Мерси ничего не сказала в ответ, только нервно сжимала пальцы рук. Даниэль молча повернулся и вышел, будто он разговаривал сам с собой. Мерси запоздало подбежала к двери – его высокая фигура, сливаясь с темнотой, удалялась от дома. От страха к ней вернулся голос.

– Даниэль... не надо... приносить еще воды. Мне хватит той, что есть, – у нее опять наворачивались слезы... Она думала, что он тяготится общением с ней.

– Я уже принес, – его голос раздался откуда-то из-за угла. – Я оставил воду здесь, потому что это проклятое ведро протекает.

– Спасибо. Давай съедим что-нибудь, – Мерси подняла ставшую ватной руку и откинула с лица волосы. Больше она не могла вымолвить ни слова. Последовала долгая пауза.

– Я сейчас приду.

Когда вернулся Даниэль, Мерси уже налила чай, вытащила из очага картофель и насыпала пригоршню изюма. В ее глазах застыло смятение, волосы в беспорядке рассыпались по плечам и спине. В свете огня она представлялась Даниэлю совсем юной и такой слабой!

– Прости, я был не в духе. Я злюсь не на тебя. На тебя – никогда, Мерси. Я хочу, чтобы ты мне поверила.

Мерси сделала паузу, ожидая, что к ней вернется ее уверенность.

– Я понимаю.

– Нет, ты не понимаешь, – неожиданно пылко произнес Даниэль. – Но пока оставим это, – лицо Даниэля заметно изменилось, а темные глаза обрели холодный блеск льда. Он отвернулся от Мерси, пряча свое раздражение. Она уже собиралась резко ответить, но передумала.

Даниэль ел молча. Мерси тоже попыталась съесть сладкую картофелину и немного изюма. Она чувствовала себя совершенно больной. Даже глотать было трудно. Когда они пили чай, Даниэль достал из-под рубашки какую-то бумагу и передал ее Мерси.

– Это свидетельство о браке. Положи его к себе. Мерси взяла бумагу и, не читая, сунула ее в саквояж.

После нескольких минут молчания она с усилием проговорила:

– Я думала о том, что нам теперь делать, Даниэль. У папы в Кентукки есть знакомые. Мы можем попросить их написать губернатору, и, учитывая обстоятельства, он сможет аннулировать брак и развести нас.

– Ты этого хочешь? – лицо Даниэля стало непроницаемым. – Ты что, хочешь всю жизнь нести клеймо разведенной женщины? У тебя почти не будет шансов еще раз выйти замуж.

– Я знаю, но у тебя – своя жизнь. Лучше я соглашусь быть разведенной, чем на всю жизнь сделаю тебя несчастным, – на глаза Мерси навернулись слезы, и она усиленно заморгала.

– Черт возьми! Ты опять собралась плакать! – сердито сказал он и поднялся. Даниэль собрал в корзину еду и отнес ее в угол.

– Пойду принесу воды и нагрею чайник. Умывшись и хорошо выспавшись, ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.

Прежде чем он успел отвернуться, Мерси заметила выражение его глаз, но не смогла понять, чего в них было больше: гнева или боли? Мерси хотела было спросить, где он собирается спать, но не решилась: какой-то невидимый барьер, возникший между ними, не давал ей произнести ни слова.

Помывшись, надев ночную сорочку и приготовив одежду на завтрашний день, Мерси легла на тюфяк, разостланный в углу комнаты. Ей так хотелось позвать Даниэля, сказать ему, чтобы он занес свой тюфяк в дом. Но его слова прозвучали так резко, что только увеличили возникшую между ними пропасть. Ею овладело чувство безысходности. Она вспоминала прошлую ночь, когда Даниэль был к ней так ласков! Может быть, ей все приснилось? Должно быть, она слишком устала, если ей почудились его нежные прикосновения.

Мерси заснула в изнеможении. Когда она проснулась, было уже светло. Яркий свет резал глаза, и Мерси на минуту прикрыла их рукой. Привыкнув, она осмотрела комнату, где свершилось главное событие ее жизни. Строение было добротным. Судя по всему, дом служил пристанищем для путников, защищая их от непогоды и давая ночлег. Но это был не ее дом, и Мерси не могла дождаться, когда уедет отсюда.

