— Ой, — пискнула Инга, и Питер мгновенно обернулся. Метрах в пяти, у поваленного дерева стоял мужчина в холщовых штанах и экзотической, с попугаями и павлинами, рубахе. В руке он держал ружье, и хотя дуло было направлено в белый свет, оружие наверняка было заряжено и готово к стрельбе.

— Здравствуйте, — сказал Питер. — Я споткнулся о ваш пограничный забор…

— Идите обратно, — произнес мужчина гулким басом, и ствол ружья чуть опустился. — Наверх. Здесь частное владение.

Питер вздохнул. Судя по произнесенному тексту, мужчина оказался как все, от родичей Инги не отличался, и это было очень печально, потому что, если они там, в Долине, все такие, то приходить не имело смысла, и значит, последний год прошел напрасно, нужно все начинать заново, а где теперь искать, никто не скажет.

— Будете стрелять? — спросил он, вытягивая гудевшие ноги. — А в кого сначала? В меня или в девушку? Это важное решение — кого пристрелить первым.

Мужчина нахмурился, и левая его рука потянулась к брючному карману (вот где он держал свою монетку), а правая повела ружьем, показывая пришельцам, что это все-таки не игрушка, ведите, мол, себя скромнее.

— Как вас зовут, друг мой? — мягко спросил Питер. — Это ведь не секретная информация, так?

— Игорь Толоконников, — сообщил мужчина, вытянул из кармана черный жетончик, но получилась заминка, потому что правая рука была у Игоря занята, поймать подброшенную монету он не мог, а если монета упадет на тропинку, то ее придется искать…

Пока Игорь соображал, как ему поступить, и, конечно, не мог решиться, Питер поднялся, оставив рюкзак на камне, подошел к «пограничнику», спокойно отобрал у него ружье, проверил затвор (патрон действительно находился в патроннике, а оружие — на предохранителе) и сказал:

— Отбой тревоги.

Он отступил на шаг, направил ружье в грудь ошарашенного Игоря, положил палец на спусковой крючок и сказал Инге:

— Девочка, тебе придется потащить рюкзак, справишься? А может, ты возьмешь на прицел бравого солдата, а рюкзак все-таки потащу я? Тебе сложно решить эту маленькую задачу? Тогда я решу сам, хорошо?

— Я возьму рюкзак, — сказала Инга, и Питер бросил на девушку быстрый взгляд: на ее лице не было и тени сомнения, видимо, держать в руках оружие было ей противно с рождения, а потому и решение далось легко.

— Хорошо, — кивнул Питер. — Игорь, идите вперед, я за вами, Инга — замыкающей. И никаких лишних движений.

— Да, — сказал Толоконников и пошел вниз по тропе, не оглядываясь и не соразмеряя свои шаги с шагами незваных гостей. Питеру было все равно, а Инге наверняка тяжело тащить котомку, перескакивая с камня на камень.

— Стой! — приказал Питер, но Игорь продолжал идти, будто не слышал. Он действительно не слышит, — подумал Питер, — я ведь не назвал его по имени.

— Толоконников! — крикнул он. — Остановись!

Игорь застыл на месте, будто солдат по команде бравого сержанта.

— Инга, — сказал Питер, — оставь рюкзак здесь, никуда он не денется. Эти… Пока они будут соображать, что с ним делать, мы уже спустимся и пошлем кого-нибудь.

— Я сама хотела это предложить, — тяжело дыша, проговорила Инга. Дальше пошли налегке, Питер повесил ружье на плечо, не было смысла постоянно целиться Игорю в спину, тот и не думал оборачиваться, шел, насвистывал себе под нос, а может, это птица тихо пела в кустах?

Минут через десять тропа вывела их на берег реки, лес кончился, дальше — на противоположном берегу — были поля до самого горизонта, там росло что-то желтое и высокое. Может, пшеница или рожь, Питер в этом не разбирался. А у леса стояло десятка два домиков, одноэтажные кирпичные строения. Типичная деревня, такая же, где жила Инга, и народ здесь был такой же — две женщины средних лет сидели на скамье и равнодушно смотрели, как Питер конвоировал их земляка, а трое мужчин, о чем-то спорившие перед закрытой дверью, замолчали и наверняка не могли взять в толк, что им надлежало делать в такой нестандартной ситуации.

«Господи, — подумал Питер, — обычная картина. Неужели я ошибся?..»

