Идеология осифлянства была заведомо обречена, поскольку желала церковно-государственной симфонии, тогда как империя стремилась к неограниченной власти. Последующие имперские притязания на Константинополь имели чисто политическую подоплеку, как некая «мечта о проливах», т.е. военном контроле над входом в Черное море.

Религиозный национализм в обличье московского мессианизма был трагическим, хотя и неизбежным отступлением от евангельского духа; официальная церковность Российского государства в течение последующих трех веков как бы сводится до уровня сакрализации бытового уклада и выполнения формальных правил благочестия. Даже созидание православной семьи понимается как «государево дело» — отсюда «Домострой», ритуализировавший заготовку овощей и фруктов*.

После смерти митрополита Макария и царицы Анастасии Романовой Иван Грозный подчиняет себе Церковь, провозглашая при этом де-факто российский изоляционизм (запрещение боярам «отъезжать», запрет на книгопечатание): всякая боязнь «чужебесия» и влияния из-за рубежа есть проявление инфантильных и невротических фобий любого тоталитарного режима, провозглашающего себя «священным царством».

Живое христианство, подлинная православная церковность не желают принимать мертвечины мумифицированного уклада. Дух универсализма, любви, служения, свободного подвига не иссякает, но принимает иные формы, далекие от официоза. Народная память до сих пор почитает Василия Блаженного, легендарного юродивого, обличений которого якобы боялся сам Иван IV. В нашей Церкви не так много

*Во всем этом иногда принято винить «русское варварство», о котором на деле здесь не может быть и речи. Иосиф Волоцкий в своей нетерпимости к еретикам ориентировался на Рим, а его старший современник, печально известный архиепископ Новгородский Геннадий, с восторгом ссылался на инквизицию «шпанского короля, как он свою очистил землю». Учение Волоцкого и его последователей о равенстве царства и священства и обязанности Церкви не подчиняться царю-тирану не имеет никаких аналогий и в византийской традиции и близко идеям Иоанна Солсберийского и Фомы Аквината, а также учению иезуита Хуана Марианы (XVI в.) и современных ему проте-стантствующих публицистов Жана Буше, Уильяма Барклая, Джорджа Бьюкенена, Юниуса Брута и др. Осифлянство по многим своим параметрам можно было бы считать формой «протозападничества».

[134] канонизированных женщин, но именно на этот период приходится жизнь и деятельность св. Юлиании Лазаревской, творившей в Муроме чудеса христианского милосердия, при том что сама она жила впроголодь, так как все свое имущество раздала нуждающимся. XVI-XVII вв. — это эпоха массового бегства подвижников благочестия из удушливого климата «московского мессианизма», это — созидание Святой Руси в заволжских, вологодских, поморских лесах, это — время расцвета северного монашества, проповеди язычникам, возникновения казачьей вольницы. Странствующие святые отшельники, основатели новых обителей, такие, как свв. Александр Свир-ский, Антоний Сийский, Нил Столбенский и др., одухотворяют и «окультуривают» дикие и суровые края, оставаясь верными тому «царственному священству», о котором говорил апостол Петр и которое так раздражало царя Петра I, назвавшего именем первоапостола свою новую столицу на Неве.

ПАРАДОКСЫ ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА

Открытость Западу, начавшаяся при царе Алексее Михайловиче, принесла России множество положительных ценностей, как материальных, так и духовных. К сожалению, форма усвоения западной цивилизации Россией была, мягко говоря, далека от совершенства. По контрасту с двухвековым изоляционизмом России яркий и сложный мир западноевропейских столиц, с их академиями, университетами, фабриками и судоверфями, поражал воображение правящей элиты и вызывал отталкивание от застывшего старомосковского быта.

