двигались вверх и вниз. В ответ на эти поглаживания по ее спине пробежали мурашки, и Поппи наслаждалась этим ощущением.

Она услышала, как участилось его дыхание, его массивная грудь поднималась и опускалась быстрее, одна из его рук медленно проследовала вниз, и пальцы обнаружили обнаженную кожу бедра. Его возбуждение было очевидным, его толстый член прижимался к ее животу сквозь полотенце, которое только распаляло ее собственное сильное желание большего. Больше этих прикосновений, больше его самого. Намного больше.

— Феликс, — хрипло выдохнула она, ее колени почти подогнулись, когда он зубами укусил ее за плечо. Затем зализал укус языком. Он продолжал этот узор — покусывал и зализывал все плечо и дальше по руке, помедлив у запястья, чтобы поцеловать ее колотящийся пульс; когда он дошел до ладони, то поднял на нее взгляд, и все ее мысли испарились, когда она наблюдала, как он взял в рот ее средний палец. Его язык прошелся по подушечке пальца, и от того, что она видела, меж ее бедер стало влажно.

Это было обещание того, что он собирался с ней сделать.

И, спаси ее Боже, она собиралась позволить ему это.

***

Феликс не мог поверить своей удаче.

Он лежал в теплой ванне, дрожь, наконец, прошла, и его веки отяжелели, когда он услышал свое имя. Сначала он подумал, что ему показалось, но затем его имя прозвучало снова, в этот раз более отчетливо и было сродни мольбе.

В тот же миг Феликс вытянул заглушку и схватил из корзины полотенце, чтобы завернуться в него, и затем устремился искать ее, будучи уверенным, что что-то было не так и она нуждалась в его помощи. Феликс не мог поверить своим глазам, когда вошел в ее спальню. Образ Поппи, распростертой на кровати с отклоненной назад головой на подушке, и ее руки, скрытой под одеялами, почти выбил его из колеи. Это была такая невероятно сексуальная картина, что он чуть не кончил.

Воздух был наполнен мускусным ароматом ее возбуждения, и если бы она раньше не завела его до такой степени, то сейчас уж точно сделала бы это. Его эрекция болезненно напряглась под тонким полотенцем, и Феликсу пришлось заставить себя успокоиться, прежде чем пересечь комнату и взять то, что она, очевидно, хотела ему дать.

Когда он откашлялся, чтобы заявить о своем присутствии, и она вскочила, то чувство вины отразилось на ее прекрасном личике, от чего ему захотелось выругаться вслух. Никогда в жизни он не видел женщины настолько невероятно красивой. А он был с несколькими красавицами. Ее темные волосы густыми волнами упали на плечи, она тяжело дышала, а ее молочно-белая кожа покраснела от греховных деяний.

Он легко мог представить, как она будет выглядеть после того, как они займутся любовью.

Когда она грациозно встала с кровати, фланелевая ночная сорочка, которая при нормальных обстоятельствах подействовала бы как холодный душ на либидо любого мужчины, поднялась, открывая кремово-бледную кожу, и только посодействовала его желанию раздеть ее догола и зарыться меж ее шелковистых бедер.

Вместо тяжелых ударов в груди он ощутил, что его сердцебиение замедлилось до степенного ритма, а кровь устало тащилась по венам. Время замерло, когда она шла к нему, покачивание ее бедер обладало гипнотическим воздействием, от которого его разум кинулся в пучину запретных мыслей. То, что он хотел с ней сделать, наверное, было незаконно, но, когда она попыталась протиснуться мимо него, он решил, что ему наплевать, какие законы необходимо было нарушить. Он должен был овладеть этой женщиной. Даже если она еще не готова была признаться самой себе или ему, что хотела его, он намеревался дать ей все то, чего она желала. Когда он привлек ее к себе, в голове осталась лишь одна мысль — к тому времени, когда он с ней покончил бы, она осознала бы, каково быть оттраханной по полной.

Глава 5

Поппи была комком ощущений. Каждый сантиметр ее тела покалывало от предвкушения его прикосновений, жадно впитывая каждое поглаживание пальцев, каждое движение языка. Он рукой обхватил ее задницу, крепко прижимая Поппи к себе, продолжая упорно прижиматься к ее бедрам. Вторая его рука блуждала по ее телу вверх, пока не добралась до груди и сквозь ночную рубашку сжала пальцами сосок.

Поппи ахнула от внезапной искры боли, которая превратилась в удивительную дозу возбуждения, от чего она задрожала в его объятьях.

Грудь Феликса неистово вздымалась, когда он резко отстранился назад, Поппи ощутила, как что-то глубоко внутри нее оборвалось. Она сделала шаг вперед, в мыслях представляя все части его тела, по которым хотела пробежаться языком. Она начала бы с шеи и проследовала вниз, исследуя каждый выступ, сотворенный его мускулами, а затем она бы сорвала полотенце и приступила к делу.

Она полностью остановилась, когда Феликс обхватил ладонями ее плечи, удерживая ее на расстоянии.

— Если ты этого не хочешь, скажи сейчас, потому что не думаю, что смогу остановиться, когда мы начнем.

Его голос был грубым и глубоким, он окутывал сверхчувствительное тело Поппи, словно тонкий шелк. Неистовый пыл захлестнул все ее естество, и она вздрогнула, хотя явно была далека от того, чтобы замерзнуть.

— Тогда не останавливайся. — Она придвинулась ближе, но он усилил свою хватку.

— Непременно. Ты не похожа на тот тип женщин, которые спят с мужчиной, едва встретив его.

И вот так на ровном месте дымка, затуманившая ее разум, рассеялась. Поппи уставилась в эти темные, глубокие глаза, которые обещали нескончаемое удовольствие, и успокоилась.

— Так и есть.

Именно это она уже говорила себе ранее, но перед его животным и сексуальным мастерством она потерпела крах, и все нравственные нормы и принципы, которыми она всегда пользовалась, просто исчезли.

О да, интуиция ее не подвела. Феликс был опасным мужчиной.

Она наблюдала, как каждый мускул его тела напрягся. Ему не понравился ее ответ, но по тому, как напряглась его челюсть, и мрачному виду стало понятно, что он был готов отступить. Едва кивнув, он опустил руки и отступил назад. Она восхищалась его силой воли, потому что, по правде говоря, все, что ему следовало сделать, — это прикоснуться к ней в любом месте — и она бы пала в его объятья и позволила ему делать с ней все, что он пожелает.

Осознание этого было одновременно и ужасающим, и возбуждающим.

Поппи никогда ничего не делала без тщательного планирования. Ее жизнь была похожа на мозаику, где каждый кусочек идеально вписывался, создавая красивый пейзаж. Но где-то в промежутке между тем, как она узнала, что ее муж был ублюдком, изменяющим ей, и разводом, когда ей пришлось придумывать себе новую жизнь, что-то изменилось у нее внутри.

Например, она стала жестче, выносливее и, несомненно, чрезмерно сексуальной. По крайней мере, когда это касалось эффектных мужчин с четко очерченными мускулами, которые смотрели на нее так, словно она была самой сексапильной из женщин. Она никогда раньше таковой не была. И она хотела теперь быть сексапильной очень сильно. Один раз в жизни Поппи хотела ощутить другую сторону жизни. Ту волнующую сторону, где не существовало правил и которая не укладывалась в ее аккуратный, маленький мирок. Она не желала думать о завтрашнем дне или о десятилетии наперед. Она хотела жить одним мгновением.