Один человек остался жив.

Огромный белый кит со странным пассажиром за спиной и удавленник, влачившийся за своим заклятым врагом с настойчивостью одержимого, были уже глубоко. Китобоец отправился в свое последнее — вертикальное — плавание. В пучине уже скрылись и рука с молотком, и ястреб, чье крыло было прижато к мачте: океан со сноровкой, приобретенной им за миллиарды лет, стер со своего лика следы человеческого присутствия.

Только человек, выброшенный из вельбота, еще плавал поблизости, но и он знал, что скоро пойдет ко дну, к своим товарищам.

А потом тонущий корабль словно сделал последний выдох, и лопнул черный пузырь. Из него, как взвившийся к небу дельфин, вырвался гроб Квикега, ставший теперь лодкой, перевернулся в воздухе, упал и закачался на волнах. Дельфин превратился в бутылку, и в ней была весточка надежды.

На этом гробу человек целый день и целую ночь проплавал в море, покачиваясь на легкой панихидной зыби. На второй день «Рахиль», блуждавшая по неверным следам своих пропавших детей, нашла еще одного сироту.

Капитан Гардинер счел историю, рассказанную Измаилом, самой странной из всех, какие ему доводилось слышать, — а таких было немало. Но ему было некогда удивляться — мучительная нужда гнала его вперед. И «Рахиль», распустив паруса, рыскала как безумная из стороны в сторону в поисках вельбота с мальчиком — сыном капитана. Минул день, и ночь опустилась над морем, тогда зажгли фонари. Взошла полная луна, и в ее сиянии спокойные воды стали черненым серебром.

Буй, он же гроб Квикега, подняли на палубу, и, пока Измаил заканчивал свой рассказ, капитан Гардинер обошел гроб кругом, с любопытством его разглядывая и то и дело нагибаясь к странным завиткам на крышке.

— Н-да, интересно, что такое некрещеный варвар хотел выразить этими закорючками? — бормотал капитан. — И вот забавно — ведь эти письмена вырезал неграмотный дикарь. Не молитва ли это одному из его богов, подобных Ваалу? Послание кому-то из обитателей иного мира? А может, это заклинания, и тот, кто произнесет их, попадет в некую область или время, где, верно, нам, христианам, будет совсем неуютно?

Эти домыслы запомнились Измаилу. Впоследствии ему казалось, что последнее замечание капитана могло оказаться истинной правдой. Не был ли замысловатый узор, расплывавшийся и ускользавший от пристального взгляда, абрисом того ключа, что мог повернуть колеса времени?

Но времени на размышления у Измаила было не так много.

Зная, через какие испытания ему пришлось пройти, капитан Гардинер дал ему поспать остаток дня и половину ночи. Потом его разбудили и послали на марс фок-мачты дозорным — надо было отрабатывать свой хлеб. За спиной моряка горел фонарь.

Измаил озирал недвижное море, блестевшее вокруг «Рахили», словно жидкое серебро. Ветер стих; пустили вельботы, чтобы тянуть «Рахиль» дальше на буксире. В тишине раздавался только плеск весел, с усилием раздвигавших воду, да нечаянный вздох уставшего матроса. Казалось, воздух уплотнился, как морская вода, будто и в самом деле став тяжелым серебристым саваном. Полная луна плыла по безоблачному небу, словно кружась в медлительном водовороте.

Внезапно по спине Измаила побежали мурашки — за последние несколько дней он почти привык к этому ощущению.

Ему показалось, что спереди и под ним на ноки рей снизошли огненные призраки. Трезубцы громоотводов горели, словно от огня. Он обернулся, посмотрев назад; концы рей испускали струи призрачного света.

Кто-то крикнул: — Огни Святого Эльма!

Измаил помнил, как горели эти огни на «Пекоде». Неужели и «Рахиль» обречена? Неужто судьба смилостивилась над ним лишь для того, чтобы погубить немного погодя?

Увидав гигантские свечи, полыхавшие природным огнем, люди в вельботах бросили весла, но командиры, сидевшие на носу вельботов, заставили их снова взяться за работу.