Необходимость реформ и оздоровления общественной атмосферы была очевидна, но при абсолютной и бесконтрольной власти меньшинства в государстве царят и творятся многочисленные и труднопоправимые глупости. Под боком у Петра активно работает уникальный для рубежа веков церковный и общественный деятель Даниил Саввич Туптало (будущий св. митрополит Дмитрий Ростовский), писатель, публицист, апологет, ученый, человек открытый и живой. Как представитель киевского православия периода «украинского барокко», святитель Дмитрий гораздо более ориентирован на универсализм и не приемлет окостеневших церковных форм. Составитель своего рода «всеправославной энциклопедии»*, он, кажется, самый подходящий сотрудник царя в деле просвещения. Но его школу закрывают, святитель вынужден давать объяснения своим якобы «прокатолическим воззрениям», уже немолодого его ссылают в Сибирь и возвращают

*Так называемые Большие Четьи-Минеи, собрание житий святых.

[135] оттуда с подорванным здоровьем за несколько лет до смерти — Петр не желает иметь неподконтрольных и самостоятельных церковных деятелей.

Насильственная и поверхностная европеизация — такова главная отличительная черта «века Просвещения» в России, с его релятивизмом, доходящим до атеизма, «вольтерьянством» и «фармазонством», с его агрессивной секуляризаторской политикой в отношении Церкви и низведением последней на уровень одного из государственных департаментов. Россия все больше приводится в соответствие с западными внешними нормами цивилизации, но какими методами? Переписка государыни с «Вольтером и Дедеротом» не мешает закрепощению украинского крестьянства, с одной стороны, и с другой — позволяет ей объявить себя «главой Церкви». Причудливо «пересаживается» в русскую почву западная веротерпимость; печатаются лютеранские и кальвинистские катехизисы (что само по себе и неплохо для развития сравнительного богословия), но апологетическую книгу митрополита Стефана Яворского «Камень веры» царь запретил «из соображений веротерпимости», так как в ней содержалась полемика с протестантами, а те могут обидеться... При Петре был введен штраф за подачу милостыни (от 5 до 10 руб.) и телесные наказания с последующим вырезанием ноздрей и ссылкой на галеры «за разглашение видений и чудес». В 1723 г. выходит указ никого не постригать в монахи, так что к 1740 г. русское монашество состояло из дряхлых стариков, а основатель старчества преподобный Паисий Величковский был вынужден эмигрировать в Молдавию. К тому же в монастырях был введен запрет на бумагу и чернила — чтобы лишить их значения традиционных центров книжности и учености. Был наложен и запрет на хождение по улицам с иконой и святой водой (почти по законодательству 1929 г.)! В то же время возникает ханжеский правительственный запрет православным переходить в иные вероисповедания.

Во времена бироновщины сотни священнослужителей были расстрижены, наказаны плетьми и сосланы, так же поступали и с протестующими епископами, а таковых было немало. 6557 священников было отдано в солдаты, вследствие чего в одних только четырех северных епархиях без духовенства и причта осталось 182 церкви. Св. Тихон Задонский, яркий представитель как раз православного универсализма, миссионер и духовный писатель, всю жизнь был гоним. Расправа Екатерины II с обличавшим ее митрополитом Арсением Мацеевичем, замученным в тюрьме, была столь жестока, что надолго отбила охоту у русских иерархов критиковать верховную власть.

Ослабляя Православие, унижая его, правительство способствовало этим росту национально-мессианских настроений, враждебного отношения народа к западному миру, что приводило к стихийным [136] религиозным движениям, чаще всего под девизом «старой веры». Православная литература почти не издавалась, зато государство дало прочную централизованную организацию ламаистам (в 1764— 1775 гг.), освободив всех лам от податей и подчинив их главному ламе, а также мусульманам, создав к концу века три центра во главе с муфтиями (Крым, Уфа и Казань) и отпечатав Коран тиражом 3 тыс. экземпляров, раздаваемых бесплатно. С точки зрения веротерпимости это нельзя не приветствовать, но делалось это в ущерб элементарным свободам православных. Постоянно действующая с 1802 г. казанская типография обеспечивала мусульманской литературой все татарские селения, началась исламская проповедь среди крещеных татар. Впрочем, в это время были послабления и для православных: в 1801 г. было освобождено от. телесных наказаний белое духовенство, в 1804-м — иеромонахи, а в 1812 г. — остальные монашествующие.