Вниз. Жесткий удар о скалобетонный пол. Смягчив столкновение так, как только возможно, этогаур все равно услышал треск собственных костей. Поднявшись, он понял — с ногами что-то не так. Боль была глубокой, раскалывающей, и Седдок не смог бы много пробежать. Ничего. Ему недалеко осталось. Гнев поддержит его. Гнев начал растекаться по жилам этогаура, как только он бросился вперед, перепрыгивая через кабели, управляющие параллельным движением вагонеток, и повел бригаду к громадной доменной печи.

Не все его бойцы пережили падение — оглянувшись, Седдок увидел на полу два тела. Один из разбившихся пытался ползти. Они были неудачниками, оставленными Сынам Сека. Враг еще не прибыл, Сыны пока не решались прыгать. Рычание в горле этогаура выражало его презрение и его решимость. У воина Договора было время, которого он жаждал. Он всё же преподаст урок.

Кштах ринулся вперед. По локсатлю не было заметно, что падение ему повредило. Парные флешетные бластеры[6] с нательного жилета наёмника испустили бурю мономолекулярных осколков, нарезая на ленточки рабов, встречавшихся им на пути. Повсюду царила паника. Транспортники, несущие огромные грузы с балками и частями обшивки корпуса, были брошены. Человечество во всей своей бесполезности стремилось избежать участи стать пиром для Кровавого Бога. Страх давал Седдоку больше энергии. Он покажет, что люди боялись не зря.

Доменная печь возвышалась впереди. Это был титан, припавший к земле, его массивное тело в форме лампы возвышалось до верхних уровней мануфакториума. Внутри, раскаленная до нескольких тысяч градусов, находилась расплавленная руда объемом с небольшое озеро.

Седдок сосредоточился на цели. Домна была его оружием, тем, к чему он так стремился. Все верно. Тем не менее, в глубине души этогаур был возмущен, унижен тем, что эта гонка была похожа на отступление, на бегство от превосходящих сил противника.

Бригада Смерти была совсем рядом с основанием доменной печи, когда Сыны Сека нанесли удар. Стена лазерного огня обрушилась на воинов Седдока. Сыны создали непрерывную линию атаки, маршируя по этажу плечом к плечу. Они преодолевали все препятствия, чтобы производить точные выстрелы по Кровавому Договору.

Один из Сынов не стрелял. Он встал на груду балок несколько метров высотой, провоцируя Бригаду Смерти, чтобы они выбрали его своей целью. Биченосец, догадался Седдок. До него доходили слухи об офицерах, словно говоривших голосом самого Сека, которые вели своих бойцов к невероятным военным подвигам. Командовал подчиненными он в надменной, даже презрительной манере.

«Конечно же, — подумал Седдок. — Это не элитные войска. Их слишком много».

Посыл оказался ясен: «Сыны Сека могут справиться с лучшими из Кровавого Договора своими рядовыми силами».

Бригада открыла ответный огонь. Это был акт символического неповиновения, тщетный жест, сметенный волной резни. Задние ряды тут же пали. Остальные залегли за кольцевым воздухопроводом, окружавшим печь. Это было частичное укрытие, оно позволит им прожить еще несколько секунд.

Седдок достиг основания. Жар вулканического сердца печи просачивался сквозь его гротеск.

— Никто не уйдет с этого поля боя, — прохрипел Параак, как только он и Меввакс присоединились к вождю.

— Никто, — согласился Седдок. — Никто. Он выплюнул слова, клятву, разъеденную кислотой, и достал мельтабомбу из разгрузки. То же самое сделали двое других. — Ни один Сын Сека не выберется из этого мануфакториума.

— И ни один из присягнувших Кровавому Договору.

— И?

— Никто не узнает, что мы здесь сделали.

Седдок установил бомбу на основании печи.

— И? — рыкнул он. Этогауру сейчас было плевать на послание или любую другую вещь. Его враги стояли на пороге триумфа, и единственное, что имело значение — это вырвать победу из их рук.

Меввакс снова ухмыльнулась, глаза женщины сверкнули хищной жестокостью над её кровавой гримасой. Она не бросала вызов Седдоку. Она даст волю своей ярости вместе с ним.

— И Кровь для Кровавого Бога, — сказала она Парааку и двинулась вдоль бока печи. Второй воин Договора пошёл в другую сторону.

Одной мельтабомбы было бы достаточно, чтобы пробить корпус. А три дадут гарантию, что у Сынов не будет и шанса отреагировать.

За спиной Седдока сражение подходило к концу. Осталась лишь горстка бойцов Кровавого Договора. Сыны Сека быстро приближались — они, должно быть, осознали, как далеко могла зайти Бригада Смерти. Их поспешные стремления остановить Седдока даровали ему эту личную победу.

Отвернувшись от печи, этогаур увидел на кольцевом воздухопроводе Кштаха, ведущего огонь по Сынам Сека. В нескольких шагах слева от Седдока был несущий каркас, по которому он и взобрался на вершину трубы. Сыны Сека были волной гнева, идеальной военной силой, направлявшейся прямо к нему.

— Приготовиться! — крикнул он вниз двум бойцам.

— Уже, — ответила Меввакс, и Параак издал свой влажный смешок.

Седдок снял детонатор с пояса. Держа большой палец на кнопке, этогаур поднялся, становясь лицом к противнику. Пришло время расколоть мир так, как ему представлялось прежде.

Он нажал на кнопку.

Неистовый всплеск света заполнил пространство мануфакториума, как только мельтабомбы прогрызли стены доменной печи. Заряды пустили ей кровь, её раскаленную кровь. Она вспыхнула и утопила последних выживших из Кровавого Договора. Она встретила волну Сынов Сека другой волной, ужасной волной, волной красного и оранжевого металла, испепелившей само их существование. Жара была новым сортом боли, острой словно клинок, жестокой словно когти. Временами гротеск Седдока накалялся до такой степени, что начинал поджаривать плоть. Позади него Кштах корчился, словно мясо на вертеле.

Несмотря на боль, в течении нескольких секунд Седдок все еще мог видеть. Кольцевой воздухопровод еще несколько секунд возвышался над потопом.

И в эти секунды этогаур ревел. Он с воем обрушивал свою ненависть на Сынов Сека, предателей общего дела. Он кричал с такой мощью и силой, что одержал ещё одну победу — сумел сдержать мысли о нависающем большем поражении. Если Седдок и размышлял о важных вопросах — о том, как всё могло повернуться, о том, насколько опасными были Сыны Сека, что приготовили ловушку, сумев узнать о его приближении, ему было плевать. Он победил.

Но как только опоры пошатнулись, когда труба подтолкнула Седдока навстречу большей боли, ослепляющему сиянию моря расплавленной руды, он не смог более бороться с прозрением. В этот день не было ни посланий, ни уроков, и никаких побед. Была только рана, самая глубокая из тех, что он наносил. Рана, нанесенная делу, ради которого этогаур превратил себя в жертву, обреченную на сожжение.