— Измаил, друг мой, не видать ли пропавшего вельбота? — крикнул капитан Гардинер, задрав голову вверх.

— Нет, капитан Гардинер! — крикнул в ответ Измаил. Ему показалось, что от этого крика сноп света рядом с ним заколебался, словно пламя свечи. Нет, пока ничего не видать!

Но уже через мгновение он вздрогнул и вцепился в узкие поручни, за которыми стоял. Что-то двигалось по правому борту. Это было что-то длинное и черное, и несколько секунд Измаилу казалось, что это вельбот и до него около полумили. Но кричать он не стал: он хотел вначале в этом убедиться, чтобы не волновать капитана понапрасну. Секунд тридцать спустя черный предмет стал длиннее, прорезав ртутную гладь моря светлосеребряными бороздами. Теперь он походил на морскую змею — такой длинный и тонкий, что Измаил подумал: "Это, должно быть, та самая тварь, о которой я столько слышал, но ни разу не видал". А может, это было щупальце Кракена, который по причине, известной только ему самому, всплыл на поверхность.

Внезапно черная змееподобная тварь пропала. Он потер глаза. Утомление от трехдневной гонки за белым китом, на его глазах протаранившим и потопившим корабль, день, ночь и еще полдня плавания на крышке гроба, разве этого недостаточно, чтобы навсегда повредиться рассудком?

Тут другой дозорный закричал: — Морская змея!

Раздались новые выкрики, уже с вельботов, тянувших судно, а ведь оттуда море было видно намного хуже, чем с мачт.

Длинные тонкие черные нити метались, кружили и скользили по серебристо-черным волнам и там и тут. Казалось, что они рождаются только для того, чтобы вонзить свои копьевидные головки в борта «Рахили» и растаять. Сначала их было около десятка, потом — две дюжины, а вскоре они уже исчислялись сотнями.

— Что это такое? — прокричал капитан Гардинер.

— Не знаю, капитан, но что-то они мне не по душе! — крикнул в ответ второй помощник.

— Мешают ли они грести? — спросил капитан.

— Только тем, что не дают людям сосредоточить мысли на работе!

— Пусть мысли витают где им угодно! — взревел капитан Гардинер. Главное, чтобы их спины мне послужили. Ворочайте веслами, ребята! Чем бы ни были эти твари, они навредят вам не больше, чем электрические сполохи на мачтах.

— Есть, сэр! — не слишком веселым голосом откликнулся второй помощник. — Ну, ребята, слыхали, что сказал капитан? Загребай, поднатужься! Да не смотрите на это наваждение! Наваждение и есть, мираж, какие бывают на море! Призраки, отражения того, чего нет! А если что и есть, то так далеко, что до вас не достанет!

И снова в застывшем воздухе над недвижной водой слышались лишь удары весел да вздохи гребцов. Только теперь змееподобные «призраки» стали ходить кругами, будто пытаясь ухватить и проглотить собственный хвост. Они все кружили и кружили — или это только казалось? — и складки, которые они оставляли на воде, становились все глубже и заметнее.

И сполохи электричества, огни Святого Эльма на ноках рей и трезубцах громоотводов, тоже, казалось, разгорались все ярче.

Из бесплотных призраков они превратились в живые существа, их дыхание стало горячим.

Измаил отодвинулся от них как можно дальше, прижавшись животом и коленями к твердым поручням и устремив взгляд вперед, чтобы не смотреть на огни по сторонам.

Снизу раздался пронзительный крик: кто-то из матросов бросился в люк, а за ним следом, словно играя, прыгнул раздвоенный язык пламени высотой в два человеческих роста.

В это самое время передние концы длинных черных штуковин, вертевшихся в море, тоже засветились огнем Святого Эльма. Они стали похожи на длинных, как змеи, доисторических китов, этих прародителей современных монстров с округлыми боками, только извергавших вместо воды струи раскаленной серы.

Измаил посмотрел налево, потом направо: белесые огни по обоим концам реи раздвоились, и по огоньку из каждой пары, словно танцуя, побежали по рее к нему.

Измаил схватился за перила и крепко зажмурился.

— Господи, помилуй нас, грешных! — закричал капитан. — Море ожило, корабль в огне!