Православие принесло Руси и уже сложившуюся имперскую идеологию, но усвоившая ее Русь отдавала себе отчет, что лишь занимает равночестное место в общехристианской симфонии государств, так как избраны и призваны Богом все племена земные. Наиболее четко и ярко эта идея принятия христианства как иудео-эллинского наследия сформулирована будущим киевским митрополитом Иларионом в «Слове о Законе и Благодати» (1049 г.). Иларион, первый русский по происхождению митрополит, формулирует свое понятие истории: история есть поступательное движение всех народов ко Христу.
Для христиан, для Церкви история христоцентрична — вот почему формула «православие есть стержень русской культуры и нации» истинна лишь тогда, когда ее сторонники не будут забывать о Том, Кто есть стержень православия, — об Иисусе Христе, Чья радостная и благая весть о спасении каждого через жертвенную любовь только и может быть средоточием культуры и духовности всякой христианской нации. Если такового сознания нет, если в чьем бы то ни было личном или коллективном подходе к православию отсутствует живой Христос, то перед нами очередное использование христианства в виде идеологии, очередная мертвая схема, что является не просто подменой, но прямым извращением евангельского учения. Необходимо помнить, что религия и идеология суть разные формы общественного сознания, смешивать их было бы грубейшей ошибкой и для ученого, и для политика. Величайший из русских святых XVIII в. святитель Тихон Задонский писал об этом: «Святое Писание дано нам от Бога ради нашего спасения и прославления имени Бо-жия: ради того должно его читать, и поучатися, и внимать. А когда ради православия нашего читаем и тщимся его знать, то оно не токмо не в пользу, но во вред будет нам»1.
Будучи наряду с католичеством древнейшим исповеданием христианства, православие (гр. «ортодоксия», доел.: «правоверие») усваивает себе это наименование относительно «неправославия», или антиникейства, т.е. всех противников постановлений I Вселенского Собора (Никейского). «Правоверие», таким образом, не означает провозглашения некой исключительной праведности в деле личного и соборного спасения. Тем более было бы извращением и кощунством сводить смысл православия к «единственно верной» форме обрядовой практики (гр. «ортопраксия»), что отражено в народной [125] этимологии: православные — это те, кто «правильно славит» Бога. Смысл термина конкретен; на деле православный значит «неарианин», и не более того, т. е. именование соотносится с конкретной тринитарно-христологической ересью IV в., возникшей в Александрии и охватившей прежде всего восточные провинции Римской империи. Именно поэтому восточные церкви, принявшие на себя основное бремя сложных догматических споров, и стали называть себя ортодоксальными.
Православными именуют себя и отколовшиеся от единства Греко-римской Церкви неарианские древневосточные церкви, традиционно именуемые «дохалкидонскими», т.е. отошедшими после IV Вселенского Собора (Халкидонского) в V в. (армянская, коптская, якобит-ская, эфиопская). Православные веруют «во единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь». «Соборная» (гр. «кафоликоc; латинизир. «католикос») Православная Церковь часто именует себя «греко-кафолической» в отличие от римско-католического латинства. Этот термин закрепился преимущественно за Римом, вынужденным в те же века прежде всего подчеркивать свою вселенскость (один из аспектов понятия «соборность») перед лицом наводнявших Запад бесчисленных варварских племен.
Экскурс в историю терминов необходим для того, чтобы понять и помнить: сказать «православие» не значит автоматически разъяснить суть вероисповедания: Собственно греко-православие, обладающее общим канонико-догматическим единством, опирается на различные национальные традиции и может быть византийским, элладским (т.е. новогреческим), сирийским, египетским, палестинским, кипрским, болгарским, сербским, грузинским, японским и т.д.
Неоднородно и само русское православие. Во-первых* к Русской Православной Церкви принадлежат не только восточные славяне, но и многие финно-угорские, тюркские, сибирские племена и народы, молдаване, осетины, значительная часть бурят. Во-вторых, русское православие, сохраняя соборную целостность и догматическое единство, канонически существует сегодня не менее чем в шести юрисдик-циях*.