— Это Игорь Толоконников! — крикнул он. — Забирайте, мне он не нужен. А как зовут вас? Каждого! Сначала ты, потом ты, а потом ты!

Мужчины назвали себя, а Питер запомнил; самому младшему вряд ли исполнилось двадцать, а самому старшему, седому и лысоватому, было, скорее всего, больше пятидесяти.

— Олег Кардин!

— Николай Кожевников.

— Дмитрий Попов…

— Ружье у вас наверняка одно на всю деревню, — задумчиво сказал Питер. — И носите вы его по жребию, верно? Сегодня не повезло Игорю. А кому не повезет завтра?

— Мне, — сказал молодой Олег Кардин.

— Тогда возьми эту штуку, а то у Игоря нервный срыв, и доверять ему оружие я бы не стал. Может случайно нажать на курок, а потом ему прямая дорога в сумасшедший дом.

Питер протянул Олегу ружье, и тот застыл, мучительно соображая, что делать с оружием — день был не его, указаний на этот счет не поступало, вариантов решения было не два и даже не пять… Пришлось Питеру взять на себя и эту инициативу.

— Веди, — сказал он. — Где у вас старейшина? В смысле главный. Председатель. Шеф. Или как вы его называете?

— Мэр, — пробормотал Олег.

— Ну да, — улыбнулся Питер. — В таком огромном городе, как ваш, естественно, должен быть мэр. Веди.

Потоптавшись, Олег повернулся и, держа ружье, как палку, направился к единственному на всю деревню двухэтажному дому, отличавшемуся еще и тем, что фасад его украшали две нелепые дорические колонны, ничего не подпиравшие, но создававшие, видимо, впечатление величия — для местных жителей, конечно. Питер усмехнулся, увидев надпись поперек фасада, сделанную масляной краской: «Мэр города Баимова, Башкортостан, Россия».

«Только триколора на древке не хватало, — подумал Питер. — А может, его и вывешивают при каждом удобном случае. Наверняка вывешивают, жребий бросать не надо, все даты в календаре расписаны, а то, что России не существует, бабушка надвое сказала, точных указаний не поступало, и если у них так жребий выпал, то стране — быть…»

Вслед за Олегом Питер и Инга вошли в светлую прихожую, где стояло два потертых дивана с выпиравшими пружинами, большой круглый стол, покрытый скатертью, на которой спиралью вились желтые и рыжие цветочки, похожие на лютики, а в простенке между окнами, затянутыми полиэтиленовой пленкой, стоял настоящий книжный стеллаж, и что совсем удивительно, не пустой, а с книгами — большими и толстыми, маленькими и тонкими, относительно новыми и совсем потрепанными. Ноги сами повели Питера к стеллажу, ему и жребия не надо было бросать, даже если бы он — не приведи господь! — был таким же бивалентным, как прочие обитатели славного города Баимова, Башкортостан, Россия.

— Подумать только, — бормотал Питер, вытаскивая книги и ставя на место, — настоящий Сэлинджер… нет, вы поглядите, это же Достоевский две тысячи двадцать шестого года издания, за сколько же лет до Сверхновой? Ну да, пятнадцать…

— Это книги? — спросила Инга, она стояла рядом и смотрела с испугом, будто, перелистывая страницы, Питер совершал кощунство, которое непременно обернется для него страшным наказанием.

— Книги, — сказал Питер. — Представляешь, самые настоящие, я не видел книг лет десять, нет, больше…

— Господа, — сказал голос за его спиной, — попрошу вас сесть и ответить на мои вопросы.

Питер обернулся, поставив на место томик Гранина. Посреди комнаты стоял старик — тощий, как трость, которую он держал в правой руке, морщинистый, как старый персик, пролежавший месяц в закрытой коробке, и лысый, как вершина горы, которую Питер как-то видел на картине, лежавшей в углу комнаты в доме, где он остановился на ночлег. Наутро картину сожгли, потому что в голове хозяина квартиры возник вопрос, что делать с этим произведением отжившего искусства. Вариантов было, к несчастью, всего два: сжечь или выбросить на свалку. Жребий выпал: сжечь, что и было сделано в присутствии Питера. Он, конечно, пытался сказать какие-то слова в оправдание художественного творчества, но после того, как монетка была брошена, любые слова до сознания хозяина дома уже не доходили.