Мы не принимаем в расчет данное обстоятельство или забываем о нем. Этим объясняется, почему нам так трудно определить «обычное знание», «возможное знание», и «скрытое знание», а также существующие между ними различия.
Во всех мифах и сказках мы обнаруживаем идею «магии», «колдовства», «волшебства», которая, по мере приближения к нашему времени, принимает форму «спиритизма», «оккультизма» и т.п. Но даже те люди, которые верят в эти слова, очень смутно понимают их смысл: им не ясно, чем знание «мага» или «оккультиста» отличается от знания обыкновенного человека; вот почему все попытки создать теорию магического знания завершаются неудачей. Результатом бывает всегда нечто неопределенное, хотя и невозможное, но не фантастическое; в таких случаях «маг» кажется обыкновенным человеком, одаренным некоторыми преувеличенными способностями. А преувеличение чего-либо в известном направлении не в состоянии создать ничего фантастического.
Даже если «чудесное» знание оказывается приближением к познанию Неведомого, люди не знают, как приблизиться к чудесному. В этом им чрезвычайно мешает псевдо-оккультная литература, которая нередко стремится уничтожить упомянутые выше различия и доказать единство научного и «оккультного» знания. В такой литературе часто утверждается, что «магия», или «магическое знание», есть не что иное, как знание, опережающее свое время. Говорят, например, что некоторые средневековые монахи обладали какими-то знаниями в области электричества. Для своего времени это было «магией», но для нашего времени перестало быть ею, И то, что воспринимается нами как магия, перестанет казаться ею для будущих поколений.
Такое утверждение совершенно произвольно; уничтожая необходимые различия, оно мешает нам отыскать факты и установить к ним правильное отношение. Магическое, оккультное знание есть знание, основанное на чувствах, превосходящих наши пять чувств, а также на мыслительных способностях, которые превосходят обычное мышление; но это – знание, которое переведено на обычный логический язык, если это возможно и поскольку это возможно.
Что касается обычного знания, то нужно еще раз повторить, что хотя его содержание не является постоянным, т.е. хотя оно меняется и возрастает, это возрастание идет по определенной и строго установленной линии. Все научные методы, все аппараты, инструменты и приспособления суть не что иное, как улучшение и расширение «пяти чувств», а математика и всевозможные вычисления – не более чем расширение обычной способности сравнения, рассуждения и выводов. Вместе с тем, отдельные математические конструкции настолько заходят за пределы обычного знания, что теряют с ним какую бы то ни было связь. Математика обнаруживает такие отношения величин и такие отношения отношений, которые не имеют эквивалентов в наблюдаемом нами физическом мире. Но мы не в состоянии воспользоваться этими достижениями математики, ибо во всех своих наблюдениях и рассуждениях связаны «пятью чувствами» и законами логики.
В каждый исторический период человеческое «знание», или «обычное мышление», или «общепринятое знание», охватывало определенный круг наблюдений и сделанных из него выводов; по мере того, как шло время, этот круг расширялся, но, так сказать, всегда оставался на той же плоскости и никогда не поднимался над нею.
Веря в существование «скрытого знания», люди всегда приписывали ему новые качества, рассматривали его как поднимающееся над уровнем обычного знания и выходящее за пределы «пяти чувств». Таков истинный смысл «скрытого знания», магии, чудесного знания и так далее. Если мы отнимем у скрытого знания идею выхода за пределы пяти чувств, оно утратит всякий смысл и всякое значение.
Если, принимая все это во внимание, мы сделаем обзор истории человеческой мысли в ее отношении к чудесному, то сможем найти материал для уточнения возможного содержания Неведомого. Это знание возможно потому, что, несмотря на всю бедность своего воображения и беспорядочность попыток, человечество правильно предугадало некоторые вещи.
Общий обзор стремлений человечества в область непостижимого и таинственного особенно интересен в настоящее время, когда психологическое изучение человека признало реальность тех состояний сознания, которые долгое время считались патологическими. Теперь даже допускается, что они обладают познавательной ценностью. Иными словами, получил признание тот факт, что в подобных состояниях сознания человек способен узнать то, чего он не может узнать в обычном состоянии. Но изучение мистического сознания застыло на мертвой точке и далее не двинулось.
Было признано, что, оставаясь на научной почве, нельзя рассматривать обычное состояние сознания, в котором мы способны к логическому мышлению, как единственно возможное и самое ясное. Напротив, было установлено, что в других состояниях сознания, очень редких и мало изученных, можно узнавать и понимать то, чего в обычном состоянии сознания мы понять не сможем. Это обстоятельство, в свою очередь, привело к установлению того, что «обычное» состояние сознания есть лишь частный случай миропонимания.
Изучение этих необычных, редких и исключительных состояний человека выявило, сверх того, некое единство, связанность и последовательность, совершенно нелогичную «логичность» в содержании так называемых «мистических» состояний сознания.
Однако и в этом пункте изучение «мистических состояний сознания» остановилось и более уже не прогрессировало.
Довольно трудно дать определение мистического состояния сознания, пользуясь средствами обычной психологии. Судя по внешним признакам, такое состояние имеет много общего с сомнамбулическими и психопатологическими состояниями. В установлении же познавательного значения «мистических» состояний сознания нет ничего нового – этот факт является новым лишь для «науки». Реальность и ценность мистических состояний сознания признавались и признаются всеми без исключения религиями. Согласно определениям православных богословов, мистические состояния сознания не могут открыть новые догмы или прибавить что-либо к старым, однако они разъясняют те догмы, которые уже известны благодаря Откровению. Из этого явствует, что мистические состояния сознания не противоречат Откровению, но считаются как бы феноменами той же природы, хотя и меньшей силы. Они могут объяснить догмы, данные в Откровении, но не могут прибавить к ним новые догмы. К несчастью, богословские истолкования всегда держатся в пределах догм и канонических правил какой-то определенной религии; в силу своей природы они не способны преодолеть эти границы.