И последнее, что нужно отметить: как Тело Христово наша Церковь оставалась и остается равнозначной себе самой, но в социально-историческом бытии ее случались периоды мертвящего формализма, официозной казенщины или мелочного законничест-ва, когда подлинная и животворящая духовность оставалась как бы «под спудом», хотя й обусловливала религиозное возрождение последующих поколений. Поэтому, в очередной
*Если учитывать русскоправославные приходы Константинопольской и Американской автокефалий и Украинскую Православную Церковь в эмиграции, почти никем не признаваемую, но все же живую и осознающую себя такой же наследницей свв. Ольги и Владимира.
раз обращаясь к [126] православию как живому и неиссякаемому источнику национального бытия, необходимо четко осознавать, какое именно русское православие было и должно оставаться основой и стержнем национальной культуры; не что именно из православия необходимо взять за образец (православная традиция целостна и нерасчленима), но какое православие животворило и животворит русскую землю — православие живое, динамическое, строго следующее своей церковной традиции и в то же время не боящееся внутренней свободы верующего, открытости к инославию на уровне диалога в братской любви, универсальное, вселенское, не страшащееся никаких острых вопросов современности, или же православие формы и пассивного охранительства, изоляционистское, религия «типиконщины», золоченых риз и пренебрежения к миру?
ОТ ЦАРСТВЕННОГО СВЯЩЕНСТВА К СВЯЩЕННОМУ ЦАРСТВУ
Ясное, исполненное предельной любви и терпимости учение Иисуса Христа и святых апостолов о единстве всех народов с их самобытными традициями и сохраняющимся своеобразием внутри вселенской Церкви было очевидно для наших ранних богословов и православных писателей, таких, как митрополит Иларион Киевский, Кирилл Туровский, игумен Даниил или великий князь Владимир Мономах. Династические связи киевских князей с западноевропейскими правящими фамилиями широкоизвестны. В Киеве, Переяслав-ле, Смоленске, Новгороде и других городах существовали не только латинские приходы, но и большие иудейские и армянские общины. Митрополит Климент Смолятич, охарактеризованный в летописи как «книжник и философ», не считал зазорным ссылаться на «язычников» Гомера, Платона и Аристотеля. В Киеве весьма почитались мощи св. Климента, папы Римского; некоторые черты жития канонизированного в Новгороде Антония Римлянина дают возможность предполагать в нем миссионера из Ирландии. Чисто западным заимствованием (видимо, через то же самое ирландское посредничество) стали на Руси колокола, отсутствовавшие в византийской традиции. Почитание одного из любимейших на Руси святых — Николая Чудотворца, чьи мощи уже тогда находились в итальянском городе Бари, — также продукт западного влияния*.
Рим и в особенности Иерусалим как священные города вызывали у русских православных христиан живейший интерес, что отражено в известном «Хождении» игумена Даниила, где описывается его паломничество в Святую Землю, принадлежавшую
*В Киево-Печерском патерике (ХШ в.) в повествовании о Моисее Угрине, отказывающемся вступить в брак с польской красавицей, мы не находим среди его возражений ни малейшего намека на католическое вероисповедание польки.
[127] в это время (1106 г.) основанному крестоносцами латинскому Иерусалимскому королевству. Игумен возжигает у Гроба Господня лампаду «от всей земли Русской», ощущая себя в Иерусалиме посланцем всей Руси. Он особо подчеркивает, что почет, оказанный ему лично королем Балдуином I, был данью уважения к Русской Церкви. Мы не находим у Даниила духа конфронтации и вражды относительно латинян, при этом следует учесть, что до нас дошло свыше сотни списков «Хождения», что свидетельствует о широчайшей популярности сочинения игумена Даниила среди читающей русской публики.