Девушка опустила ноги на пол, но ощутив под ногами шершавые доски, вдруг вспомнила извивающуюся гремучую змею. По телу пробежала дрожь. Она мгновенно подняла ноги на кровать и стала натягивать чулки и туфли. Так же быстро она оделась и опрометью выскочила на улицу.

Даниэль сидел на корточках около небольшого костра, разложенного прямо во дворе. Жарившиеся зайцы издавали такой аромат, что у Мерси потекли слюнки. Посмотрев вверх и увидев ее, юноша усмехнулся.

– Есть хочешь?

– Умираю от голода.

– Я вчера поставил ловушки. Если будешь хорошей девочкой, угощу тебя зайчатиной.

К утру ее настроение явно улучшилось. Мерси подумала об этом, когда умывалась холодной водой. Уложив волосы в узел и оставив одну ниспадающую на лоб прядь, девушка одела светло-голубое платье с белым воротничком, как нельзя лучше соответствующее ее настроению.

Закончив с туалетом, она вернулась в дом, вымыла руки, готовая к приему, который, похоже, сегодня устраивал Даниэль в ее честь.

– Хорошо спала? – не глядя на нее, спросил он. – Утром ты выглядишь лучше.

– Прикройся полотенцем, а то испачкаешься.

– Мне совсем не хочется предстать перед Бакстерами в залитом жиром платье. Пойду-ка я опять переоденусь, а это надену перед отъездом.

– Мы можем не спешить. Я видел дымок над горным хребтом. Мы, видимо, гораздо ближе, чем я думал.

Переодевшись в дорожное платье, Мерси думала о предстоящем дне. Возможно, уже ближе к закату она увидит то место, где родилась, и женщину, которая была ее матерью. Как ни странно, но эта встреча ее ничуть не волновала. Все ее мысли сосредоточились на Даниэле, на нем одном. Ей до боли хотелось, чтобы их отношения стали прежними. Позже, гораздо позже, когда он свыкнется с мыслью, что он женат на ней, возможно, их теплые отношения вернутся.

Она присела на пень и принялась за ножку зайца. Даниэль отрезал ей еще мяса и положил на тарелку. Он тоже был очень голоден и съел один почти целого зайца.

– Две ловушки, два зайца, – поддразнивала его Мерси. Ты, наверное, ужасно гордишься собой. – В ее глазах запрыгали озорные огоньки.

– У тебя был хороший учитель, согласись.

– Согласен, самый лучший. Дядя Джуси научил Фарра, а Фарр научил меня.

– Интересно, что скажут папа и мама обо всем, что произошло здесь?

Даниэль ничего не ответил, а Мерси посмотрела вдаль, на поросшие лесом горы. Они издали выглядели такими спокойными в лучах утреннего солнца. Ей почему-то не хотелось ехать через эти горы, в это незнакомое место. Мысли кружились в голове, сменяя друг друга и, наконец, она с беспокойством взглянула на Даниэля. Он наблюдал за ней, но сразу же отвел глаза, стоило ей повернуться.

Мысли путались в ее голове. Мерси старалась обдумывать каждую фразу, но не находила нужных слов.

– Прости... – Мерси удивилась, почувствовав, как краска заливает ее лицо и шею. От пережитого унижения ей и сегодня хотелось плакать, но она вспомнила его последние слова, произнесенные прошлой ночью. – Прости... меня.

Даниэль встал.

– Я не хочу, чтобы ты опять извинялась. Сделанного не вернуть. Будем вести себя, как и раньше, до того... когда все произошло. А когда вернемся домой, решим, как быть дальше.

Мерси кивнула, почувствовав облегчение. Он хотел, чтобы все было как и прежде. На данный момент это было главное.

Они проехали долину и по дороге, окруженной деревьями, поднялись в горы. Трава и кустарник по обеим сторонам дороги пестрели от великого множества мелких птичек, разлетавшихся в разные стороны. С куста на куст порхали малиновки, проносились голубые сойки, воробьи и черные дрозды были заняты своими делами. Белки отчаянно резвились на ветках огромного дуба. А над вершинами деревьев, в знак протеста против вторгшихся на его территорию людей, парил ястреб.

Это был прекрасный весенний день в самом сердце гор Кентукки.

– Не нервничай, – темные глаза Даниэля с сочувствием и пониманием смотрели в яркие глаза Мерси.

– Как ты догадался? – она не отрывала глаз от его лица.